Культура ценностей VS культура выживания

Президент Центра экономического развития Александр ПАСХАВЕР относится к когорте экономистов, закладывавших 25 лет тому назад в  молодой независимой Украине основы рыночной экономики. Что удалось, что нет и над чем нужно усиленно работать теперь? Ответы на эти вопросы он давал «Дню» в той же крошечной кухоньке, что и когда-то давно.

ДОЛОЙ ДОМАЙДАНОВСКУЮ БЮРОКРАТИЮ

— Украина не впервые в своей 25-летней истории переживает кризис. Чем нынешний похож на остальные и  чем отличается от них?

— С 90-х годов мы переживаем кризис ценностей. Для социологов это аксиома: если вы создаете институты, не соответствующие ценностям населения, то возникает соответствующий кризис.  Большая часть нашего населения хочет в Европу, но его ценности далеки от европейских, и мы пока топчемся на месте. Дело еще и в том, что если в вашем менталитете нет социальных европейских ценностей, то в Европе вы маргинал.  Реформы, которые мы проводили в 90-х годах, тоже были направлены на создание институтов, основанных на европейских ценностях. Но тогда у нас не было носителей европейских ценностей ни среди тех, кто делал эти реформы, ни среди тех, кто должен был пользоваться ними. Так что неудача была запрограммирована, в отличие от Польши или, скажем, Эстонии. Они, так сказать, вернулись домой, и у них все получилось.

Но на этот раз мы имеем шанс и не имеем права его упустить. Потому что у нас образовался влиятельный послереволюционный слой людей, которые исповедуют европейские ценности и доказывают это своей деятельностью. Назовем их, условно, волонтеры. Майдан вывел их на авансцену украинской истории.

ФУНДАМЕНТАЛЬНАЯ ЗАДАЧА НА ДЕСЯТИЛЕТИЯ

— Вы уверены, что у них все задуманное получится?

— Да, но есть условия, которые нужно обязательно выполнить.  Как минимум, команды, в которых работают эти люди, должны быть освобождены от домайдановской бюрократии. А в целом, от нее должна быть освобождена вся государственная машина, и, в первую очередь,   судебная ветвь. Ее нужно устранить по такому же принципу, по которому милиция сменилась полицией. Это должно стать одной из первых и важнейших реформ, что вполне реально.  Бюрократов у нас не так уж и много — порядка 300 тысяч. Да и не всех придется увольнять. Но все должны пройти честный конкурс по критериям европейскости и, в случае успеха, переобучение. И власть, и граждане должны осознать, что без такого решительного и драматического действа слишком велики риски неудачи нашего европейского поворота.

Но самое большое препятствие, даже не бюрократия, а то, что  большинство населения в силу исторических обстоятельств ориентируется не на европейские ценности. История заставила их исповедовать ценности выживания. Они по своей структуре и направленности противоположны европейским.

Ключевое слово в противостоянии между ними — это доверие. Европейская культура — это культура доверия, а культура выживания зиждется на недоверии. Мы не верим никому, кроме близких нам людей, из чего вытекает множество последствий, в том числе и малодееспособное государство и коррупция как общепринятый способ жизни.

— Как бы вы могли охарактеризовать европейские ценности?

—  Прежде всего, это свобода выбора для себя и других. Это та форма существования, без которой такие люди не в состоянии самореализоваться. Они склонны объединяться, являются приверженцами сотрудничества и компромиссов. Компромисс для них не проигрыш, а наилучшее решение. Так действовали и действуют волонтеры в период Майдана и после него. И третья существенная характеристика — они отвечают за свои слова, они ответственны и в своем стремлении к свободе, и в своих обязательствах.

— Как преодолеть то, что вы называете культурой недоверия? Возможно ли это вообще?

— Необходима мощная волна  ценностного воздействия, которое характерно для всех великих движений. В такую программу должны входить проевропейские системы образования, просвещения, информации и пропаганды. Это фундаментальная задача на десятилетия. Невозможно принудительно изменить ценности народа, но можно сделать психологию выживания немодной.

