Динамика «управляемого взрыва»

Последние события в Украине получили, без преувеличения, мировой резонанс. Мужественной борьбе сотен тысяч людей за свободу, за обновление общества, за свободные выборы аплодировали в Варшаве и Париже, Токио и Берлине, Риме и Вашингтоне... «Оранжевая революция» — этот термин прозвучал на многих континентах. Но попробуем отвлечься от эмоций и, поставив все в необходимый исторический контекст, ответить на «простой» (и, возможно, самый важный вопрос) — если стремительные общественные изменения ноября-декабря 2004 года в Украине действительно являются революцией, то каково место этой революции в своеобразной «периодической таблице» революций прошлого (а такую таблицу можно, в конечном счете, представить себе, ведь, несмотря на неповторимые особенности каждого общественного поворота, есть и законы, общие закономерности революций)? И каковы перспективы нашей революции (ведь эти законы позволяют более-менее точно прогнозировать будущее)?

Заметим сразу, что последующие соображения с неизбежностью носят субъективный характер; вероятно, немалая часть читателей не согласится с нижеизложенными мыслями. Однако если они тоже поспособствуют крайне нужному именно сейчас делу (хотя и нелегкому — ведь ситуация меняется буквально каждый день!) переосмысления только что приобретенного и на майданах, и в сессионных залах, и, главное, в наших душах опыта — задача автора будет выполнена. Итак, в первую очередь хотелось бы отметить следующее. То, что в Украине произошла именно революция, сейчас подается в большинстве наших СМИ не как требующая определенных доказательств теорема, а как аксиома, которая ни в каких доказательствах уже не нуждается. Но ведь не будем забывать, что любая революция — это комплексное, сложное и многомерное понятие; это и «революция духа» (именно в этой сфере изменения действительно бесспорны, убедительны и исторически значимы), и революция политическая, и революция собственности... Кстати, не стоило бы, возможно, так злоупотреблять словом «революция», используя его где нужно и где не нужно; вдумаемся лишь в определение, которое дает новейший толковый «Словарь иностранных слов» (Киев, 2000 г.): «Коренной переворот в жизни общества, который приводит к ликвидации предыдущего политического строя и утверждению нового». Так что далеко не каждое общественное возмущение, очевидно, является революцией, и далеко не всякие массовые протестные выступления; речь идет именно о коренных, качественных изменениях в жизни общества. Что же касается того, произошли ли уже такие изменения в Украине (особенно же в политической сфере) — мнения могут и должны быть, естественно, неоднозначными, особенно после компромисса 8 декабря.

Но опыт истории наделяет нас действительно бесценными возможностями, действительно прекрасным преимуществом: сравнить то, что есть, с тем, что уже было. Сопоставление с «революцией роз» в Грузии 2003 г. и со свержением Милошевича в Сербии в 2000 г. стало уже общим местом. Однако можно и нужно анализировать и уроки десятков и сотен других революций (думается, что процесс этого анализа еще впереди). Укажем сейчас только на две «прозрачных» аналогии, которые возникают перед глазами исторически мыслящих людей: украинская национально-освободительная революция 1918—1920 гг. с ее компромиссами, нерешительностью, кровавым экстремизмом и так и нерешенными задачами, которые пришлось уже решать совсем другой революции, 1990—1991 гг., приведшей к обретению Украиной юридической независимости.

Однако есть еще одна революция, воистину классическая, действительно, так сказать, «лабораторный полигон» для последующих (а также источник вдохновения; ведь пусть не грубым, прямолинейным образом, но именно ее идеологией в немалой степени руководствовался наш Шевченко!). Речь идет о Великой Французской революции 1789—1794 гг. Как бы это, возможно, ни показалось странным читателю, но именно ее уроки, именно законы развития этой революции весьма и весьма поучительны для нас в эти декабрьские дни. Кстати, на днях на страницах «Дня» события 1789 года (но только один, пусть очень показательный фрагмент) вполне уместно уже упоминал известный психолог А. Губенко. Продолжим этот творческий поиск.

Нет никаких оснований отрицать, что революционная ситуация во Франции образца 1789 года и положение дел в Украине года 2004 принципиально отличаются по многим параметрам: цивилизационным, экономическим, отношениям внутри системы власти. Однако вчитаемся в письменные пожелания («приказы»), которые передавались новоизбранным депутатам Генеральных Штатов (впоследствии — Учредительного Собрания) накануне революции. Чего же хотел тогда французский народ, прежде всего его «третье сословие», то есть, выражаясь современным языком, мелкие и средние собственники? 1) Гарантий неприкосновенности личности . 2) Полной свободы печати. 3) Веротерпимости и равенства конфессий перед законом. 4) Пропорционального распределения налогов . 5) Устранения всех привилегий и злоупотреблений чиновничества, особенно исполнительной власти. 6) Ответственности исполнительной власти перед избранными народом депутатами. 7) Права всех граждан занимать любую государственную должность. Не правда ли, немалая часть этих требований 215-летней давности довольно-таки актуальна и сейчас (для Украины — еще в большей степени, чем для наших западных соседей!). Многие из этих тезисов впоследствии вошли в качестве составляющей в демократические конституции разных стран мира.

