Бандурный батько

Кому сегодня неизвестно имя Олены Телиги? Все знают, что национально сознательной ее сделал муж, кубанский казак Михаил Телига, который без колебаний разделил с женой трагическую гибель в Бабьем Яру под Киевом.

А кто сделал из Михаила Телиги сознательного украинца? Интересный вопрос. По собственному признанию Телиги, сделанному во время эмиграции в Чехию, своим украинством он был обязан «отцу бандуры» Николаю Богуславскому. Образ этого человека, к сожалению, несколько забылся. Вспомним это светлое имя.

Николай Алексеевич Богуславский был членом совета первой Екатеринославской (Екатеринослав — это Сичеслав, Днепропетровск) «Просвіти», избранного на собрании сто лет тому назад — 4 июня 1906 года. А еще «отец бандуры», как называли его современники, был инициатором издания в Екатеринославе просветительского журнала «Дніпрові хвилі» и издатель этого журнала в 1913 году.

Как свидетельствуют справочники 1900—1910-х годов, Богуславский работал на скромной должности делопроизводителя в канцелярии Екатерининской железной дороги. «Идеальным распространителем украинской книги» называл его профессор Василий Биднов. А другой современник Дмитрий Лисиченко писал: «В это же время и позже распространяет украинские книги на Екатеринославщине Н. А. Богуславский, который собирает членские взносы и распространяет издание «Добродійного товариства». По тем временам он распространял книги довольно успешно.

В отчете «Добродійного товариства» за 1904 год указано, что он продал изданий общества на 66 р. 06 коп., а за 1906 — на 29 р. 40 коп.».

В воспоминаниях Александра Лотоцкого Богуславский называется самым активным распространителем украинских книг на Екатеринославщине наравне с Федором Ефремовым, родным братом Сергея Ефремова — известного украинского деятеля, члена украинского правительства, вице- президента Академии наук.

О том, как активно Николай Богуславский болел об издании первой на востоке Украины ежедневной украинской газеты «Рада», свидетельствуют недавно опубликованные письма Леонида Жебунева к Евгению Чикаленко — издателю «Ради». Богуславский в этих письмах упоминается неоднократно.

Так, он посоветовал обратиться с просьбой ко всем подписчикам «Ради» поддержать газету не денежной помощью, а ее распространением. Среди людей, которых Богуславский приобщил к газете «Рада» и сделал ее популяризаторами, был, например, Григорий Береговой, служащий парохода, курсировавшего из Никополя в Каховку. Евгений Чикаленко в дневнике 7 февраля 1908 года сделал запись о своей встрече с О. Бородаем. Ему Чикаленко пожаловался на безразличие украинской общины к издаваемой им первой украинской газете «Рада»:

«Большинство «знаменитых» совсем безразличны, кроме двух-трех, — вот как Н. А. Богуславский, который собрал до 200 подписчиков, и Л. М. Жебунев, который дал 100 душ».

Упоминая о попытках издания в Екатеринославе открыток в одну краску, Дмитрий Лисиченко вспоминает о таких попытках, осуществленных Богуславским. Он выпустил несколько открыток с рисунками местного сичеславского художника Василия Корниенко (1867—1904), в частности, «Характерник» и др.

Дмитрий Дорошенко, приехавший в Екатеринослав в 1909 году, вспоминал: «Среди екатеринославцев возникла мысль выпускать журнал, посвященный специально местной жизни. Инициатором был старый Николай Богуславский, который был, между прочимым, несравненным агитатором среди молодежи, умея привлекать и к национальному труду, распространению украинской книги, основанию кружков любителей игры на бандуре. Позже он переехал на Кубань и там продолжал свою скромную, но полезную для национального дела работу. Он уговорил меня взяться за редактирование журнала, найдя ответственного перед администрацией издателя в лице местного «дідича» и домовладельца Кузьмы Котова, придумал и название для журнала «Дніпрові хвилі», — отметил Дмитрий Дорошенко.

