Ложь, кровь и утопия
Трагедия в Новочеркасске: момент истины для Хрущева. 1961—1964 годы — поистине уникальный, более чем своеобразный период в истории советского общества. На официальном уровне — под влиянием неугомонного реформатора и утописта, руководителя КПСС и главы правительства СССР Никиты Хрущева — звучали такие обещания фантастического «светлого будущего», что даже у некоторых «трезвых умов», наученных жизнью скептиков, видавших виды «морских волков» начиналась (совсем слегка!) кружиться голова. Однако при этом следует сразу сказать, что явное большинство советских людей относилось к такому идеологическому «чудотворству» Хрущева, по меньшей мере, с насмешливой иронией, а то и с презрением, хотя «чудеса» эти провозглашались тогда на высшем уровне, в десятках, сотнях выступлений словоохотливого Хрущева, и, главное, были официально закреплены в третьей Программе КПСС.
О чем конкретно идет речь? В программе правящей и единственной в СССР партии, принятой на ее ХХII съезде в октябре 1961 г., говорилось, что к 1980 г. в Советском Союзе будет «в основном построен» коммунизм, обеспечено «изобилие материальных и культурных благ для всего населения». В 1971 г., как было официально обещано, СССР должен был обогнать «самую богатую страну капитализма» — США по производству продукции на душу населения и по производительности труда. Но особенно поражали щедрые обещания, которые давались как партией в целом, так и ее тогдашним лидером! Например: к 1980 г. в СССР «исчезнет тяжелый физический труд», «рабочий день станет самым коротким в мире», «реальные доходы на душу населения увеличатся в 3,5 раза», «каждая советская семья будет иметь благоустроенную квартиру», «бесплатным станет пользование жильем, общественным транспортом, отпуск медикаментов» и т. д.
Чего больше во всех этих словах: ослепления утопическими призывами (сложность характера и политического портрета Хрущева в том и состоит, что при всем своем прагматизме, цинизме и хитрости он удивительным образом, хотя бы в части своего сознания, искренне верил в утопические иллюзии!), беспардонной лжи или же дремучего невежества? Очевидно, было и то, и другое, и третье. Но такое бессовестное жонглирование обещаниями, как правило, к добру не ведет, а заканчивается катастрофой (и идеологической, и политической), ибо, как блестяще сказал в 1863 г. президент США Авраам Линкольн, «нельзя все время дурачить весь народ». Сила же народного гнева, когда люди внезапно осознают, что их не считают людьми, что их бесстыдно обманывали, — вещь нешуточная. Стремясь подавить этот гнев, власть сбрасывает маски. Очень поучительно в этой связи вспомнить о драматических событиях в Новочеркасске в начале июня 1962 г.; дело не только в том, что именно сейчас исполняется полувековая годовщина со дня кровавого подавления этих народных протестов. Новочеркасская трагедия, о которой, кстати, было позволено говорить «в полный голос» лишь в годы перестройки, как в фокусе, преломила и отразила всю суть советского режима 50-летней давности, — она также стала беспощадным «моментом истины» и для Хрущева, показав пределы (а по сути, и лживость) его «реформизма». На основе наиболее интересных мемуарных свидетельств (А. Микояна, Ф. Козлова, самого Хрущева, А. Шелепина, А. Аджубея, В. Семичастного, В. Макаревского, многих других участников событий), воспоминаний очевидцев трагедии мы попытаемся восстановить реальную картину происходившего. В основных чертах она такова.
17 мая 1962 г. (после принятия «Программы коммунизма» прошло немногим более полугода) Президиум ЦК КПСС одобрил проект указа Президиума Верховного Совета о повышении цен на мясо и птицу (с 1 июня) на 35%, а на масло и молоко — на 25%. Первый заместитель Хрущева в Совмине СССР Алексей Косыгин, активно «пробивавший» столь непопулярную идею, приводил такие экономические аргументы: закупочные цены государства, хоть и повышались с 1953 г. неоднократно, тем не менее, все еще не покрывали себестоимости продукции. В результате, чем больше производил колхоз или совхоз, тем большими оказывались убытки. К тому же, введенные по настоянию Никиты Сергеевича (еще в 1958 г.) ограничения на содержание индивидуального домашнего скота еще более осложняли ситуацию. Хрущев (в конце концов, он согласился с аргументами Косыгина и взял ответственность на себя) рассчитывал, что повышение цен позволит больше платить колхозникам и таким образом стимулировать их производительность.
