Александр ШВЕЦ: «Только не подумайте, что массовая журналистика рассчитана на дураков. Обыватели — это все мы»

Александр Ефимович Швец, главный редактор газеты «Факты и комментарии», известен как человек, который способен чуть ли не «с нуля» создать успешный медиа-проект. Он считает, что когда речь идет о массовой журналистике, не стоит бояться «элементов желтизны», но в то же время признает, что «нельзя опускаться до каких-то вещей, например, до ругательств». Главное для него как для редактора — читательский спрос и коммерческий успех, в то же время он признает, что некоторые издания (например, детские или искусствоведческие), безусловно, необходимо, спонсировать.

В свое время вместе с ним работали многие известные украинские журналисты. В «старых» «Киевских ведомостях», например, — главный редактор «Дня» Лариса Ившина и ее заместитель Анна Шеремет. Теперь «День» и «Факты» представляют разные школы украинской журналистики. Завтра, 4 июня, Александру Ефимовичу Швецу исполняется 50 лет. Журналисты «Дня» поздравляют его с круглой датой. А накануне юбилея в редакции нашей газеты состоялся разговор о некоторых особенностях разных школ украинской журналистики и массовой, «обывательской» журналистики в частности. Разговор беспрецедентный (учитывая, что в отечественной медиа-среде мало кто с кем дружелюбно общается и еще меньше людей, способных признавать заслуги друг друга) и оттого — еще более интересный.

— Кто бы что ни говорил, существует «школа Швеца». Мы очень часто бывали по разные стороны политических баррикад. Но с точки зрения профессии можно считать явлением то, что вы много раз начинали в сложных условиях с чистого листа — и в «Киевских ведомостях», и во «Всеукраинских ведомостях», и в «Фактах». И во всех этих изданиях очень важным было внимание к повседневной жизни человека...

— Позволю себе вас перебить, чтобы сказать: с чистого листа начинать всегда приятнее, чем с «грязного». Вопреки расхожей фразе «ломать — не строить», ломать (стереотипы, старый опыт, представления о профессии и о многом другом) все-таки сложнее, чем строить. Для меня, во всяком случае.

— Если уж заговорили о ломке стереотипов, то как вы считаете, все ли нужно ломать из того, что было в советское время в журналистике? Была цензура, конечно, но очень многие вещи ведь были правильными...

— Стоит ли ломать? Нет, конечно. От добра добра не ищут. Есть жизненные принципы, не нами придуманные. Есть добрые вещи, которые востребованы в любой журналистике: в советское время и в период капитализма, в английской журналистике, в американской и в нашей. Во всем мире успех построен на технологии. Есть успешные технологии и неуспешные. И я всегда говорил и буду повторять (ничего, что буду цитировать классика — себя?): лучше повторить лучшее, чем изобрести худшее. Есть вещи, не нами придуманные, но они себя оправдали.

Мы тоже можем придумать что-то, но рассчитывать на это не приходится. Нужно просто, глядя на то, что уже создано, привносить свое. И если это привносимое успешно — развивать. Если неуспешно — отказываться.

Я сразу хочу сказать, что веду речь только о массовой журналистике. Потому что я всю жизнь работаю в массовой журналистике. Я хотел в ней работать, я мечтал прожить такую жизнь — я ею живу. И я все время прошу коллег-журналистов сравнивать только вещи сравнимые. Ведь средствами передвижения, например, являются и велосипед, и автомобиль, и «Боинг», и космическая ракета. Но можем ли мы сравнивать скоростные данные велосипеда и «Боинга» или количество мест, или комфортность передвижения? Никому и в голову не придет. Почему же столь легко сравниваются разноплановые СМИ, почему говорят, что такому- то СМИ не хватает аналитики? Зачем их сравнивать вообще? Бернесу, например, никто не предъявлял претензий по поводу того, что он не поет оперные арии. Он пел без голоса, он пел душой, и при этом его любили миллионы. А оперные арии всегда будет слушать достаточно ограниченный круг интеллигентных людей. Это разные вещи. Их нельзя сравнивать.