А еще нужна общая идеология, образ страны, которую мы строим. Многочисленные реформы должны быть содержательно совместимыми, но  у нас в стране  нет общего идеологического центра, который бы отвечал за это. Само собой единство не образуется. Тысячи реформаторов — тысячи часто противоречивых и технических, и идеологических моделей.

ЗАЧЕМ НУЖНА ДЕМОНОПОЛИЗАЦИЯ

— Это вы говорите о работе над консолидацией общественного сознания. Тем временем в нашей экономике подобный процесс вылился в сплошную монополизацию. Как вы ее оцениваете? Может ли такая страна нормально развиваться?

— В отношении монополизации вы правы, Украина представляет собой сплошную монополию в сфере экономики. Тут господин Янукович, продолжая дело предшественников,  поработал очень напряженно и результативно. Как  легально, так и  нелегально. Достаточно вспомнить внедренный им негласный институт «смотрящих» или принудительную монополизацию самых прибыльных видов деятельности. Мы помним, что конкуренция является фундаментальной основой рыночных реформ. В монополизированной экономике реформы не заработают.

— Наш Антимонопольный комитет в этом плане выглядит скрипящей телегой на разбитой дороге. Он без особого результата воевал с торговыми сетями, которые якобы договорились и завышали стоимость товаров. Ну, пытался их оштрафовать... А цены-то все равно не упали. Но такие сети, на самом деле, на фоне промышленных и энергетических монополистов выглядят малыми детьми, на которых достаточно шикнуть, чтобы они затихли. В руках у наших олигархов не только промышленные монополии, энергетика, средства связи и транспорта, но и СМИ, рисующие красивые заказные картинки. А Антимонопольный комитет — это просто игрушка в руках монополий.

— Новое руководство Антимонопольного комитета пока себя не показало. Но, если не комитет, то жизнь заставит сбросить монопольные оковы. Скажем, в сфере закупок газа. Мы с вами как то обсуждали другой позитивный пример — отказ от закупок ядерного топлива на 100% у одного российского поставщика. Но даже страны, имеющие мощности, достаточные для того, чтобы полностью обеспечивать себя атомным топливом, закупают его также и из других источников, обеспечивая, таким образом, конкуренцию на рынке. Украинские атомщики поняли преимущества такого подхода, они пошатнули  чрезвычайно опасную монополию и получили на этом рынке зачатки конкурентной среды — 7—8% топлива от компании Westinghouse. Сейчас наш «Энергоатом» существенно продвинулся на антимонопольном направлении.

Уже в 2016 году объем поставок Westinghouse будет покрывать треть потребности наших атомных станций в ядерном топливе. Это вполне ощутимый результат, хотя, конечно, еще не полная победа над российским монополистом. Его позиции и сегодня довольно сильны. Вместе с тем диктовать нам свои условия этот очень специфический и труднопредсказуемый в нынешних условиях поставщик уже не сможет. А если попробует, то  партнеры из Westinghouse, настроенные, судя по их публичным высказываниям, в целом проукраински, готовы оказать  всемерную помощь и закрыть опасную брешь в энерготопливном балансе своим ресурсом.

Это —  хороший пример. Проблема решалась хоть и нелегко, но настойчиво и последовательно, атомщики преодолевали российские антиконкурентные пропагандистские выпады. Однако в разрезе всей страны успех «Энергоатома» на антимонопольном фронте — это лишь капля в море монополизма украинских рынков.

Демонополизацию как процесс необходимо ввести в число неотложных приоритетов, иначе, как в случае с невниманием к ценностному фактору,  наши реформы могут потерпеть неудачу. Недостаточный ранг антимонопольной политики в стране может привести к их срыву. Демонополизация — это общая проблема всего государственного механизма, всего нашего общества.

