Задержки с выходом блоков из ремонтов еще впереди
![](/sites/default/files/main/openpublish_article/19990826/4155-5-1_0.jpg)
Выступая в понедельник на торжественном собрании в честь 8-й годовщины независимости Украины, Президент Леонид Кучма отметил: «Именно в сферу экономики сместились возможные угрозы для национальной безопасности» и подчеркнул важность энергетической безопасности, напомнив, что Украина импортирует более 55% от общего объема потребляемых энергоносителей, причем их поступление носит одноканальный характер, что делает страну зависимой от одной страны-экспортера.
Между тем на первое место в энергетике Украины уверенно выходят атомные электростанции, выработавшие в январе—июле 46,7% электроэнергии страны. Но, как сообщают «Українські новини», по данным российского АО «ТВЭЛ-Энергия» на середину августа НАЭК «Энергоатом» удалось оплатить поставляемое из России ядерное топливо лишь на $16 млн. из намечавшихся $300 млн. «Мы можем остаться без четырех атомных энергоблоков в зимнее время по причине срыва кампании по закупке российского ядерного топлива», — сказал «Українським новинам» председатель профсоюза «Энергоатома» Алексей Лыч.
Чтобы уточнить эту информацию, корреспондент «Дня» взял эксклюзивное интервью у президента НАЭК «Энергоатом» Николая ДУДЧЕНКО.
— Николай Петрович, именно на пороге зимы вы получили выговор, очевидно, именно за подготовку к ней. Так каково сегодня состояние в атомной энергетике, обеспечивающей ныне почти 45% потребности Украины? Исходят ли от АЭС сигналы об энергетической опасности для страны?
— Выговор я покорно принимаю и дискутировать на эту тему не собираюсь. Начальству, как говорится, виднее. Что касается готовности блоков, то тут вопросы решены. Уже сейчас шесть блоков имеют топливо, проплачена еще одна топливная загрузка и две в состоянии проплаты. Можно говорить о готовности девяти блоков. Два блока по графику идут в ремонт глубокой зимой. К осенне- зимнему максимуму энергетической нагрузки основная часть блоков будет готова работать. Конкретнее: 10 блоков будут готовы в октябре.
— В последнее время часть атомных блоков постоянно находилась в плановом ремонте. Говорят, что теплоэнергетикам пришлось взять на себя часть ваших задач...
— Положение в тепловой энергетике намного хуже, чем в атомной. Там и себестоимость товарной электроэнергии выше, и состояние основных фондов, как говорится, оставляет желать лучшего. ТЭС были построены в основном в 50— 60-е годы. Фактически все блоки уже выработали свой ресурс и сейчас работают ровно столько, сколько и ремонтируются, что отражается на эксплуатационных затратах. Соответственно дефицит денежных средства не дает возможности рассчитываться за топливо, хотя оно большей частью украинское (уголь, газ отечественной добычи) и сегодня достаточно дешевое. Тем не менее ситуация в этой отрасли тяжелая, запасы топлива для работы зимой не накоплены. Как на одну из причин этого традиционные энергетики, действительно, ссылаются на то, что атомные блоки все лето простояли, тогда как ТЭС были вынуждены работать «за того парня» и поэтому не накопили запасов в первом полугодии, а только уменьшили их.
Мягко говоря, это не соответствует действительности. В первом полугодии атомная энергетика сработала лучше, чем в прошлом году. План по выработке электроэнергии выполнен более чем на 100%. Так что я никак не могу принять на счет атомщиков эти упреки. В третьем квартале, тут можно согласиться, у нас будут задержки с выходом блоков из ремонтов в связи с поздней поставкой ядерного топлива. (Я думаю, мы еще поговорим о причинах этого). И я готов принять критику.
— Когда могут встать в строй новые энергоблоки Ровенской и Хмельницкой АЭС, если и дальше будут сооружаться без помощи Запада?
— Это реально в течение двух лет. То есть к 2002 году.
— А если помощь поступит?
— Существовенно раньше. К 2001 году.
