Великий характер

Как раз на Сретение прошло 40 дней, как ни стало известного критика и литературоведа. Это место выбрано неслучайно. Пани Михайлына была другом музея. Там проходили выставки, посвященные Михаилу Коцюбинскому, а также шестидесятникам. Последние пять лет, после ухода киноведа и культуролога Романа Корогодского — основателя Клуба почитателей украинской современной литературы, взяв на себя инициативу, проводила разнообразные встречи. Наконец, передала в фонды полсотни экспонатов (письма, открытки, детские и юношеские фотографии) из своего архива. «Кроме того, что это — талантливый литературовед, прогрессивный общественный деятель, она еще развивала культурную среду — начала научный сотрудник музея Наталья Кучер. — Стремилась, чтобы вокруг объединялись молодые люди. Чтобы они осознали преемственность традиции. Так делал ее родственник — выдающийся писатель. Однако, как на сегодняшний день, это — редкое явление». «О Михасе кто-то должен написать. В придачу к уже изданной книге воспоминаний — продолжил публицист и правозащитник, друг всей ее жизни Евгений Сверстюк. — У нее был великий характер, который выработался на бездорожье второй половины ХХ века, который глотал имена и судьбы. Родилась семимесячной в той комнате, что и Михаил Коцюбинский. В 1931-м. После большого перелома. Перед большим Голодомором. И большим террором. В зоне большого молчания. По-видимому, только в показательном государственном музее (музей Коцюбинского в Чернигове. — Ред.), где отец, садовник по натуре, разводил цветы, была защита от арестов. Туда, в тот райский сад, любили приходить Тычина, Рыльский, Сосюра, избранная интеллигенция. Когда мы познакомились в начале 60-х, сама подошла и сказала: «Мы же, в сущности, знакомы». Тогда была идейной коммунисткой. По большей части, люди живут в плену своего прошлого, а оно в Михасе было почти номенклатурным: всеми уважаемая, всем известная. Но в начале 60-х она твердым почерком писала начало своей биографии на белом поле украинской борозды. Началось острое разграничение, суровый выбор и болезненный разрыв с прошлым. Отказ от привилегий в те времена казался смертельным. «Блажен, хто тратити уміє», — писал Стус. Только ли блажен? Только выдающаяся личность идет дорогой потерь навстречу своей звезде. Это уже фигура из драматургии Леси Украинки. Сжигающая за собой мосты. Михайлына не брала на себя много — что было сверх сил. Но она разделяла взгляды и боли своих заключенных друзей. Это была ее принципиальная позиция. Она любила посылать открытки в лагеря своим приятелям — чтобы они знали, что жизнь продолжается. На этой солнечной волне держалась до конца. Звонила по телефону мне почти ежедневно. Советовала, что нужно прочитать из свежих публикаций. Как она успевала за всем следить! Культура была средой ее личной жизни и полем ее труда. Михайлына покинула наш свет, но поле культуры не покинула!». «О милых спутниках,/которые наш свет/Своим сопутствием для нас животворили/Не говори с тоской: их нет; /Но с благодарностию: были», — в заключении процитировала Василия Жуковского литературный критик Элеонора Соловей. Наконец, эта цитата стала лейтмотивом вечера. Для многих Михайлына Коцюбинская — своя. «Дневская» Михайлына — та, которая останется в собственных публикациях и интервью в газетных архивах и архивах нашей памяти.

P.S. 18 декабря Михайлыне Коцюбинской исполнилось бы 80! К юбилею Национальный музей литературы Украины готовит выставку «Документы благородной человечности».

Прощальный звонок Михайлыны Коцюбинской

С Михайлыной Коцюбинской меня познакомила волынская диссидентка из Колок Наталья Каразия. В «Книге воспоминаний» пани Михайлына с теплотой вспоминает их многолетнюю дружбу. Она и ее дочка Татьяна неоднократно бывали на Волыни в Колках. Накануне 75-летия Михайлыны Коцюбинской, осенью 2006-го я побывал у нее в гостях в уютной квартире на жилищном массиве Троещина в Киеве. Меня встретила улыбающаяся хозяйка и кот Тымко, который, по ее словам, каждое утро приходил к ней здороваться. За несколько минут беседы возникло ощущение, что я знаю пани Михайлыну всю жизнь. Насколько легко и интересно было с ней общаться. Мы тогда говорили о ее знаменитом дяде, родителях, о творческой драме великого поэта Павла Тычины, о поэзии Васыля Стуса и письмах Вячеслава Чорновила. Очень откровенно пани Михайлина рассказывала о своей личной жизни и отношениях с Борисом Антоненко-Давидовичем. Больше всего из той встречи запомнились искренность и потрясающее чувство юмора. Ведь хозяйка много лет коллекционировала анекдоты. Называла их «глотком озона в удушающей атмосфере». На вопрос о современной политической ситуации она также ответила старым еврейским анекдотом: «Знаете, как разговаривали два мудрых раввина? Они молчали, потому что каждый знает то, что знает и другой. Так что давайте лучше помолчим». Потом мы общались по телефону, я поздравлял ее с Днем Независимости и Днем рождения. Каждый раз, бывая в Киеве, собирался наведаться в гости. И Наталья Каразия регулярно напоминала: «Михайлына вас ожидает, хочет подарить свою «Книгу воспоминаний». Но, как всегда, ввиду нехватки времени откладывал к следующему приезду. Поэтому приятной неожиданностью для меня был телефонный звонок от пани Михайлыны за месяц до Нового года. Она интересовалась, как поживает ее давняя подруга из Колок, и каким образом ей можно помочь, говорила, что немножко приболела, но продолжает активно работать. Когда речь зашла о книжных новинках, посоветовал только что изданную книгу Станислава Цалика и Пилипа Селигея «Тайны писательских ящиков». Увлекательный рассказ об украинских советских классиках, которые жили в доме литераторов на улице Богдана Хмельницкого в Киеве. В настоящее время на его фасаде 27 мемориальных досок. Со многими писателями судьба сводила пани Михайлыну.

Будто по мистическому стечению обстоятельств, я как раз закончил читать «Тайны писательских ящиков». Возникли вопросы, на которые ответить могла только она. Собирался задать во время своей поездки в столицу. Кто же знал, что тот звонок Михайлыны Коцюбинской был прощальным. Уже в который раз убеждаюсь — ничего не стоит откладывать на потом. Потому что потом может быть поздно. Так и случилось.

В моем мобильном телефоне в списке имен есть номер пани Михайлыны. Уже минуло сорок дней со дня ее смерти, но все не осмеливаюсь его удалить, хотя хорошо понимаю, что уже больше никогда не услышу приятный, немножко хрипловатый голос: «Пан Кость, Вас беспокоит Михайлына Коцюбинская...»