Но ведь проблема эта давно уже перестала быть «чисто» экономической. Во-первых, такая мера резким (крайне резким!) образом расходилась с настроениями и ожиданиями людей, уверенных (и уверенных с полным на то правом), что после смерти Сталина цены должны идти вниз, а никак не вверх. А во-вторых, контраст между обещаниями скорой коммунистической «всеобщей бесплатности» и суровыми реалиями был слишком резким.
Кроме того, одновременно и синхронно с повышением цен были повышены нормы заводской выработки, то есть фактически снижены зарплаты рабочим, тому самому рабочему классу, именем которого клялся режим и во имя которого, как считалось, правил. Разумеется, когда, начиная с 1 июня 1962 г., трудящиеся узнали о повышении цен (конечно, к ним призывали отнестись «с пониманием»), последовали более или менее бурные протесты — в Москве, Ленинграде, Киеве, Челябинске, Донецке слышались призывы к забастовкам; КГБ обнаруживал и конфисковывал плакаты с надписями: «Болтун Хрущев, где твое изобилие?», «Долой диктатуру Хрущева!» и «Внутренняя политика Хрущева — гнилье!». Но самый страшный оборот приобрели события в Новочеркасске Ростовской области, вернее, на огромном электролокомотивном заводе имени Буденного в нескольких километрах к северу от этого промышленного города.
Вследствие повышения норм выработки заработная плата рабочих упала на 30%. Кроме этого, они также страдали от плохих условий работы, высоких цен на жилье, дефицита и дороговизны в городских магазинах. Предвидя назревавший в Новочеркасске протест, власти сняли с должности прежнего директора завода Д. Егорова, умевшего находить общий язык с рабочими, и назначили нового — Б. Курочкина. И вот утром 1 июня взволнованные рабочие окружили нового директора завода и потребовали ответить на вопрос: как же им теперь жить, как сводить концы с концами? Курочкин грубовато ответил: «Если не хватает зарплаты на мясо и колбасу, ешьте ливерные пирожные!». Эти слова, быстро разошедшиеся по цехам, вызвали всеобщее негодование. Рабочие восклицали: «Да они издеваются над нами, сволочи!».
Раздался заводской гудок. На площади перед заводоуправлением начался стихийный митинг. Секретарь Ростовского обкома партии попытался успокоить митингующих, став подробно рассказывать о своем беспризорном детстве, а затем заявил, что повышение цен и рабочих норм выработки — вещь необходимая и справедливая; тем временем работники КГБ старались аккуратно рассеять толпу, наводняя ее старыми членами партии. Однако на речь партийного функционера рабочие ответили свистом и криками: «Мяса! Поднимите зарплату!». Над головой партийного босса пролетела бутылка, а затем и несколько камней. Обкомовец был вынужден поспешно скрыться. Решено было на следующий день идти к горкому партии, чтобы предъявить свои требования. Из двух городов — Новочеркасска и Ростова — послали делегатов за поддержкой. Вечером на заводской площади запылал костер из собранных со всего завода портретов Хрущева (согласно отчету КГБ, «пьяные хулиганы» срывали со стен административного здания «некоторые портреты» — чекистский «эзопов язык»!).
