На коленях у трона

Чтобы решительно отвергнуть все «прелести» «Русского мира» (во всех его ипостасях: евразийство, «Святая Русь», «Союз Нерушимый Республик Свободных», «Таможенный союз», «Союз трех братских православных народов» и т.д. и т.п.) — необходимо очень четко сознавать, что, собственно, представляет из себя его политическая составляющая. Она же — фундаментальная и смыслообразующая составляющая «Святой Руси», ядро этого концепта, а вовсе не «благообразные» рассуждения об исключительной, уникальной «духовности» русской души, русского православия, русского великодержавия (если ставить все точки над «і» — также русского самодержавия и деспотизма, рабства, хотя имперские демагоги, разумеется, не высказываются так откровенно).

Если говорить прямо, над всей историей России, с тех пор, как ее государственный класс стал реализовывать свои великодержавные амбиции и «собирать земли» (чужие!), тяготеет одно многовековое проклятие: и понимают же, что кнут деспота безжалостно сечет спину народа (а в еще большей мере — спины оккупированных, покоренных народов, и на Кавказе, и в Украине, и в Польше, в ту пору, когда она была под пятой империи, и в странах Балтии, и в Средней Азии), но вот беда — когда на деспотизм наклеивают «национальную» фишку — «Наша суверенная, собственная, национальная (?! — И.С.) российская власть — тут здравомыслие исчезает, плотный дурман иллюзий губительно влияет и на трезвые умы, фальшь и ложь торжествуют. Деспот и тиран — возможно, но наш, зато, российский!

Предлагаемый читателю любопытный сюжет (время действия — 1730 год, через пять лет после смерти Петра І, период, мягко говоря, «нестабильности» на российском императорском троне, который занимали в ту пору малоподготовленные к управлению государством «дамы» с довольно узким кругозором или подростки, как Петр II, который будет упомянут в нашем рассказе) как раз об этом. И пусть не смутит никого, что в роли жестокого деспота у нас выступит императрица Анна Иоанновна, а не монарх — представитель сильного пола; и пусть не удивит обилие зверских пыток и расправ в нашем рассказе (к слову, в Англии в ту пору правил вполне конституционный король Георг І). Важна общая историческая «матрица» этих событий: нет, ограничить власть самодержца — это Российской державе чуждо, это «не наше», это происки врагов. Мы, «милостию Божией»... (и т.д.) желаем править «по-русски», без всяких ограничений. И народ тоже этого хочет!

Итак, наше повествование мы начнем со следующего прискорбного события. В ночь с 18 на 19 января 1730 года внезапно скончался от оспы император всероссийский Петр II (сын казненного Петром I собственного отпрыска — царевича Алексея), 15-летний подросток, развратное, капризное и предельно деспотичное существо, по сути, «подставной» монарх (несмотря на неограниченную самодержавную власть, которой он был наделен), проводивший все время на охоте и «гуляниях» с молодыми девушками и не умевший, да и не желавший, заниматься государственными делами. От его имени огромной империей (после свержения всесильного фаворита Александра Меншикова) правил Верховный Тайный Совет в составе семи (затем девяти) человек — представителей высшей дворянской «олигархии» самодержавного государства Романовых. Там были Долгорукие, Голицыны, Толстые, представители еще нескольких семейств, а также вестфальский немец Андрей Остерман. Именно эти люди определяли политику империи.

Теперь же, после неожиданной смерти юного императора-марионетки, члены Верховного Тайного Совета (их еще называли «верховниками») решили уже официально взять власть в свои руки, максимально ограничить прерогативы будущего царя (а может быть, царицы? Вот вопрос, который они себе все чаще задавали), сведя их фактически к нулю и сделав нового монарха чисто представительной фигурой — как, напомним, тогда было уже в Англии. Но кто мог бы быть таким «бумажным» императором — или императрицей? Для Российской империи это был уникальный политический проект; но его авторы, богатейшие люди империи, были настолько уверены в своем могуществе, что совершенно не почувствовали смертельную опасность для себя подобных «экспериментов».

