Из жизни лилипутов
Джонатан Свифт: реальность «сказки для взрослых»«Гулливер» — классика литературы для детей. Именно детям интересны все эти забавные приключения злополучного главного героя Свифта, попадающего то в царство смешных маленьких человечков-лилипутов, то в страну великанов, где он сам — меньше и ничтожнее муравья, то вообще в какие-то фантастические земли со странными названиями: Белнибарби, Лаггнег, Глабдабдриб (и тут же рядом — реально существующая Япония!)... Да еще и страна разумных лошадей-гуигнгнмов, а в придачу — еху, эти опустившиеся люди, ставшие животными! Нет, это чтение — не для взрослых людей, оно не помогает зрелому человеку постичь законы нашего реального мира.
Таков стереотипный, давно устоявшийся взгляд на творчество великого английского писателя, 335 лет со дня рождения которого исполняется именно сегодня, 30 ноября. Этот стереотип не поколебал ни тот факт, что сам Дж.Свифт (1667 — 1745) многократно и усиленно подчеркивал, что его книга предназначена исключительно для взрослого читателя, ни репутация первого великого политического сатирика в истории европейской цивилизации, вполне заслуженно закрепившаяся за Свифтом, ни даже обвинения в человеконенавистничестве («Гулливер» — плевок в лицо человечеству» — таков был отзыв многих современников). Все равно — книга детских приключений. Ну что ж, попробуем тщательно проверить, так ли это.
Но вначале — несколько предварительных замечаний. Даже злейшие враги гениального сатирика не отказывали ему в политической проницательности, гражданском мужестве и темпераменте бойца. Все помнили, что в 1703 — 1713 годах Свифт был известнейшим английским политическим публицистом, человеком, чьи памфлеты читала вся страна, чей вклад в прекращение бессмысленной и кровавой Войны за испанское наследство (1701 — 1713) невозможно переоценить. Сколько врагов нажил себе Свифт хотя бы вот этими честными и мужественными словами из памфлета «Мысли относительно религии и управления» (1708 г.): «Разделяя программу любой из наших партий до конца, каждый честный человек совершает насилие над своей честностью или разумом»!
Он был священником, причем достаточно высокого ранга — последние 30 лет жизни деканом (настоятелем) крупнейшего в Ирландии собора святого Патрика, что лишь немногим было ниже сана епископа. И его ранг, и национальное происхождение (подчеркиваю, Свифт был англичанином), и прорывавшаяся время от времени досада на жизнь в провинциальной Ирландии («Я здесь — как крыса в яме...») казалось бы, определяли заранее его политическую позицию. А между тем перед нами — один из духовных отцов будущей независимой Ирландии, опустошенной еще за 10 лет до рождения Дж. Свифта английской армией лорда- протектора Оливера Кромвеля, человек, которому принадлежат чеканные формулы:
«По законам бога, природа, государства и вашей страны вы, ирландцы, есть и должны быть такими же свободными людьми, как ваши братья в Англии», и еще: «Состояние тех, коими управляют без их согласия на то, есть состояние рабства». Не было в Ирландии первой половины ХVIII века более уважаемого человека, чем декан Свифт. Английский наместник в Дублине, ненавидевший писателя и мечтавший расправиться с ним, тем не менее признавал: «Чтобы арестовать одного этого человека, Свифта. необходимо 10 тысяч солдат. Народ стоит за него горой».
Однако вернемся к Свифту-сатирику и к лилипутам. Смешные маленькие существа! Но присмотримся к нравам Лилипутии. Вот как именует себя их император: «Краса и ужас вселенной... властелин над всеми властелинами; высочайший из всех сыновей человеческих, ногами попирающий центр земли, а головой достающий до солнца». Смешное хвастовство? Свифт, как гениальный сатирик, сразу же «приземляет» повествование, наделяя читателя жизненно важным для всех нас качеством называть вещи своими именами и видеть все в правильных масштабах (без чего народ — не народ, а сборище почетных граждан Лилипутии). Он приводит слова самого Гулливера, обычного человека среднего роста: «Император был и в самом деле очень высок: на целый мой ноготь выше своих подданых».