— Тем не менее в «Киевских ведомостях» «первого розлива» мы в одном проекте соединили казалось бы несоединимое, и условно это называлось так: «вкусный бифштекс» и «вкусный гарнир». То есть с одной стороны — разнообразная информация, фиксировавшая самые яркие проявления социальной жизни (включая очень смелые снимки папарацци). А с другой — довольно хорошего уровня политическая, международная информация, аналитика, интервью и т. д. После этого можно было ожидать, что если страна будет развиваться нормально, то хорошо будут востребованы не только газеты, которые вы называете массовыми. По крайней мере, когда создавался «День», эта тенденция наметилась. Но пока так и не закрепилась...

Впрочем, вернемся к опыту тех «Киевских ведомостей». Какое самое важное, можно сказать, системное воспоминание связано у вас с тем периодом?

— Сильнейшее впечатление от «Киевских ведомостей» связано с сентябрем 1992 года (начинали мы в мае—августе, а вышли в сентябре), когда в выходной день, в субботу, во двор редакции заезжали несколько грузовиков, и с них жаждущие частные распространители кричали: «Мне пачку, мне пачку!» Пачками покупали газету! Когда до того (а мы же работали в советских газетах) покупали пачками? А это потому, что газета стала интересной настолько, что на ней могли зарабатывать люди, не имевшие никакого отношения к производству. Это был хороший продукт. И вот так, кирпичик к кирпичику, у меня выкристаллизовывалась идеология массовой газеты, идеология создания продукта и его распространения. Опыт того времени был для меня бесценным, прежде всего — опыт человеческих отношений, ведь я работал с блестящими журналистами. Из одного состава газеты вышло такое количество разных (и блестящих, и не очень блестящих), но однозначно профессиональных редакторов!

— А как вы все-таки решили, что уйдете из «КВ»?

— Да я не решал. Так сложилось. Мне было сделано предложение (я не буду вспоминать обстоятельства, они не очень приятны), но я благодарен, что так оно и произошло. Если бы я не был благодарен всем, кто решал за меня, кто ломал мою судьбу под себя, решая какие-то свои или не только свои вопросы, не получилось бы то, что получилось. Поэтому когда говорят: тот плохой, этот... Все хороши. В моей судьбе многие сыграли положительную роль. Я, например, работал со множеством олигархов, и, кстати, не боюсь об этом говорить. Кто-то считает: работать с олигархами — грех. Да почему грех? Когда, например, кто-то тратит деньги на благое, когда кто-то спасает ребенка и находит деньги на то, чтобы сделать ему пересадку почки, я считаю, что нужно назвать обязательно каждого, если он только сам не откажется. И это может быть и великий певец, и политик, подозреваемый в чем- то, и, скажем, бандит Сидоров. А может, он искупает свою вину? Пусть искупает таким образом. Лучше таким, чем иным. Может быть, кому-то это покажется спорным, кто-то подумает, что я пытаюсь оправдать себя и придумал такую нелепую аргументацию. Пусть думают, как хотят. А я в это верю, например. И если мы, пользуясь деньгами олигархов (а я работал с Игорем Бакаем, Юлией Тимошенко, Павлом Ивановичем Лазаренко, работал и работаю с Виктором Михайловичем Пинчуком), создавали хорошие образцы массовой журналистики, если эти газеты были нужны людям, а в каких- то случаях, возможно, были даже необходимы для выживания (я имею в виду видение отдельных социальных тем, например, проблем пенсионного обеспечения, чем отчасти отличаются и «Факты»), если, пользуясь чьими-то деньгами, мы помогали людям сопереживать чужое горе и легче преодолевать собственные проблемы, то я благодарен каждому из этих олигархов.

