Мартин Лютер: большой разрыв

«Удар молнии в бочку с порохом»... Так образно, вполне справедливо и метко назвали историки более поздних времен событие, произошедшее 31 октября 1517 года в старинном немецком городе Виттенберге. Тогда молодой доктор богословия, 34-летний августинский монах Мартин Лютер собственноручно прибил на воротах Замковой Виттенбергской церкви тщательно выверенные, продуманные и лично написанные им, впоследствии всемирно знаменитые «95 тезисов», направленных против продажности, лицемерия и измены христианским идеалам со стороны значительной части иерархии тогдашнего геополитического объединения — католической церкви, и прежде всего против коррумпированной и деспотической власти римских пап. В первую очередь, в тезисах шла речь (хоть они и не сводились к этому) о позорной традиции продажи индульгенций, то есть отпущении грехов, в частности и самых тяжких, за деньги, согласно установленным «тарифам».

Будет преувеличением утверждать, что уже буквально в тот же день современники «доктора Мартинуса» почувствовали тот упомянутый «удар молнии». Однако год за годом неумолимый поток исторических событий подтвердил одну, крайне важную вещь: состоялась грандиозная мировоззренческая, религиозная, философская, политическая и социально-экономическая революция, революция такого масштаба, который бывает один раз в несколько веков. Ее последствия внимательный аналитик проследит в реалиях и современной Европы. Что же касается роли Доктора Мартинуса — Мартина Лютера (предки его именовались Людерами), ее трудно переоценить.

Однако сразу следует отметить вот что. Если в древнегреческих эпических переводах «молнии» метали с небес на землю, как правило, бессмертные боги, прежде всего Великий Зевс-Громовержец, то в нашем случае в роли «Зевса» (в этой метафоре меньше иронии, чем может показаться!) выступил немецкий умный, строптивый, волевой, одаренный и, главное, совестливый парень из крестьянской семьи достаточно скромного достатка (его деды и прадеды, Людеры, пахали землю в селе Мера на Тюрингии), отец Ганс, ценой невероятно тяжелого труда, переехав в городок Мансфельд недалеко от Меры и устроившись там рудокопом на шахту — выбился «в люди» благодаря тотальной жестокой экономии буквально на всем и сугубо немецкой бережливости. (Лютер потом вспоминал, что голода он, его братья и сестры не знали, однако считали каждую копейку, а его мать, Маргарита, собирала хворост в лесу наравне с самыми бедными горожанками...) Кто будет отрицать тот факт, что Лютер и является наиболее ярким представителем немецкой элиты ХVI—XVII веков (и не только), буквально в каждом городе страны есть памятник ему или (и) площадь его имени. Однако заметим: речь идет не о бюрократической, имущественной или же аристократической элите. Перед нами — выдающийся представитель народной интеллектуальной «элиты ответственности». И этому никоим образом не противоречит тот факт, что Лютер — отец, после свыше 20 лет каторжного труда на шахте, дослужившись постепенно до подмастера, горного мастера, старшего мастера, владельца акций шахты, стал наконец зажиточным бюргером (уже на склоне лет). Его сыну Мартину представился совсем другой жизненный путь.

Если внимательно присмотреться к портретам Ганса и Маргариты Лютеров (их около 1527 года создал друг нашего героя, выдающийся художник Лукас Кранах-старший), то обращают на себя внимание жесткие, будто вытесанные из скалы лица (правда, отец Ганс Лютер — уже в мехах; бедность уже позади.) Вот таким и был ранний немецкий капитализм начала ХVI века: он отвратителен, безгранично жесток, античеловечен (Ганс в молодости по крайней мере дважды-трижды в месяц терял после завалов в шахте своих друзей), но он же дает шанс тем, кто безумно работает и экономит на всем, шанс прорваться наверх. Ганс мечтал о карьере для своего одаренного сына — тот должен был стать уважаемым юристом, может, впоследствии, и дворянином. Однако Мартин «прорвался» совсем иначе.

Великий реформатор, став уже знаменитым, не раз потом вспоминал о «бессмысленной строгости» родителей и учителей и утверждал, что начальная школа, «кроме экзекуций розгами, страхов, плачей и воплей», больше ничем ему не запомнилась. Потом (в 1498 году) была францисканская школа в Магдебурге — там обычаи были несколько мягче, но Мартина ожидала беспросветная нужда: приходилось обходить жилища небедных горожан и петь псалмы буквально за кусок хлеба (парень имел прекрасный голос). Однако даже в те суровые времена в Германии не была разрушена система «социальных лифтов» (вот на что стоит обратить внимание нашему современному гражданскому обществу!) — способности 15-летнего парня оценила и взяла его к себе домой «на питание» (а там была еще и богатая библиотека) состоятельная и уважаемая магдебургская гражданка Урсула фон Котта. И Мартин начал упорно учиться и читать, между тем параллельно укрепляя свою веру в Христа и знания Библии (с самого начала нестандартные).