В тот же день возбужденная толпа перекрыла ближайший железнодорожный путь и остановила поезд, нарушив железнодорожное сообщение между Саратовом и Ростовом. На захваченном тепловозе кто-то написал мелом: «Хрущева разделаем на мясо!». Затем захваченный поезд был освобожден силами КГБ и местной милиции, но тут же снова отбит разъяренными людьми. Обкомовские работники попытались было зачитать перед рабочими документы ЦК, оправдывавшие повышение цен, но говорить им не дали. «Сами читали, грамотные! — кричал народ. — Лучше скажите, как мы жить будем, когда зарплата упала, а цены выросли!».
Многотысячная колонна рабочих с красными флагами и портретами Ленина (!— И. С.) под пение «Интернационала» направилась к горкому. Несли лозунги: «Дайте мясо, масло!», «Нам нужны квартиры!», «Хрущева на свалку!». К этому времени в город уже вошли войска (на подмогу местной милиции и для предотвращения дальнейших «антиобщественных манифестаций были вызваны несколько армейских подрозделений, войска МВД; также в Новочеркасск срочно прибыл командующий Северо-Кавказским военным округом генерал Иса Плиев), многие активные участники митинга протеста были арестованы. В Новочеркасск по настоянию Хрущева, который хотел лично выехать в город и «убедить народ», но его, как вспоминал А. Аджубей, «с трудом отговорили», прибыли члены Президиума ЦК КПСС Анастас Микоян и Фрол Козлов, чтобы руководить подавлением волнений.
И вот колонна новочеркасских демонстрантов (как вспоминают, не менее 10 тысяч человек) вышла на площадь Ленина в центре города. Мост через реку Тузлов, которую нужно было перейти протестующим, был прегражден танками, но солдаты почти не пытались их остановить. Площадь Ленина заполнилась людьми, начался митинг. Дети сидели на крышах и деревьях, чтобы наблюдать за событиями. Народ занял здание горкома партии. Перед тем призывы к партийным руководителям выйти и держать ответ перед народом остались без ответа. С балкона горкома стали выступать ораторы. Они призывали не выходить на работу, пока не восстановят прежние расценки на заводе и не снизят цены на мясо и молоко. Также требовали освободить арестованных и добиться приезда в город Хрущева, «чтобы он ответил перед народом за обман».
А дальше пролилась кровь. Площадь заняли танки. Солдаты дали несколько предупредительных выстрелов в воздух, но толпа не рассеивалась. И вдруг загремели новые выстрелы. С деревьев стали падать убитые и раненные подростки. Очевидец событий, некто Симонов, вспоминал: «Солдаты открыли огонь из автоматов. Началась паника. Люди постарше, видимо, фронтовики падали и по-пластунски ползли по площади. Что было дальше, помню плохо. Долго пытались смыть кровь с площади. Сначала пожарной машиной, затем еще какой-то, со щетками, и, наконец, пригнали каток — заасфальтировали все толстым слоем». Всего было убито 24 человека (в основном в возрасте от 18 до 25 лет) и 87 ранено; некоторые из них впоследствии умерли от ран. Среди убитых были две женщины и один мальчик школьного возраста. Погибших тайно похоронили на пяти разных кладбищах Ростовской области. Так в Новочеркасске восстановили «спокойствие». В газетах о происшедшем не было сказано ни слова. А в городских магазинах наступило неожиданное «изобилие»: прилавки наполнились продуктами...
Кто отдал приказ стрелять — и был ли вообще такой приказ, до сих пор остается темой для дискуссий. В КГБ утверждали, что стрелять приказали «военные» (генерал Плиев). Первый заместитель генерала Плиева генерал М. Шапошников вспоминает, что Плиев приказал ему остановить демонстрантов, и когда Шапошников возразил, что для этого у него недостаточно людей, Плиев жестко сказал: «Я отправил вам танки! Атакуйте их!».Шапошников не верил своим ушам: атаковать гражданских, в том числе женщин и детей, танками (!); однако Плиев повторил приказ, а заем подтвердил его письменно: «Используйте танки!». Сотрудник КГБ Василий Макаревский, очевидец трагедии, вспоминал, что стрельба началась «случайно», когда один из демонстрантов попытался отнять у солдата винтовку. А вот Анастас Микоян утверждал, что член Президиума ЦК, секретарь ЦК, отъявленный сталинист Фрол Козлов настойчиво требовал у Хрущева применить военную силу — и в конце концов высший руководитель СССР дал такую санкцию (иначе и быть не могло: без согласия Хоущева невозможно было пойти на «силовой вариант» — такие решения принимал только он). Хрущев, как вспоминал Микоян, боялся, что возмущение перекинется на другие рабочие регионы СССР, в том числе Донбасс.