— Вы упомянули о социальных темах. А вот политика как таковая никогда не была на первом месте в тех проектах, которые вы возглавляли...

— И быть не может. Это, опять же, — опыт, через который я прошел. Нельзя валить в одно несовместимое. Газета массовая может отчасти освещать проблемы политические — в той части, где это может сказаться на жизни простых людей. Я обязан простым людям, массовому читателю объяснить — отразится то или иное политическое решение на его жизни или не отразится, а все остальное меня не волнует как профессионала, который знает, каким образом его продукт скажется на читательском восприятии.

Только не подумайте, что массовая журналистика рассчитана на дураков. Обыватели — это все мы. Потребитель массовой журналистики — это как бы усредненный представитель этого общества. Но в то же время речь идет о журналистике, захватывающей максимальное количество интересов, исключающей специфику вопросов. Как в спорте. Есть, например, виды спорта, привлекающие массовый интерес — футбол или бокс и шахматы в определенные периоды времени (в советский период — шахматы, а сейчас у нас — бокс, благодаря успехам братьев Кличко). В то же время, есть другие замечательные виды спорта — как, например, городошный спорт. Он хорошо развивает все группы мышц. Но я напишу об этом, и это не вызовет интереса. А мы все время должны держать в уме человека, который может быть потенциальным потребителем нашего продукта. Еще раз повторю: я говорю только о массовой журналистике.

— Почему же? Последнее замечание касается не только массовой журналистики, только аудитории отличаются... Впрочем, вернемся к вопросу о технологиях. Безусловно, есть какие-то беспроигрышные ходы (например, всегда умиляют фотографии детей и животных). Но уровень общественного интереса к тем или иным темам все-таки меняется с годами? Кто мониторит эти темы? Нельзя ведь полагаться только на интуицию.

— А что такое интуиция? В первую очередь — это опыт. Ведь нашей новейшей журналистике очень немного лет, как и нашей стране. Потому лучшая школа у нас сейчас — это школа саморазвития. Я, например, беру зарубежные газеты и учусь. Я многое знаю сам, они мне подсказывают идеи. Профессионалу ведь многого не нужно. Тому же футбольному тренеру достаточно увидеть рисунок игры успешной команды. Если он будет бояться упрека в том, что, мол, его команда играет, как та, успешная, и он пойдет по другому пути и будет все время проигрывать — это глупо. Он может это назвать патриотизмом, но это — лжепатриотизм.

Бери успешное. Все равно не будет похоже. Жизнь все время меняется, и наши украинские газеты наполнены нашим содержанием. Вспомните, как за бразильскими сериалами следил весь Советский Союз. И потом рассказывали: ты знаешь, вчера дон Педро с этой донной Марией на этом поле, где произрастает то-то и то-то, такое вытворяли... Эксплуатируйте профессионально способность людей к отслеживанию чужих потрясений. Но наполните своим содержанием — узнаваемым, родным. Да какой дон Педро, какая донна Мария? Посмотрите: любой срез окружающей нас жизни гораздо интереснее, потому что улица знакома, город знаком. Фамилия незнакома, но все равно это — родной человек, проживающий с тобой в одной и той же атмосфере. Нужно отследить вспышку резонансного события и потом, по угасающей — как этот человек выходит из этого потрясения. И этот человек на минуточку становится героем вашего сериала. Отечественного, родного, знакомого, близкого.

А как выкристаллизовывалась эта моя концепция? Просто рассказать о резонансном событии в массовой журналистике — ничто. Я завязываю «узелки», за которые цепляется внимание читателя. Что это за «узелки»? Это штрихи, детали — главное в массовой журналистике и в воспроизведении любого резонансного события. Потому что это — «узелок» сравнения собственных ощущений читателя с тем, что ощущал неизвестный ему герой в заведомо интересной для читателя резонансной ситуации. И если журналисту-профессионалу удается передать ощущения главного героя (вплоть до запаха), с которыми читатель сравнит свои ощущения, если завяжутся «узелки», благодаря которым материал можно запомнить, а потом пересказать, — материал блестящий.