О популярности Богуславского может свидетельствовать то, что современники посвящали ему свои стихи, а кое-кто выводил его образ в художественных произведениях. Так, в 1912 году в Екатеринославе появилась повесть местного 23-летнего просвитянина Тихона Митруса «Напровесні» (история одного просветительского общества на селе). В этом произведении Богуславский выведен под прозрачным именем деда Богуша. Молодые члены «Просвіти» Михаил и Макар обсуждают в повести идею основания украинцами в городе собственного журнала И они уверенны, что все будет хорошо: «Це ж узявся дід Богуш, це його ініціатива, а його порадою багато наших українців користується...». У деда Богуша происходит совещание редакционного комитета, который решает выдавать журнал: «Дід Богуш, чоловік літ під 70, з великою лисиною, гладко виголений, з сивими, дуже довгими, як у запорожців, вусами запрохав випити по склянці чаю. За чаєм почалась обмірковуваться справа з часописом. (Макар пропонує назвать журнал «Великий Луг». — Н.Ч. ).

— Тільки глядіть мені, хлопці, щоб обов’язково на обгортці намальовано було каюка, на стерні, щоб стояв Марко Маркович (член редколлегии, возможно, намек на М. Нечипоренко. — Н. Ч. ) з здоровенним запорозьким оселедцем, в широчезних штанях и вышиваній сорочці, на весла посадіть усіх співробітників «Великого Лугу», а я уже старістю серед каюка буду кашу варить. — Проговорив з властивим йому гумором дід Богуш».

Интересно, что когда в 1918 году в Екатеринославе стал выходить журнал «Аргонавты», то оформление его было именно таким.

А кубанский поэт Яков Жарко (1861—1933) напечатал в екатеринославском журнале «Дніпрові хвилі» (1912, №11- 12) стихотворение «Хвилі». В нем он отстаивал слияние Днепровских и Кубанских волн, а фактически — двух ветвей украинского народа, потомков казаков.

Если принять во внимание, что Богуславский был инициатором издания журнала «Дніпрові хвилі» и в его судьбе Днепр и Кубань слились воедино (он жил то в Екатеринославе, то в Екатеринодаре), то неслучайно именно ему посвящены стихи, хотя и со слегка зашифрованным посвящением: «Посвящаю Н.А.Б-сл-у».

Тем временем сам Николай Богуславский переживал в начале 1909 года депрессию, вызванную какой-то внутренней драмой (возможно, семейной), отголосок чего слышится в письме к его приятелю Леониду Жебуневу в марте 1909-го:

«Любий Леонід! Я не живу, а мучусь. З зими ні з ким не бачився і не можу бачитись. Зовсім не можу бути серед людей. Одно бажання — вмерти».

Возможно, желанием перемен в жизни был вызван и его переезд из Екатеринослава в Екатеринодар. С переездом на Кубань Богуславский стал там пылким популяризатором бандуры, благодаря чему она зазвенела в этом крае.

«На днях был тут (в Киеве. — Н.Ч. ) по своим делам Н.А. Богуславский, — делает запись в дневнике 5 декабря 1912 года Евгений Чикаленко. — По характеру он напоминает Жебунева, да и годами такой же старый. Такой же преданный делу возрождения украинской нации, такой же энергичный.

Теперь он переехал из Екатеринослава на службу в управление железных дорог в Екатеринодар и там развил широкую пропаганду среди кубанских казаков, которые упрямо не считают себя украинцами и свой украинский язык зовут казачьим или черноморским.

Богуславский начал с того, что стал учить казачью молодежь игре на бандуре и, приобщив их к украинским историческим песням, заинтересовал историей запорожских казаков, от которых берут начало кубанские казаки, распространять среди них книги, прессу.

Богуславский отличается от Жебунева тем, что не любит делать сообща, а работает сам, наедине, и говорит, что так лучше и больше можно сделать, потому что вместе только разговоры и ссоры.