— На какой стадии находятся переговоры о предоставлении помощи?
— Обсуждаются и согласовываются условия возврата кредита. Это очень больной и сложный вопрос. ЕБРР ставит нам очень много сложных условий. Часть их них мы просто не в состоянии выполнить. Но принципиальные решения приняты и переговоры продолжаются. Однако процедура согласования документа займет еще не меньше года.
— Многие проблемы энергетики, и в частности ядерной, упираются в неплатежи потребителей за использованную электроэнергию. Не пытались ли вы выяснить, куда пошли деньги потребителей, выплаченные за электроэнергию, произведенную из твэлов, поставленных Россией на компенсационной основе на протяжении 1995- 1997 годов?
— Могу сказать, что электроэнергия, выработанная из твэлов, поставленных на компенсационной основе, потребителями не оплачена. На сегодняшний день их долг составляет 2,6 млрд. гривен — это гораздо больше, чем сумма компенсационных поставок. В эти годы оплата была выше, чем сегодня, но все же не превышала 40%.
— Имеет ли Украина долги за поставленное ей ядерное топливо в 1998 году? — Такой задолженности у нас практически нет. Сумму в $ 500 тысяч для масштабов нашей компании можно не принимать в расчет. Что касается сокращения масштабов закупки ядерного топлива в минувшем году, то виной этому был обвал на российском финансовом рынке. С осени 1998 года до нынешнего апреля у нас никакие договорные отношения не реализовывались. Не было курса рубля, и мы просто не могли что-либо покупать.
Поставки ядерного топлива возобновились лишь в мае. Поэтому было бы неправильно нас в чем-то обвинять: мы отказались от российских поставок не от хорошей жизни, просто не было системы расчетов. — Почему в этом году атомное топливо покупалось и оплачивалось только для Ровенской АЭС?
— Не только. Мы проплатили денежную часть для одного блока на Ровенской станции, для двух — на Запорожской, частично — для одного блока на Хмельницкой и одного на Южно-украинской. Я уже говорил, на сегодня шесть блоков обеспечены топливом.
— Что привязывает Украину к России как к единственному поставщику твэлов? Имеются ли другие варианты? Есть ли возможность создать собственный ядерный цикл?
— К России нас прикрепили три фактора. Первый — это традиционные связи: конструкция реакторов, спроектированных под российское топливо (западное требует адаптации к нашим условиям, выполнения определенных процедур — сертификации, верификации, которыми западные фирмы занимаются уже несколько лет и никак не могут закончить). Второй — это вывоз в Россию отработанного ядерного топлива. Это очень сложный процесс. И российская сторона, естественно, принимает только отходы, образовавшиеся в результате переработки топлива, поставленного ею. И последний немаловажный фактор: российское топливо дешевле. Я оставляю в стороне вопросы качества и многое другое, но мы вынуждены брать то, что дешевле.
Что касается перспектив собственного цикла, то реальной является лишь схема кооперации в этом деле. Сегодня мы уже поставляем России урановый и циркониевый концентраты, можем изготавливать трубки для твэлов. Есть и другие возможности для кооперации.
— Вмешивается ли во все эти отношения политика?
— Безусловно. Частая смена политических направлений и правового поля очень сильно влияют на взаимоотношения атомщиков двух стран. Любое обострение сразу же аукается на нашем комплексе.
— Что можно сказать о последних украинско-российских предзимних договоренностях по поставкам ядерного топлива?
— Хозяйственные договора на поставку топлива на 1999 год были заключены еще в марте-апреле. Их условия и украинская, и российская стороны выдерживают. Принципиальных расхождений в оценке их выполнения или какого-то антагонизма у сторон нет. Правда, нас упрекают в задержках оплаты товарной части расчетов. Претензии обоснованны, но мы уже решили все эти проблемы. Отгрузка идет. Хотя ее не было с октября прошлого года. За время перерыва существенно изменилось законодательство в обеих странах. И схему поставок отладить было не просто. В течение этого месяца мы выйдем на необходимый режим.
