Что такое Московское государство? (Окончание)

Окончание. Начало читайте в «Дне» № 61-62

Уважаемый читатель! Прежде чем мы с вами продолжим следовать дальше за мыслями Карла Маркса, необходимо сказать хотя бы несколько слов о том историческом контексте, без знания которого трудно будет понять анализируемую нами работу «Разоблачение дипломатической истории ХVIII века» (почему именно ХVIII? Потому что анализ великодержавной политики «государей Московских» Маркс завершает, «выведя на свет Божий» дела Петра I, и мы с вами тоже к этому придем!)

Итак, тогда, в 1856—1857 гг., завершилась Крымская (или же Южная, как ее называли на Западе) война, в которой имперская Россия потерпела бесславное поражение. Покинул наш «бренный мир» царь Николай I — при невыясненных, кстати, обстоятельствах, по одной версии, умер от воспаления легких, по другой — не вынеся неизбежного позора, принял яд. Общественность Западной Европы задавалась тогда вопросом: где истоки этого агрессивного имперского внешнеполитического курса Николая, который обнаглел настолько, что счел возможным диктовать свою волю даже влиятельным странам, быть «жандармом Европы» (вспомним его фразу: «На коней, господа! Во Франции революция!», сказанную в феврале 1848-го; вспомним, что николаевский режим выступил в роли душителя революции в Венгрии, и далеко не только там; о «покоренных» народах самой империи вообще лучше промолчим...)

Маркс системно занялся исследованием истории Московского государства и сути ее внешней политики. Во-первых, потому что он читал: политика русского самодержавия представляет собой серьезнейшею опасность для европейской демократии и для международного пролетариата (интересно, что в данном случае он не разделял первое и второе!) А кроме того, потому что понимал: только заглянув в «глубь веков», можно понять, откуда у великих князей, затем царей Московских такая агрессивность, такое маниакальное стремление захватывать чужие земли и покорять чужие народы.

КАРЛ МАРКС. СТРАШНАЯ ИРОНИЯ ИСТОРИИ ЗАКЛЮЧАЛАСЬ В ТОМ, ЧТО ЯКОБЫ «МАРКСИСТЫ» ПРИШЛИ К ВЛАСТИ В СТРАНЕ С, ПО СУТИ, МОНГОЛЬСКИМИ ПОЛИТИЧЕСКИМИ ТРАДИЦИЯМИ, О ЧЕМ ПИСАЛ И САМ АВТОР «КАПИТАЛА»

А теперь — слово берет Карл Маркс.

«Разоблачение дипломатической истории ХVIII века». Глава 4.

«Действуя крайне осторожно, Иван III не решился присоединить Казань и Московии, а передал ее правителям из рода своего крымского союзника, Менгли-Гирея, чтобы они, так сказать, сохраняли Казань для Московии. При помощи добычи, отнятой у побежденных татар, он опутал татар победивших. Но если этот обманщик был слишком благоразумен, чтобы перед свидетелями своего унижения принять вид завоевателя, то он вполне понимал, какое потрясающее впечатление должно произвести крушение татарской империи на расстоянии, каким ореолом славы он будет окружен и как это облегчит ему торжественное вступление в среду европейских государств. Поэтому перед иностранными державами он принял театральную позу «завоевателя», и ему действительно удалось под маской гордой обидчивости и раздражительной надменности скрывать назойливость монгольского раба, который еще не забыл, как он целовал стремя у ничтожнейшего из ханских посланцев. Он подражал, только в более сдержанном тоне, голосу своих прежних господ, монголов, приводившему в трепет его душу. Некоторые постоянно употребляемые современной русской дипломатией выражения, такие, как «великодушие», «уязвленное достоинство властелина», заимствованы из дипломатических инструкций Ивана III.