Но наедине может работать только человек с сильным характером, как, например, Кулиш, Гринченко, и к тому же глубоко верящий в дело, а Богуславский такой и есть.

Если бы у нас было таких людей, как Богуславский, Жебунев и д-р Солуха в Каменце, побольше, то и «Рада» не имела бы дефицита».

Среди обязанных «отцу бандуры» своим творческим ростом и пробуждением национального самосознания стали известные впоследствии кобзари Василий Емец (1890—1982), Михаил Телига (1900—1942) и другие. Оба оставили впоследствии теплые воспоминания о нем.

Когда Михаил Телига был студентом Украинской хозяйственной академии в Поебрадах (Чехия), он в 1920-х годах писал студенческую работу «Как я стал сознательным украинцем» (эту работу обнародовал профессор из Киева Надежда Миронец). В ней он рассказывает о том, что с «дедом» Богуславским его познакомил в Екатеринодаре один из знакомых учеников — Мартовой. Богуславский не только учил ребят игре на бандуре, но и давал читать украинские книги, рассказывал об украинской истории.

«Начал он говорить о том, — вспоминал М. Телига, — что вот, мол, мы, казаки, потомки того рыцарства, которое веками защищало украинский народ, измельчали, даже говорить не умеем на своем языке, а что уже забыли «хто ми, чиїх батьків», так об этом и говорить не приходится. Я чувствовал, что он позорит наше казачество за что- то, только не понимал, почему он так ни с того ни с сего начал такой разговор. Потом взял какую-то большую книгу и начал читать с первой страницы.

Это была история Украины Аркаса, и он читал прекрасное предисловие к ней. Это чтение произвело на меня впечатление. Слова Аркаса глубоко запали мне в душу, и уже в ту минуту я почувствовал, что сила этих слов как-то переворачивает весь мой психический уклад. Я стал понимать тогда, почему он сердится на казачество. Мне стало стыдно за самого себя, что я до этого времени не задавал себе вопрос: кто я и что я? Как это я до сих пор не знал, что «украинская нация не вчерашняя, а имеет тысячелетнюю историю», и услышал это в предисловии Аркаса. Мысли клубились в голове...».

А Богуславский на этом не остановился. Заинтересовав своего ученика историей Украины, он дал Михаилу почитать историческую повесть Андриана Кащенко «У запалі боротьби», которая увлекла его. Так, вместе с обучением игре на бандуре началось для Михаила Телиги чтение украинских книг, беседы с учителем, который, по словам Михаила, «вокруг себя сплотил молодежь, пробуждал своим словом любовь к родному языку, истории и вообще ко всему, что только могло помочь национальному воспитанию...».

Это было в 1915 году в Екатеринодаре, когда Михаил Телига учился в военно-фельдшерской школе. Впереди у него было участие в национально-освободительном движении, встреча с Оленой Телигой, на «украинизацию» которой он имел значительное влияние, став впоследствии ее мужем и разделив с ней трагическую судьбу в Бабьем Яру под Киевом в 1942-м. А начиналось все из тех зерен, которые заронил в его душу мудрый Николай Богуславский.

Теплые воспоминания о «деде» оставил и другой его ученик Василий Емец: «Считаю своим долгом вспомнить о Николае Богуславском, которого на Кубанщине звали «отцом бандуры». Подходящее название! Потому что когда посреди кубанско-черноморского казачества... бандура распространилась так, что уже вскоре возникли целые кружки новейших казаков-бандуристов, — то за это нужно благодарить именно Николая Богуславского. Без преувеличения, этот запорожский потомок был очень идейным человеком, потому что любил кобзарское дело не только всем сердцем, но и всей глубиной кармана. Наверное, не каждый отец заботится так о своих детях, как бандурный отец Богуславский заботился о своих духовных детях — молодых казаках, среди которых популяризировал бандуру».