Первый этап Великой Французской революции (условно говоря, 1789—1791 гг.) — это компромисс между старой властью, представленной королем Людовиком XVI, чьи полномочия, как сам монарх искренне верил, имели своим источником самого Бога, и новоизбранной демократической представительской властью — Учредительным Собранием. Именно это Собрание в конце августа 1789 г. приняло знаменитую Декларацию прав человека и гражданина. Свобода слова и совести, право народа на безопасность, на жизнь и на сопротивление угнетению , провозглашение народа единственным источником власти — эти славные принципы стали, без преувеличения, краеугольным камнем для всего конституционного законодательства (и вообще правовых систем) передовых государств Запада. Понятие гражданского общества для всей Европы благодаря этим событиям получило мощный толчок для развития и реализации на много десятилетий вперед. Хотя бы поэтому, кстати, наши серьезные политики должны досконально знать события этой Революции — подобно тому, как серьезный врач обязан владеть формулами химии, физик — математики.

Этот компромисс (доходило до того, что и депутаты, и простые граждане одновременно клялись в верности Декларации прав и новой Конституции — и... старому королю) оказался очень хрупким. Поскольку не были прежде всего упорядочены отношения собственности ; на одном полюсе мы видим численно незначительное (1%) дворянское сословие, владевшее «контрольным пакетом» политической власти, но терявшее контроль над собственностью, на другом — блок мелких и средних предпринимателей (крупные вступили в союз с дворянами, заметим это!), крестьян, ремесленников, чьи требования становились с каждым месяцем все более радикальными. Правый и левый фланги тогдашнего французского политикума вступили в смертельный поединок; «центр» оказался размытым, воспринимался как разновидность государственной измены. Последствия довольно хорошо известны: массовые репрессии 1792—1794 годов, террор (кстати, как раз тогда Робеспъер, Марат, Сен-Жюст, другие якобинцы впервые начали употреблять термин «враг народа»). Но какой урок мы должны извлечь из этих давних трагических событий? Очевидно, вот какой: политика «сдерживания» экстремизма во время революции, если она лишена позитивного содержания, если сутью этого компромисса является только общественный эгоизм — такая политика неминуемо «проваливается» с весьма печальными для страны последствиями.

Тем не менее, как раз позитивное наследие эпохи Великой Французской революции действительно заслуживает в наши переломные дни особого внимания. Так, именно тогда вошел в активный оборот термин патриот (причем не в смысле: борец за господство или преимущество какой-либо нации, а в смысле: борец за свободу , независимо от этнического происхождения). Именно тогда сложилась французская политическая нация; ведь выходцы из Бретони и Прованса, Гаскони и Бургундии братались во имя свободы, правда, впоследствии появилось страшное слово Вандея (так называлась одна из провинций), которое стало символизировать мятеж реакционеров (возможна ли украинская Вандея?)... Но дело даже не в этом. Уроки той Революции настолько актуальны, общие закономерности любой революционной бури прослеживаются на ее примере настолько ярко, что на перечисление не хватит и сотен страниц.

Кратко напомним некоторые из них. Настоящий революционный процесс в обществе вызывает (часто синхронно) две тенденции: центростремительную, когда к политической силе, которая, по всем имеющимся признакам, побеждает, присоединяются самые разнообразные союзники разной степени искренности (исходя при этом, понятно, из сугубо прагматических соображений), и центробежную, когда в ожесточенной борьбе с этой самой, доминирующей в данный момент, политической силой вступают в самые причудливые, удивительные альянсы бывшие враги. Так, в 1794 году с целью свержения и уничтожения Робеспьера объединились крайние левые (обвинявшие его в предательстве революции) и «классические», умеренные правые (для которых он был тираном, деспотом и кровавым убийцей). Судьба революций (и реформ, заметим, также!) в решающей мере зависит от того, как именно взаимодействуют между собой эти две тенденции и какая из них одерживает верх. Как кажется, решающим фактором, который может определить преобладание той или другой тенденции, является степень усталости общества , каковой (усталости) существенно способствуют разрыв между словом и делом, невыполнение предвыборных обещаний, неприкрытый цинизм. Вот тогда и «срабатывает» вторая, «центробежная» тенденция, когда объединяются враги...

Именно вождям Великой Французской революции принадлежит формула: «Закон — это выражение общей воли народа». Но как быть, если народ расколот, внутренне не един, дают о себе знать социальные и политические противоречия внутри «народа»? Бесспорно, закон становится тогда результатом компромисса . Но ведь не стоит забывать, что компромисс, неприменение силы (а это — фундаментальные принципы новейших «точечных» революций XXI века!) — не благие пожелания, а проявление объективной необходимости. А если это действительно так — существуют и объективная логика, и определенный предел этого процесса.

Точно так же и революции отнюдь не являются продуктом чьей- либо злой воли или преступного коварства; и во времена античности, и в XVIII веке, и в наши дни их вызывают вполне объективные причины (среди которых можно выделить, грубо говоря, две группы: униженное достоинство человека и социальная, прежде всего, имущественная несправедливость. Между прочим, относительно этой последней в 1789—1791 годах во Франции среди оппозиционных депутатов Учредительного Собрания получила распространение формула: « Грабеж никогда не может создать право собственности на награбленное »). Итак, вывод очевиден: предотвращение революций — это предотвращение в первую очередь их причин, а не следствий.

Существует еще довольно много интереснейших аналогий с трагическими событиями во Франции 215 летней давности. Много пищидля размышлений дает изучение, в частности, таких проблем, как испытание высокой идеи властью во время революции; человеческие драмы (ведь революции «пожирают» своих детей, бывшие друзья становятся смертельными врагами — тот же Робеспьер, например, казнил нескольких своих ближайших соратников, чтобы потом самому разделить их судьбу!), предательство партнеров... Но есть одна главная истина, которая во время великих переворотов истории всегда подтверждается с точностью почти математической формулы (хотя, заметим, этой истиной как-то модно стало в последние годы пренебрегать, забывать о ней). Вот она: творцом истории всегда был, есть и останется народ . Украинский никак не в меньшей мере, чем любой другой.