— Что касается деталей, это верно для всякой журналистики. Журналист должен уметь найти либо деталь, либо мысль, либо свежую информацию.

— Да, для глубокой, аналитической журналистики мысль — это тоже «узелок».

Еще один важный момент: журналистика, как и футбол, — командная игра, и здесь «тренер» — единственный человек, который лучше всех видит всю картину поля. Останавливать иногда нужно и звезд журналистики. Потому что представьте: пять «звезд», и каждый по-своему видит развитие газеты... Газету разорвет этим видением... Я не могу пойти на поводу у звезд. Я могу учитывать их звездность, я могу ее лелеять, вскармливать, оберегать, но она должна работать на командный результат. А если произойдет то, что называется «пойти на поводу» — не будет и звездности. Не будет «небосклона», где та или иная «звезда» ярко выделяется...

— Несмотря на то, что «идеология массовой газеты» подразумевает умеренные дозы политики, хотелось бы все-таки узнать: а что лично вас огорчает и радует в современной, постреволюционной политике?

— Все огорчает. Как может радовать демонстрируемый всему миру плюрализм мнений в одной голове? («Голова» — это собирательный образ, чтобы кто-то не подумал, что я имею в виду одну фамилию). Если бы мы просто рядом стояли, если бы от плюрализма в одной голове зависела судьба только одного туловища, это бы меньше беспокоило. Но когда это может сказаться на всей стране, на ее международном авторитете... Ведь речь идет о стране, с которой не мы связали свою жизнь, судьба не давала нам выбора, и нам этот выбор не нужен... Я, например, не представляю себе будущее своих детей вне Украины. Поэтому как же меня не может беспокоить происходящее, этот бесшабашный плюрализм? И если бы речь шла только о плюрализме мнений, а здесь же и плюрализм решений. Ведь речь же идет о людях, способных принимать решения, которые тут же сказываются на жизнедеятельности всей страны. Я очень не люблю давать комментарии на политические темы. Это был первый и последний.

— А как вам постулат о том, что важнее быть моральным человеком, чем профессионалом?

— Это ужасно. И когда человеку (причем не человеку с улицы, а облеченному министерскими полномочиями) задают вопрос: если вы будете стоять перед выбором — законность принятия решения или революционная целесообразность, и человек не задумываясь говорит: ну конечно, революционная целесообразность... Это же кошмар. Ведь существует постулат: не знаешь, как поступить — поступи по закону. А здесь законность вообще перечеркнута. Забудьте, мы живем в революционное время! Но ведь революция была в умах и душах (это самая прекрасная из революций, которые могли быть), а эти ребята, которые сейчас говорят о революционной целесообразности, руководствуются еще теми, коммунистическими революционными постулатами. И сейчас такое происходит отчасти. И это не может не тревожить.

— Но разгребаться с этим придется всем нам...

— Это наша жизнь. Можно вспомнить классический анекдот (анекдоты в газете я, кстати, отбираю сам, не могу никому доверить). Выползают молодой и старый червячок на поверхность. И молодой червячок говорит: «Папа, вокруг такая красота, светит солнышко, а мы сидим в такой грязи...» — «Понимаешь, сынок, есть такое понятие — Родина...»

— Этому анекдоту уже лет 40, наверное. И это очень симптоматично, что, появившись в советские времена, сегодня он звучит так, как будто вчера придуман...

— Ну а как же? Разгребать, не разгребать — это наш выбор. И никто за нас в это наше «болото» не приползет и не будет это расхлебывать, засеивать, сажать клумбы. Это наша жизнь...

P.S . После встречи Лариса Ившина подарила Александру Швецу книги из «Библиотеки «Дня». Александр Ефимович отметил, что есть вещи, на которые бы он сам не решился, но он горд тем, что «есть кому их тянуть»...