Василий Емец вспоминал, что у Богуславского были и собственные дети, родные по телу, но чужие по духу: «Вспоминаю, как летом 1916 года, находясь в качестве гостя в его летнем доме (даче. — Н.Ч. ), на берегу Черного моря в Геленджике, — как-то познакомился с его гостем. Был это довольно упитанный человек 35 лет, упрямо разговаривающий московским языком. Был вероятно местного происхождения, но понимал украинский язык, потому что и хозяин дома, и я беседовали на украинском. Когда же обед закончился и мы с Богуславским остались вдвоем, я спросил у него, кого это он угощал в своем доме. Вместо ответа бандурный отец, немного склонив голову, потупив глаза, молчал. Замолчал и я, поглядывая на его красивое казачье лицо с длинными седыми запорожскими усами, которое вдруг стало серьезным, омрачилось. Наконец после продолжительного, напряженного молчания слышу:

— Это... мой однофамилец...

Этих пару слов Богуславский проговорил с напряжением, так, как будто выдушил их из себя, и замолчал... Но после минутного молчания Николай Богуславский, словно продолжая неоконченное предложение, тихим голосом, словно желал освободиться от невидимого груза, сказал:

— Это мой родной сын»...

Василий Емец рассказывал, что Николай Богуславский фактически не жил со своей женой-россиянкой и детьми — сыном и дочерью — под одной крышей. Они лишь изредка были его гостями. «Позже наведалась и жена Богуславского и его дочь, с которыми я имел случай познакомиться, — напишет Василий Емец. — Его жена была типичная, болтливая и подвижная московка. Изредка вставляла украинское слово, произнося его на московский лад. По-московски разговаривала и дочь — взрослая девушка. Она пошла в отца, потому что чувствовалась нежность казачки. Вся троица была какой-то чужой не только мне, но и тому популяризатору на Кубани свидетелю гетманско-казацкой славы — нашей кобзы-бандуры. Чувствовалось, что семейная жизнь Николая Богуславского была одной из тех ран, которые не заживают до самой смерти. Поэтому после этого случая я уже больше не спрашивал ни о жене, ни о дочери, ни о сыне». (Аналогичная ситуация, по воспоминаниям В. Чапленко, была в семье другого местного просвитянина Петра Ефремова и Андриана Кащенко.)

Николай Богуславский, более известный на Кубани как бандурный отец, по воспоминаниям Василия Емца, своим родительским влиянием на казачью молодежь очень помог увеличению количества казаков- бандуристов. Не раз за собственные деньги он заказывал бандуры у киевского мастера Антония Паплинского и давал их бедным казацким парням. Мол, — бери, казак, и учись! Каким он чувствовал себя счастливым, когда посчастливилось заинтересовать бандурой кое-кого из музыкантов Казачьего симфонического оркестра! С восторгом юноши он говорил Емцу о своей радости.

Богуславский организовал при Екатеринодарской «Просвіті» две Кубанские кобзарские школы (1913, 1916), в которых училось около сорока учеников. Первую школу вел бандурист-виртуоз Василий Емец (1890—1982), вторую — Алексей Обабко (1883—1971).

В Екатеринодаре Богуславского навещал его друг Леонид Жебунев, старый народоволец, который имел дачу в Сочи. Богуславский и Жебунев взаимно поддерживали друг друга. 25 февраля 1917 года (как раз в разгар Февральской революции) Леонид Жебунев писал из Сочи Евгению Чикаленко:

«Появилась мысль дожить тут до конца февраля и поехать в Екатеринодар, побыть там март, но в начале апреля — в Киев. Но этого еще не решил окончательно, пишу Богуславскому и, когда он одобрит мой план (он знает что мне нужно, чтобы не скучать), так и сделаю. Если же нет — останусь здесь до конца марта. Так и пишите мне (адрес Богуславского: Борзиковская ул. 32)».

Указанный адрес, наверное, был в Екатеринодаре. Неизвестно, или в связи с революцией Жебунев поехал к Богуславскому, или поспешил в Украину.