РЕФОРМАМ — СОЦИАЛЬНЫЕ АМОРТИЗАТОРЫ

— Согласитесь ли вы с теми людьми, которые считают, что в стране нет реформ?

— Это неправда. Сотни людей сегодня, я бы сказал, самоотверженно (и многие из них именно из того пассионарного слоя, о котором мы уже говорили) работают над реформами.  Но совершенно неверно воспринимать революцию как мгновенное преображение действительности в стране. Так не бывает. Революция только открывает дорогу для медленного, трудного, противоречивого движения вперед. И этот процесс идет.

К тому же важно осознать, что революция не закончилась. Революционный слой не завершил своего развития        — не создал свои политические институты. Поэтому ему приходится взаимодействовать с политиками, которых можно назвать умеренными.

Но они куда более чуткие, чем господин Янукович. Они учитывают горячее дыхание революционного слоя. Приглашение на работу в Украину десятков иностранцев, обладающих опытом успешных реформ, было для меня свидетельством такой чуткости. Иностранцы ускорят наше движение в правильном направлении. И это радикальный, проукраинский шаг. Не зря он вызвал резко отрицательное отношение в России, которую я бы назвал бастионом контрреволюционного сопротивления тому, что у нас происходит. Я не утверждаю, что радикальные партии вели бы нас к цели по более короткой дороге или просто быстрее. О скорости изменений и количестве допускаемых на высоких оборотах ошибок нам еще предстоит подумать и поискать оптимальное решение...

— Похоже, вы видите будущее нашей страны безоблачным?

— Трудно представить себе безоблачную революцию. Кризис ценностей сопровождает революции и требует высокую цену, ломая, часто кроваво, судьбы людей.

— То есть, все изменения происходят пока главным образом в идеологии, а следовательно — в головах?

— Нет, идеология — это лишь рабочий инструмент. А в наших головах, действительно, ценности — то, что мы считаем правильным, хорошим, к чему мы внутренне стремимся.  5—10% населения  восприняли новые ценности. Надеюсь, что это критическая масса, которая позволит нам  создать европейскую Украину.

Хочется посоветовать нашим руководителям не запугивать население трудностями реформ.  Конструкция реформ может и должна иметь надежные социальные амортизаторы. Но, когда я наблюдаю за работой некоторых наших реформаторов, то у меня создается впечатление, что они относятся к поколению старых врачей. Те нам говорили: ну и что, что больно — терпи, тебя ведь оперируют. И, чтобы не вызывать отторжения реформ, в них с самого начала должны быть предусмотрены результаты, которые бы примиряли население с этими реформами. А у нас слишком  часто повторяют, что реформы требуют  лишений, так что эта неправильная мысль уже как бы и не требует доказательств. А я уверен, любую реформу можно построить так, чтобы люди, по крайней мере, не страдали. И пенсионную, и земельную, и налоговую — любую можно сделать такой. В пылу реформаторства нужно жалеть людей и думать об этом с самого начала.

— Того же самого хорошо бы, наверное, потребовать и от реформы ЖКХ, от пересмотра тарифов... Старания власти дать как можно большему количеству семей субсидии, это предвыборные маневры или же реальная забота в том духе, о котором вы говорите?

— Субсидии действительно необходимы. Но социальный амортизатор должен смягчить тарифный удар для всех. Такой амортизатор описал мне экономист Владимир Дубровский. Предположим, тарифы подняты на обоснованную высоту. Но каждый, кто считает эту сумму для него излишне высокой, высылает государству квитанцию об оплате. И государство без всяких проверок компенсирует ему потери от повышения тарифов. Государство даже сэкономит на том, что далеко не все обратятся за компенсацией. Такой порядок может быть введен на несколько лет. И в этот период государство должно всячески помогать населению снизить энергоемкость своих потребностей. Вот вам социальный амортизатор: шок отложен и уменьшен. Уверяю вас, это можно сделать в ходе каждой реформы, было бы желание.