Но повествование даже в первой части не только смешно — оно по настоящему трагично. Вот император (или его советники) оглашают очередной пышный манифест о «гуманности» и «доброте» монарха. И несчастные лилипуты трепещут от страха: они ждут новых жестоких репрессий, публичных казней, ибо научены горьким опытом... А вот Свифт показывает, как министры, депутаты и прочие почтенные царедворцы, чтобы добиться милости у императора, учатся танцевать на натянутом канате (это вообще, по мнению автора, есть символ искусства политика!), проползать под опущенной низко над землей палкой или перепрыгивать через нее на манер ученых псов...
Но трагичнее всего — поведение и судьба в этом мире самого Гулливера. Вначале — это совершенно свободный человек, великан («Человек Горы», как назвали его лилипуты). Но вот он позволил этим гномам обыскать себя, очистить и переписать содержимое своих карманов. Затем мы уже видим, что великан Гулливер каждый день коленопреклонно молит императора лилипутов даровать ему свободу (а этот император совершенно свободно помещается на его ладони!), начинает восхвалять «необыкновенные» достоинства монарха... Гулливеру «дарован» указ повелителя, где, по сути, перечисляются одни лишь обязанности «Человека Горы» и гарантируется одно лишь право — видеть иногда своего монарха. А Гулливер ликует: отныне он «совершенно свободен». Вот начало четвертой главы: «Получив свободу, я прежде всего попросил разрешения осмотреть Мильдендо, столицу государства». Это — к вопросу о свободе. Конечно, не стоит усматривать в книге, опубликованной в 1726 году, слишком прямые аналогии с тоталитарной историей ХХ века и с нашей современностью. И все же...
Свифт, будучи ревностным поборником свободы, тем не менее по своим политическим взглядам не был радикалом. Он считал, что ближе всего к истине теория равновесия между монархом (шире: любым главой государства), аристократией (окружением монарха) и народом. При нарушении этого равновесия неизбежна тирания. Но впрочем, Свифт испытывал горькое и вполне оправданное недоверие к каждой из этих сил. Это — оптимальный вариант, а что же в реальности? Вот сатирик рисует образ коварного повелителя Лаггнега (из третьей части), подданные которого принуждены буквально лизать пол у подножия трона; вот Гулливер (там же) рассказывает о некоем королевстве Лангден, где «большая часть населения состоит из разведчиков, свидетелей, доносчиков, обвинителей, истцов, очевидцев, присяжных, вместе с их многочисленными подручными и помощниками, находящимися на жаловании у министров и депутатов. Заговоры в этом королевстве обыкновенно являются махинацией людей, желающих укрепить свою репутацию тонких политиков». До боли знакомо, не правда ли?
А вот четвертая часть «Гулливера», давшая повод упрекать Свифта в ненависти к человечеству. Тут выведена раса опустившихся, одичавших полулюдей (еху), существ грязных, хитрых, жестоких и подлых, яростно дерущихся за кусок пищи (даже если этой пищи в десять раз больше, чем необходимо). Вожаками у них бывают, как правило, самые жестокие и злобные представители рода; у этих «вожаков» в свою очередь, есть «ближние люди», в обязанности которых входит лизать определенную часть тела вожака и доставлять им самок... Неудивительно, что еху — рабы, рабы у благородных, разумных лошадей — гуигнгнмов, которым неведомы слова «война», «кровь», «тирания». Свифт бывал резок в своих высказываниях о времени и людях. «Рассматривая положение дел в этом государстве как совершенно безнадежное, я не стану прописывать лекарство мертвому»; «не ожидайте от человека более того, на что это животное способно, и тогда мое описание еху будет с каждым днем казаться Вам все более похожим» — в таком тоне он писал друзьям. Все свое немалое по тем временам состояние (10 тысяч фунтов!) декан Свифт завещал на постройку в Дублине просторного дома для умалишенных . И все же он верил: хоть часть людей в силах не быть лилипутами или же еху. Когда дублинцы читают надпись на могильной плите великого сатирика: «Суровое негодование уже не раздирает здесь его сердце. Пройди, путник, и подражай, если можешь, тому, кто ревностно боролся за дело мужественной свободы» — то это обращено отнюдь не только к дублинцам. «Путник» — это в данном случае каждый из нас, читатель.