— До последнего времени НАЭК «Энергоатом» был практически монополистом на нерегулируемом рынке продаж электроэнергии. Сейчас на нем разрешили работать еще четырем энергогенерирующим компаниям. Какие это может иметь последствия? Как изменится цена электроэнергии на этом рынке?
— Мы не были монополистами, хотя, действительно, имели значительный объем продаж. А почему нас выпустили на этот рынок? Да потому, что нужно обеспечивать покупку ядерного топлива — $ 300 млн. в год. Где взять деньги, если весь сбор денежных средств на оптовом энергорынке равен выше названной сумме? Если все отдать нам, не останется ни на зарплату, ни на уголь, ни на газ... Поэтому мы продаем на нерегулируемом рынке более дешевую энергию. Но и на этом рынке на протяжении последних семи лет никто кроме нас денег не собирал.
— А вы говорите — не монополисты... Так что будет с нерегулируемым рынком, когда на него выйдут еще четыре компании? Предложение увеличится, и цена упадет? — Весь вопрос в том, с какой ценой выйдут на этот рынок новые продавцы. Они, конечно, смогут объявить цены, близкие к нашим, и по-хорошему это могла бы быть просто нормальная конкуренция. Но у этих генерирующих компаний есть несколько серьезных проблем, что вызывает у меня сомнение в их способности конкурировать с нами на равных. Им придется настолько снизить цену, что они будут работать с отрицательной рентабельностью. Ведь себестоимость электроэнергии у них выше, чем у нас отпускная цена. Чтобы конкурировать, им нужно примерно в два раза снизить затраты на топливо — нефтепродукты, газ, уголь (топливная составляющая в их цене — 80%).
Откровенно говоря, я не вижу для них такой возможности. Разве что на короткий период снизят цену, чтобы сделать демпинг и потеснить «Энергоатом». Но сколько они продержатся? Хотя, естественно, у меня проблемы возникнут, но они не будут неразрешимыми.
— Неприятный вопрос. Как известно, НАЭК «Энергоатом» эксплуатирует атомные электростанции без соответствующего разрешения администрации ядерного регулирования. Вашего предшественника за это сильно критиковали. Как решается эта проблема?
— Лицензии у нас нет не потому, что НАЭК, в отличие от станций, не может ее получить. У станций такие временные разрешения были и есть. А политика регулирующего органа заключается в том, что лицензия в интересах ядерной безопасности должна быть выдана без каких-то отступлений и послаблений. Предварительно мы, как относительно новая организация, должны привести в порядок свою структуру, свои документы, свою квалификацию к надлежащему уровню. Я не понимаю, почему вопрос неприятный. Мы ничего не нарушаем, все у нас согласовано с регулирующим органом. Кстати, администрация ядерного регулирования предусматривает выдачу нам лицензии лишь после того, как будет принят закон о разрешительной деятельности, находящийся на рассмотрении в Верховной Раде.
— Как вы оцениваете уровень ядерной безопасности на украинских АЭС?
— Как удовлетворительный.
— Это выше, чем было в 1986 году, или примерно на том же уровне?
— Примерно на том же. Сейчас, с одной стороны, идет процесс старения оборудования (самая молодая АЭС уже десять лет отработала). А параллельно идет замена оборудования, реконструкция и модернизация. Денег, конечно, не хватает, однако на безопасности никто не экономит. Что касается Чернобыля, то там, как вы знаете, на действующих блоках проведен большой объем работ по модернизации. А остальные станции по своим показателям на порядок выше. Чтобы кардинально повысить уровень безопасности, нужно вкладывать очень большие средства. А у нас их хватает только на то, чтобы поддерживать заданный проектом уровень. Если составить мировой рейтинг безопасности, наши реакторы окажутся где-то в его середине. Мы исходим из баланса риска и выгоды. Кто же идет на расходы, если выгоды от них превышают возможные потери от риска?
Выпуск газеты №:
№155, (1999)Section
Экономика