Финляндия: почему реализовался шанс на свободу

«Финляндия стала первой страной, остановившей нашествие большевизма, — о чем, к величайшему сожалению, сейчас часто забывают». Это слова из «Воспоминаний» маршала, барона Карла Густава Эмиля Маннергейма, человека, без железной воли, непреклонной решительности которого (решительности даже на такую страшную вещь, как гражданская война в январе-мае 1918 года) и понимания того,  что действительно нужно нации, —  независимого финского государства не было бы. В  высказывании финского лидера (он, кстати, до конца жизни говорил на финском с заметным акцентом — родным языком был  для него шведский, а вообще он свободно владел русским, польским, немецким, французским, английским) есть чувство определенной обиды или досады — не за себя, а за страну, которая ему многим   обязана. Но сейчас, через  100 лет после победы «маннергеймовцев» (они же «белофины», они    же последовательные сторонники реальной независимости Финляндии), иллюстрация на тему «роль личности в истории» (не абстрактной «личности» вообще, а именно Маннергейма) очень поучительна. И имеет  довольно прямое отношение к проблемам Украины 2018 года.

Действительно, если бы  армией Финляндии, которая только что провозгласила независимость (6 декабря 1917 года), но почти сразу оказалась под угрозой «советизации» и «пролетарской революции» с   соответствующими последствиями (Ленин, правда, «признал» финскую независимость 30 декабря, но здесь было скрыто    «двойное дно», о котором мы еще поговорим) — если бы этой армией руководил человек более «компромиссный», сторонник «политического решения конфликта» (тем более что далеко не все главы Совета народных уполномоченных Финляндии, созданного после левого переворота в Хельсинки 27 января 1918 года, были просто вульгарными большевистскими марионетками), а не Маннергейм — судьба независимости была бы более чем печальной. Но армию возглавлял командующий, который заявил: «Хотят  обвинить законное  правительство Финляндии и армию в развязывании гражданской войны, но это не скроет того факта, что в 1918 году мы защищали неприкосновенность и независимость нашего государства. Если бы мы не поднялись на борьбу, Финляндия в лучшем случае превратилась бы в автономную область Советской России — без каких-либо национальных свобод, без настоящей государственности, и нам бы не нашлось места среди свободных наций. Мы  заплатили за независимость страшную цену — тем более дорогой, даже  священной является она для нас».

Бесспорно, не только фигура Маннергейма повлияла тогда на ход судьбоносных для Финляндии исторических событий (притом, что  командующий был глубоко убежден:  нет такой цены,  в том числе и цены человеческих жизней, которая была бы слишком высокой в борьбе за независимость  и свободу!). Было еще несколько исключительно важных факторов. Сжато перечислим   их.

1 Финляндия — страна протестантской церкви (лютеранской), а не православной. Это намного уменьшало влияние  старой Империи Романовых в идейно-конфессиональном плане: не было почвы для фальсифицированных  утверждений адептов православия об «общности веры», «неразделимости исторического пути и т.п. Не так было в Украине. И  показательный момент: немало протестантских пасторов либо добровольно  вступили к «шюцкора» — нерегулярные (впрочем, быстро окрепшие и обученные) вооруженные формирования «охранников порядка», либо поддерживали их ежедневно своими проповедями. Потому что эти пасторы были убежденными сторонниками независимости — и в этом духе воспитывали свою паству. И  это, наверное, самое главное — они усвоили фундаментальную мысль протестантского вероучения: честный, добросовестный ежедневный труд является угодным Богу и делает человека счастливым — никоим образом не   расправа над  «эксплуататорами» и не «экспроприация экспроприаторов». Опять-таки — не так было  в Украине в 1918 году!

2 Социальная база, на которую опирался Карл Густав Эмиль Маннергейм (для родных и друзей — просто Густав), создавая отряды Шюцкора, а вскоре (он действовал очень быстро и стремительно, не  опаздывал не «поезд  истории» — упрек нашим нынешним власть предержащим!) — и регулярные вооруженные формирования. То есть ту же национальную армию, о которой он сам написал в «Воспоминаниях: «Финская армия, которую даже в своей стране многие ненавидели и на которую постоянно возводили клевету, спасла страну от гибели и создала крепкий фундамент для будущего Финляндии как независимого  государства». И вот  такая социальная база у Маннергейма была. Ее составлял мощный союз крупных, средних (и даже в известной мере мелких!) крестьянских хозяйств на севере страны и в Центре (там давно уже развивалось хуторское, единоличное сельское хозяйство, это важно). И что характерно: несмотря на все попытки революционеров из «Совета» в Хельсинки разжечь классовую вражду — и зажиточные, и небогатые хуторские крестьяне  в большинстве своем  поддержали Маннергейма. Это повлияло на ход событий. И этого не было у нас.