Справившись с Казанью, он завершил давно задуманный поход Новгорода, главы русских республик. Если свержение татарского ига являлось в его глазах первым условием величия Московии, то вторым было уничтожение русской вольности. Так как Вятская республика объявила себя нейтральной по отношению к Московии и Орде, а Псковская республика обнаружила признаки недовольства, Иван начал льстить последней и сделал вид, что забыл о первой, тем временем сосредоточив все свои силы против Великого Новгорода, с падением которого, он понимал, участь остальных русских республик будет решена. Удельных князей он соблазнил перспективой участия в разделе этой богатой добычи, а бояр привлек на свою сторону, используя их слепую ненависть к новгородской демократии. Таким образом, ему удалось двинуть на Новгород три армии и подавить его превосходящими силами. Но затем, чтобы не сдержать данного князьями обещания, и, вместе с тем, опасаясь, что из-за недостаточной предварительной подготовки еще не сможет поглотить Новгород, он счел нужным проявить неожиданную умеренность и удовольствоваться одним лишь выкупом и признанием своей власти. Однако в грамоту, в которой эта республика изъявляла покорность, ему ловко удалось включить несколько двусмысленных выражений, делавшим его ее высшим судьей и законодателем. Затем он стал разжигать распри между патрициями и плебеями, потрясавшие Новгород так же, как Флоренцию. Воспользовавшись некоторыми жалобами плебеев (именно плебеев, бедняков! — И. С.), он снова явился в Новгород, сослал в Москву закованными в цепи тех знатных людей, которых, как было ему известно, относились к нему враждебно, и нарушил древний закон республики, в силу которого «никто из граждан никогда не сможет быть подвергнут суду или наказанию за пределами ее территории».

С той поры он стал верховным арбитром. «Никогда, — утверждают летописцы, — никогда еще со времен Рюрика не бывало подобного случая. Никогда еще великие князья киевские и владимирские не видели, чтобы новгородцы приходили к ним и подчинялись им, как своим судьям. Лишь Иван сумел довести Новгород до сего унижения».

Семь лет потратил Иван на то, чтобы разложить республику с помощью своей судебной власти. Когда же он счел, что силы Новгорода иссякли, то решил, что пришло время заявить о себе. Чтобы сбросить маску умеренности, ему нужно было, чтобы Новгород сам нарушил мир. Итак, если раньше он прикидывался спокойным и терпеливым, то теперь разыграл внезапный взрыв ярости. Подкупив посла республики, чтобы тот на публичной аудиенции величал его государем, Иван незамедлительно потребовал всех прав самодержца, то есть самоупразднения республики. Как он и предвидел, Новгород ответил на это посягательство восстанием, избиением знати и тем, что «предался Литве». Тогда этот московитский современник Макиавелли, приняв вид оскорбленной добродетели, стал жаловаться, мол: «новгородцы сами добивались того, чтобы он стал их государем; а когда, уступая их желаниям, он, наконец, принял этот титул, они отреклись от него и имели дерзость объявить его лжецом; они посмели пролить кровь своих соотечественников, оставшихся ему верными, и предать Бога и священную землю российскую, призвав в ее пределы чуждую религию и иноземного владыку».

ПЕТР I (КАРТИНА ХVIII в.). ПО МНЕНИЮ МАРКСА, ЭТОТ ЦАРЬ «ПРЕВРАТИЛ МОСКОВИЮ В СОВРЕМЕННУЮ РОССИЮ, ПОСКОЛЬКУ ПРИДАЛ ЕЕ СИСТЕМЕ ВСЕОБЩИЙ ХАРАКТЕР»

Подобно тому, как после первого своего нападения на Новгород он открыто вступил в союз с плебеями против патрициев, как теперь Иван вступил в тайный заговор с патрициями против плебеев. Он двинул объединенные силы Московии и ее вассалов против республики. После ее отказа безоговорочно подчиниться он повторил татарский прием — побеждать путем устрашения. В течение целого месяца он все теснее стягивал вокруг Новгорода кольцо огня и разорения, держа постоянно над ним меч и спокойно ожидая, пока раздираемая распрями республика не пройдет через все стадии дикого исступления, мрачного отчаяния и покорного бессилия. Сопротивление Новгорода было сломлено. То же произошло и с другими русскими республиками.

Любопытно посмотреть, как Иван III использовал самый момент победы, чтобы ковать оружие против тех, кто одержал эту победу. Присоединив земли новгородского духовенства к своим владениям, он обеспечил себя средствами для подкупа бояр, чтобы впредь использовать их против князей. Стоит также отметить те изощренные усилия, которые Московия, подобно современной России, постоянно прилагала для расправы с республиками. Началось с Новгорода и его колоний, затем наступила очередь казачьей республики (здесь Маркс имеет в виду Запорожскую Сечь. —  И. С.), завершилось все Польшей. Чтобы понять, как Россия раздробила Польшу, нужно изучить расправу с Новгородом, продолжавшуюся с 1478-го по 1528 год.