В 1920-х годах (а может, и раньше, во время гражданской войны) Богуславский, по некоторыми сведениям, снова перебрался из Кубани в Екатеринослав (Днепропетровск). Но как бывший просвитянин, немолодой человек, он бедствовал, новой власти был не нужен. Это подтверждает запись в дневнике академика Сергея Ефремова, который в июне 1928-го побывал в Днепропетровске: «Разыскал Богуславского Николая, давнего знакомого, удивительно хорошего человека. Встретил чуть не плача. Бедствует. Пенсия за 40 лет службы — 18 руб. Еще один обломок прошлого...».

По нашему мнению, Богуславский в это время жил в пригородном железнодорожном поселке Екатерининское, переименованном после революции в поселок К. Маркса и который сейчас называется жилым массивом Игрень на территории города Днепропетровска. Здесь же жил просвитянин Трифон Татарин, арестованный в апреле 1938-го. На допросе 17 июня 1938 года вынужден свидетельствовать, что «националистическую деятельность начал в 1908 г., когда вступил в члены общества «Просвіта», возглавляемого в то время в бывшей Екатеринославской губернии украинскими националистами: Богуславским, Бидновым, Липкивским, Дорошенко, Эварницким и Трубой, под влиянием которых находился и я... В том же 1926 году я часто наведывался к своему приятелю Богуславскому, бывшему украинскому националистическому деятелю, который поддерживал связь с заграницей, в частности, с Бидновым, который находился тогда в Праге. Биднов предложил Богуславскому написать его биографию, в которой должны отразиться настроения украинского народа на Екатеринославщине и его надежде на будущее. Богуславский поручил мне выполнить предложение Биднова, что и было мной сделано. Однако я не знаю, получил ли Биднов эту рукопись, потому что Богуславский меня об этом не информировал». Таким образом, В. Биднов, считавший Богуславского идеальным распространителем украинской книги, не только переписывался с ним, но и заказал ему написать биографию. Если она даже дошла на Запад, то вряд ли сохранилась: В. Биднов распорядился после смерти свой архив уничтожить.

О последних годах жизни Богуславского практически ничего не известно. В «Океаническом сборнике» (ч. 7, 1946), изданном на ротаторе в эмиграции, пишет В. Емец, печаталась «Дума Соловецька» кобзаря Андрея Перебенди. В предисловии к думе указывалось: «Заходами славної пам’яті «діда-пасішника» М. О. Богулавського у м. Дніпропетровську по подписному листку були зібрані кошти, на які придбана кобза, мальована и надіслана мені в Соловецький табір». Этот красноречивый факт свидетельствует о том, что бандурный отец заботился даже о заключенных кобзарях. «Видно, что и находясь в Днепропетровске, — пишет В. Емец, — сл. пам. бандурный отец Николай Богуславский делал то же, что и на Кубани, где за собственные деньги покупал школьной казацкой молодежи кобзы».

«От нескольких людей слышал я, что в 1930—1933 годах он был в тюрьме города Екатеринодара с украинским писателем Василием Чапленко и там закончил свою жизнь. (Этот факт не подтверждается воспоминаниями самого Чапленко. — М.Ч. ). Об этом вспоминали в письмах мой ученик казак Антон Черный и Василий Фармига... Вспоминает о тюрьме и др. Плохий, хотя ничто не указывает на место его смерти».

По мнению ялтинского кобзаря и исследователя кобзарства Алексея Нырка, Николай Богуславский погиб в екатеринодарской тюрьме. Факт этот пока что не получил документального подтверждения.

Даже приведенных нами фактов хватает для того, чтобы считать Николая Богуславского выдающимся деятелем национального возрождения в Украине и на Кубани. К сожалению, многие факты его биографии все еще неизвестны. Места его смерти не знаем. Память этого подвижника никак не увековечена. А, может, стоит установить кобзарскую премию имени Николая Богуславского?