3 Традиции самоуправления и автономии. Это тоже оказалось очень весомым фактором. Еще в 1808 году, после «отвоевания» Финляндии у Швеции, чьей провинцией она была   до тех пор (в какой-то степени роль шведской аристократии, к  которой принадлежал и Густав Маннергейм, в истории   Финляндии можно сравнить с ролью прогрессивной части польской аристократической шляхты в истории Украины —  хотя это сравнение, как и любое другое, все-таки «хромает»), либеральный  тогда царь Александр І «даровал» финнам широкие права: свой парламент (правда, Петербург регулярно ограничивал его  полномочия, а то и распускал), свою систему демократических законов (пусть  несовершенных) и правоохранительных органов, опять же свободных  от вмешательства имперского центра. Следовательно,  в 1918 году в активную политическую жизнь вступило уже  четвертое (!) поколение финнов, которые  воспринимали широкие самоуправленческие права своей страны как что-то вполне естественное (были «младофинны», которые выступали за несколько более радикальный способ решения проблем — но не было «малофиннов», как у нас). Конечно, нация была уже более-менее подготовленной к независимости. Хотя социальный раскол (сопровождаемый вмешательством большевиков) и, как следствие, гражданская война произошли.

4 Маннергейма активно и четко  поддержало большинство национальной  интеллигенции, которое заключило союз с ним и с той «крестьянской армией, которую я имею честь возглавлять» (слова самого будущего маршала из воззвания к народу в феврале 1918-го). Этот союз интеллигенции и крестьян был важным потому, что интеллектуалы  донесли до аграриев-тружеников (в украинской терминологии — «хлеборобов») простую, но исключительно весомую мысль: мы боремся не за права какой-то одной провинции, уезда, местечка, хутора, а  за независимость целой Финляндии. Это то, чего не хватило тогда Украине.

Современный финский историк Эйно Кетола анализирует идейно-политический —ХХ вв. В частности, он пишет: «С консолидацией финского националистического движения в 1880-х годах Петербург увидел «у своих ворот» Великое княжество уже со своими  государственными символами: деньгами, почтовыми марками, законами, языком, со своей культурой, отличающейся от российской (! — И.С.), с более высоким благосостоянием. По мнению финнов, уже тогда сложилась финская нация». Однако, убедительно показывает Эйно Кетола, как царский режим, так и Временное правительство  «свободной» России не хотели «отпускать» Финляндию, признавать ее право на независимое государственное существование. Еще  в большей степени это касалось  правительства Ленина.

Совет Народных Комиссаров большевистской России 31 декабря 1917 года официально признал независимость Финляндии (как «признал» он и независимость  Украины,  практически сразу начав против нее агрессивную войну). Однако,  очень мягко говоря, не все было так просто, и Э.Кетола рассказывает об этом. Он пишет: «По предложению лидера Сената Пэра Свинхувуда, избранного из числа буржуазных сторонников независимости, Сейм 23 ноября (6 декабря) 1917 г. провозгласил независимость Финляндии (Маннергейма тогда еще не было в стране — он находился в Одессе и официально освобождался из российской военной службы. — И.С.). У Сената не было желания признавать правительство Ленина, обратившись к нему за признанием государственной независимости, однако вскоре выяснилось, что без этого является невозможным дипломатическое признание Финляндии другими странами».

Что же было дальше? Ленин, Троцкий и Сталин пошли на официальное признание финской независимости. Однако — и это характерно — со ссылкой на «принцип права наций на самоопределение» (причем в специфической большевистской интерпретации!). А  эта интерпретация сводилась вот к чему: «самоопределение наций» в действительности является «средством объединения пролетариата разных народов». Поэтому признание независимости Финляндии (как и Украины, Грузии, Армении.) вовсе  не гарантировало невмешательство Советской России в ее дела — так как речь шла о «достижении пролетарского единства». Именно это и подтвердили последующие трагические события.

Начало. Окончание читайте в следующем выпуске страницы «История и Я»