В 1501 году 18-летний юноша становится студентом Эрфуртского университета (это заведение до сих пор высоко ценит его имя, там есть музей Реформатора), с утра до поздней ночи изучает античных и средневековых классиков философии и богословия (Платон, Аристотель, Блаженный Августин, Фома Аквинский), в совершенстве овладевает древнегреческим языком и латынью. Отец мечтал, чтобы он стал юристом; Мартин (вот она, индивидуальная совесть!) ответил, что ненавидит этих «кровососов, ростовщиков, торгашей, канцелярских убийц», «мартышек», «проституток»», которые обирают простых людей — и юристом не будет, а решил стать священником и посвятить себя Богу. Это было в 1505 году.

Ганс Лютер чуть ли не проклял сына, практически лишил его и так не грандиозной материальной поддержки — но что он мог сделать? Парень умел говорить слово «нет»! Постричься в монахи для молодого Мартина было самым надежным способом сосредоточиться только на высокой духовности, отречься от всего земного, суетного (к тому же не забываем, что сознание людей ХVI века было очень во многом религиозным; это касалось даже еретиков или немногочисленных атеистов — иначе тогда и быть не могло). «Отдать всего себя размышлениям о вере и философии» — вот таким был отныне лозунг его жизни.

В 1508 году Лютер (уже тогда магистр богословия и в то же время монах-августинец) приглашается на кафедру Аристотелевой диалектики в Виттенбергском университете и становится достаточно быстро очень популярным проповедником. Ведь его (все более радикальная и главное искренняя — это чувствовали) критика принципов католического Рима приветствовалась людьми («популизм»? Ни в коем случае!), потому что расписание этой институции было уже явным. В 1510 году Мартин осуществил путешествие в Вечный город, на коленях (такой была сила веры) вошел в Собор святого Петра (который тогда еще только строился) — однако мораль и обычаи тамошних высоких иерархов крайне возмутили его.

В первую очередь, речь шла о продаже индульгенций. Нам сейчас непросто понять (а впрочем, читайте «Еретика» Шевченко; между прочим, в 1519 году Лютер уже заявил: «Мы все гуситы!»), каких страшных размеров достигла тогда эта беда «вершинного» цинизма. Так, Папа Юлий ІІ обещал простить любые грехи, включая убийство и святотатство, тому, кто даст 10 тысяч золотых монет и больше на сооружение уже упомянутого Собора святого Петра! Не отставали и католические иерархи рангом ниже. Лютер чувствовал, и с каждым годом все острее, что морально не может с этим мириться: и его мощная, искренняя вера в Христа, и глубокое знание Святого Письма в оригинале, и, что не менее важно, многолетние одинокие, тяжелые размышления об индивидуальных качествах совести Человека, об ответственности личности перед Богом и перед собой — все это постепенно, но неумолимо подводило его (на протяжении 1511—1517 годов) к революционным духовным выводам. «Молния» назревала. Этому способствовал и уже достаточно высокий авторитет Лютера как ученого-богослова в Северной Германии вообще, в Тюрингии и Саксонии в частности.

Поражает тот факт, что, собственно, 31 октября 1517 года Лютер не выступил с антипапскими политическими призывами (его «95 тезисов» сначала назывались: «Приглашение к диспуту о прояснении действенности индульгенции», или немного позднее, «Рассуждения о совести и внутренней свободе человека». В эти же самые дни «Доктор Мартинус» послал их епископу Бранденбургскому и архиепископу Майнцскому — отчаянный поступок!). Поэтому только «приглашение к диспуту» — не более того. Тогда, в октябре 1517-го, к большему еще не был внутренне готов ни сам Мартин (впрочем, он невероятно интенсивно работал над собой и внутренне рос), ни немецкое общество. И все же абсолютно прав был знаменитый мыслитель-гуманист и просветитель Эразм Роттердамский, старший современник нашего героя, когда утверждал, что еще 50, даже 30 лет тому назад за этих «95 тезисов» Лютер непременно был бы, как Гус, сожжен на костре по приговору инквизиции. А теперь, писал Эразм, наступили абсолютно иные времена, и дело не только в том, что Лютера оценил, поддержал и взял под свою защиту могучий курфюрст Саксонии Фридрих ІІІ Мудрый, а в том, что и духовная, и светская (!) власть Папы подвергается теперь сомнению (в настоящий момент мы можем расширить эту мысль: Реформация Лютера решительно противопоставила национальную государственность, немецкую в частности, космополитической власти римских пап. Курфюрст Фридрих, и не только он, тонко почувствовал этот важный момент.) Но что же это за «95 тезисов», обнародованные ровно 500 лет тому назад? Поговорим об этом подробнее.

Начало. Окончание читайте в следующем выпуске страницы «История и Я»