Казалось, Иван сорвал цепи, в которые монголы заковали Московию, лишь для того, чтобы опутать ими республики русских земель. Казалось, он поработил их лишь для того, чтобы поступить так же с русскими князьями. В течение 23 лет он признавал их независимость, терпел дерзости и сносил даже их оскорбления. Теперь благодаря Золотой Орды и падению республик он стал настолько сильным, а князья, с другой стороны, такими слабыми вследствие влияния московского князя на их бояр, что Ивану достаточно было только продемонстрировать свою силу, чтобы исход борьбы был предрешен. Тем не менее, он не сразу отказался от своих приемов. Он избрал тверского князя, наиболее могущественного из русских феодалов, в качестве первого объекта своих действий. Он начал с того, что вынудил его к наступлению и к союзу с Литвой, а затем объявил его предателем, далее, запугав этого князя, добился от него ряда уступок, которые лишили его возможности сопротивляться. Все это закончилось тем, что тверской князь отказался от борьбы и бежал в Литву. Присоединив Тверь к Московии, Иван III с удвоенной энергией продолжал осуществление своего давно задуманного плана. Прочие князья приняли свое низведение до степени простых наместников почти без сопротивления. Оставались еще два брата Ивана. Одного из них Иван убедил отказаться от своего княжения, другого завлек ко двору, лицемерными проявлениями братской любви усыпил его бдительность, а затем приказал убить.

Мы дошли теперь до последней великой борьбы Ивана — борьбы с Литвой. Она началась его вступлением на престол и закончилась только за несколько лет до его смерти. В течение 30 лет он ограничивался в этой борьбе тем, что вел дипломатическую войну, разжигая и укрепляя внутренние распри между Литвы и парализуя своего противника натравливанием на него других его врагов. После смерти короля Казимира и вступления на престол слабого Александра, когда литовский и польский престолы временно разделились и обе эти страны взаимно истощили свои силы в междоусобной борьбе, — Иван понял, что пришла возможность использовать свою силу и что все условия для успешного выступления с его стороны налицо. И все же, он не пошел дальше театральной военной демонстрации — сбора ошеломляющего своей численностью войска. Как он в точности предвидел, теперь довольно было только сделать вид, что он желает битвы, чтобы вынудить Литву признать в договоре те захваты, которые исподтишка были совершены Иваном прежде, и буквально навязать Литве союз, а слабому королю Александру — свою дочь.

Между политикой Ивана и политикой современной России существует не сходство, а тождество — это докажет простая замена имен и дат. Иван III, в свою очередь, лишь усовершенствовал традиционную политику Московии, завещанную ему Иваном I Калитой. Иван Калита, раб монголов, достиг величия, имея в руках силу самого крупного своего брата — татар, которых не использовал против более мелких своих врагов — русских князей. Он мог использовать силу татар лишь под вымышленными предлогами. Вынужденный скрывать от своих господ силу, которую в действительности накопил, он вместе с тем должен был ослеплять своих собратьев-рабов властью, которой не обладал. Чтобы решить эту проблему, он должен был превратить в систему все уловки самого низкого рабства и применять эту систему с терпеливым упорством раба. Открытая сила сама могла входить в систему интриг, подкупа и скрытых узурпаций лишь в качестве интриги. Он не мог ударить, не дав предварительного яда. Цель у него была одна, а пути достижения многочисленны.

Эта политика была продиктована Ивану Калите специфическим характером как господствующей, так и порабощенной расы. Его политика стала также политикой Ивана III. Такова же политика и Петра Великого, и современной России, как бы ни менялись название, местопребывание и характер используемой враждебной силы. Петр Великий действительно являлся творцом современной русской политики. Но он стал ее творцом только потому, что лишил старый московитский метод захватов его чисто местного характера, отбросил все случайно примешавшееся к нему, вывел из него общее правило, стал преследовать более широкие цели и стремится к неограниченной власти, вместо того, чтобы устранять только известные ограничения этой власти. Он превратил Московию в современную Россию тем, что придал ее системе всеобщий характер, а не тем лишь, что присоединил к ней несколько провинций.

Проведем итог. Московия была воспитана только благодаря тому, что стала «virtuoso» (виртуозом. — И. С.) в искусстве рабстве. Даже после своего освобождения Московия продолжала играть свою традиционную роль раба, ставшего господином. Впоследствии Петр Великий сочетал политическое искусство монгольского раба с гордыми стремлениями монгольского властелина, которому Чингисхан завещал свой план завоевания мира».

Что можно добавить к этим блестящим словам Маркса? Разве что заметим, что, во— первых, «первая в мире пролетарская революция» произошла — по страшной иронии истории — не где-нибудь, а именно в стране, о политических традициях которой так точно и жестко писал выдающийся немецкий мыслитель. И это многое объясняет, в частности, открывает нам причины многих традиций ХХ века. А, во-вторых, хотите понять особенности характера и поступков нынешнего «национального лидера» России? Читайте в документе 30-х годов прошлого века — и читайте Маркса...