Влечение к жизни

Говорить сейчас, что «процесс пошел» было бы, по меньшей мере, самонадеянным. Да, в последнее время фильмы начали появляться более-менее регулярно, но тенденцию из этого не выведешь — просто кому-то повезло с финансированием, у кого-то нервы оказались крепче. Все это к тому, что выход в свет нового, давно заявленного фильма Сергея Маслобойщикова «Шум ветра» отраден уже сам по себе, как повод к разговору. Быть слишком строгим к нему в любом случае не хочется, ведь это, по сути, первое за несколько лет (не считая «Мойщиков автомобилей» Владимира Тихого) выступление действительно современного, работающего за пределами бесконечной «гетманиады», режиссера.

Маслобойщиков известен преимущественно как преуспевший сценограф и театральный постановщик. Его сценические работы имеют цеховое признание и регулярно получают премии. В кино опыт более дискретный. Две короткометражки (одна из них — «Сельский врач» по новелле Кафки), экспериментальное видео «...от Булгакова», полнометражный дебют «Певица Жозефина и мышиный народ», опять же по Кафке. Новый полный метр давался Сергею трудно, в первую очередь в своей драматургической части. сценарий довелось переписывать несколько раз, и эта черная, тяжкая работа в картине ощутима. Время от времени кажется, что сюжет, несмотря на беспрерывное и стремительное визуальное движение, словно носится по кругу, а то и просто стоит на месте, плененный готовым набором одних и тех же приемов. Стоит подчеркнуть, что речь идет не о сюжете в привычно развлекательном, фабульном смысле, но о той, внутренней драматургии, что движет героями, что при внешнем хаосе или мертвенном покое произведения все равно удерживает внимание, заставляет зрителя сопереживать даже самым обыденным событиям. При этом конфликт темпераментов, разных житейских воззрений в «Шуме ветра» заявлен четко. Каждый, даже второстепенный герой, выступает как держатель собственной истины, которая отчуждает его, не дает приблизиться и примириться с другими, близкими людьми. Но там, где нет живых — появляются призраки.

Тема призраков задана музыкально — стремительной, тревожной пьесой «Лесной царь» Шуберта по одноименной поэме Гете. Призраки неосуществленной жизни, невоплощенных мечтаний зовут к себе, тешат бесплодными надеждами — и потому из благополучной, на первый взгляд, семьи все время убегает маленький Алеша (Никон Романченко). И взрослые постоянно бегут друг за другом. Фильм превращается в бесплодную погоню всех за всеми. Движение неудержимо. Скачут кони, надрываются псы, хлещет ливень, гудят автомобили, порхает-кружится камера, запечатлевая истинно романтические, «гетевские» ландшафты. Работу оператора Богдана Вержбицкого стоит отметить как одну из безусловных удач фильма. Воздух, туман, дым, ветер, пейзажная перспектива — все это дает необходимый простор всеобщему беспокойству, символом которого, как представляется, и есть шум ветра.

Место, где ветер вдруг затихает, где движение останавливается — точка равновесия всего фильма. Это — лирическая вставная новелла из детства Андрея (трогательная роль Дмитрия Лаленкова), отца Алеши. В этом моменте, как бы картине в картине, имеется то, к чему стремятся, в основном безуспешно, все наши режиссеры старшего поколения — не литературное, а кинематографичное качество. Воспоминания, сплетающие старинных «Веселых ребят», первый крошечный телевизор КВН, жестокие забавы и святую простоту детства, складывают очень целостную картинку, в ней прочитывается история рода, не отягощенная еще бременем призраков. Здесь Маслобойщиков проявляет себя в режиссерской ипостаси наиболее адекватно, задавая для самого себя уровень, которого способен достичь. После этого момента фильм как-то действительно больше упорядочивается, движется в том сочетании лирического и философского, которого Маслобойщиков стремился достичь с самого начала.

Именно потому, при всех, достаточно серьезных претензиях, которые можно предъявить к драматургической, сценарной структуре, новый фильм не причислишь к неудачам, к проходному репертуару нашего еще нерожденного авторского кино. В нем много лишних слов, лишних движений, эпизоды из «реального» и призрачного» миров не отличаются по атмосфере. И при этом «Шум ветра», без умилительной архаики, визуально богат, насыщен театрально изысканными эпизодами, подкрепленными чудной музыкой (вариации Шуберта — Ефим Гофман). И если учесть, что любая картина, не обласканная, в качестве особой привилегии, государством, снимается на страх и риск самих режиссеров, то «Шум ветра» — несомненный факт отечественного киноискусства.

Возможно, даже, это первая полноправная попытка того, что позже будут называть украинским арт-хаузом. Если, конечно, к тому времени студия имени Довженко не превратится в дом призраков.