На следующий день после расправы власти выкатили на центральную площадь города громкоговорители и стали транслировать записанную накануне речь Микояна. В свою очередь, Козлов в своем выступлении по радио пообещал улучшить условия, приведшие к забастовке. Повышение цен член Президиума ЦК отстаивал, но заверял, что это «временная мера», которая всего лишь через два года обязательно приведет «к изобилию» (что-то очень знакомое нам по событиям сегодняшним, не так ли?). Тем временем милиция арестовала 116 демонстрантов; над 14 «зачинщиками беспорядков» (в основном это были уличные ораторы) в августе 1962 г. состоялась серия судов. На «главный» из этих процессов в Новочеркасск специально прибыла коллегия Верховного Суда РСФСР. Из 14 подсудимых семеро (в том числе одна женщина!) были приговорены к смертной казни, остальные — к десяти-пятнадцати годам тюрьмы. Публика в зале суда встретила приговор возгласами: «Собакам собачья смерть!» и «Пусть получат по заслугам!».
Упомянутый уже нами офицер КГБ Василий Макаревский, находившийся в те дни в Новочеркасске, вспоминает, как сразу после трагедии Фрол Козлов, разговаривая по телефону с другим членом Президиума ЦК Михаилом Сусловым, рассказывал коллеге не о страшной цене пролитой человеческой крови, а о том, что, по-видимому, было для него гораздо важнее: о низком качестве питания в Новочеркасске. «Чертова дыра! — жаловался Козлов Суслову. — Распорядись, чтобы сюда что-нибудь прислали из продуктов. И не забудь: мне нужен отпуск, ты обещал меня поддержать». Заметим, что Фрол Козлов был тогда вторым человеком в партии, и если бы не внезапный инсульт, постигший его в следующем 1963 году, еще неизвестно, не стал бы именно этот сторонник «сильной руки» хозяином СССР после свержения Хрущева...
А что же Никита Сергеевич? Он пытался оправдать расправу в Новочеркасске, заявив немного позже тому же Козлову, что, поскольку «миллионы уже погибли ради торжества Советской власти, мы имели право применить силу (! — И. С.)». Ответственность высший руководитель страны возлагал на кого угодно — на самих рабочих, на «местных идиотов, которым вдруг вздумалось стрелять», на своих коллег по Президиуму ЦК, только не на самого себя. Впрочем, Сергей Хрущев, сын Первого секретаря ЦК, утверждает, что «воспоминания о Новочеркасске мучили отца до конца дней». В день трагедии, 2 июня 1962 г., Хрущев выступал перед советской и кубинской молодежью и произнес, в частности, такие слова: «Нынешняя ситуация сложна, можно даже кое в чем сравнить ее с той, что была в годы Гражданской войны... Решение поднять цены нам далось очень нелегко, но как быть, какой найти выход? И мы решили сказать правду народу, партии. Да, у нас есть трудности, не хватает масла, не хватает мяса. Но через год-два повышение цен благотворно скажется на всей экономике страны, а наше сельское хозяйство будет расти как на дрожжах».
* * *
Прошло полвека. Почти всех участников этой трагедии давно уже нет в живых. Почему же, читатель, чем больше вдумываешься в смысл тех давних событий, тем более ясно понимаешь, что в них скрыт предельно важный для нас, людей, живущих в 2012 году, исторический урок?
Ведущий страницы «История и «Я» — Игорь СЮНДЮКОВ. Телефон: 303-96-13. Адрес электронной почты (e-mail): master@day.kiev.ua