События разворачивались так. Члены Совета прекрасно знали, что после смерти Петра II не осталось ни наследника трона мужского пола, ни подлинного завещания. Так кем же следовало заменить усопшего, не спровоцировав при этом мятеж со стороны аристократии? Князь Василий Долгорукий, влиятельнейший из «верховников», счел этот момент всеобщей растерянности подходящим для того, чтобы навязать обществу собственное мнение. Он потребовал провозгласить императрицей невесту покойного юного Петра, свою ближайшую родственницу Екатерину Долгорукую, предъявив сфальсифицированное завещание в ее пользу, якобы подписанное умирающим царем за три часа до смерти. Но фальшивка быстро была обнаружена и опровергнута. Тогда Дмитрий Голицын, другой могущественный «верховник», предложил выбрать в правители России другую женщину — племянницу Петра I Анну Иоанновну, дочь его старшего брата Ивана Алексеевича. Когда выбираешь того, кто должен встать во главе государства и вести его твердой рукой, заявил Дмитрий Голицын, важно обращать внимание не столько на половую принадлежность, сколько на характер лица, которому страна окажет доверие. И в таких условиях, сказал князь, «матриархат» более чем приемлем, если, разумеется, удостоенная такой чести претендентка на престол окажется способной властвовать. И вот среди «принцесс», которые лучше всего подходили бы на роль всероссийской монархини, была названа кандидатура племянницы Петра, 37-летней герцогини курляндской Анны Иоанновны.

Главное, чем эта грубой внешности, полная, некрасивая женщина привлекла внимание «верховников», — ею можно было очень легко манипулировать. Она, по мнению членов Верховного Тайного Совета, с готовностью примет выдвинутые ей условия вступления на трон («кондиции»), условия очень жесткие. Голицыны и Долгорукие быстро написали эти «кондиции». Они предусматривали, что без согласия вельмож-«верховников» новая императрица не будет иметь права объявлять войну или заключать мир; тратить какие-нибудь средства из государственной казны; назначать министров; раздавать ордена и любые государственные награды; и даже — не может выходить замуж... При помощи столь несложного фокуса у Ее Величества отхватывали полу ее «царской мантии», притворяясь, будто помогают ей в эту мантию облачиться. Список ограничений императорской власти заканчивался такой клятвой кандидатки на престол: «А буде чего по сему обещанию не исполню и не додержу, то лишена буду короны российской». Вот так! Кстати, среди прочих пунктов «кондиций» был и такой, довольно любопытный: царице вменялось в обязанность соизмерять свои личные расходы с нуждами и возможностями государства... В итоге Верховный Тайный Совет поручил князю Василию Долгорукому, князю Дмитрию Голицыну и генералу Леонтьеву отвезти Анне Иоанновне в далекую Митаву (ныне — Елгава, Латвия), где она жила, послание, содержащее условия наследования ею престола.

Кандидатка в царицы приняла их с лукавой доброжелательностью. Дело в том, что добровольные шпионы при дворе, с которыми она поддерживала отношения, успели уже донести ей о содержании писем, привезенных депутацией от Верховного Тайного Совета. Но внешне она ничем себя не выдала: намерений своих так и не открыла, прочитала и, бровью не поведя, подписала перечень запретов, объявила, что со всем согласна. Введенные в заблуждение тем, с каким достоинством и — одновременно — с  какой покорностью вела себя Анна Иоанновна, члены Совета понятия не имели о том, что их ожидает.

15 февраля 1730 года произошел торжественный въезд Анны Иоанновны в Москву, а на 19 число было назначено принесение присяги новой императрице в Успенском Соборе и главных церквях города. По-прежнему загадочная, по-прежнему улыбающаяся Анна готовилась вступить на престол. 25 февраля царица, как ни в чем не бывало (церемонии уже прошли), сидела на троне, окруженная членами Верховного Тайного Совета и толпой придворных, наводнивших большой  зал Лефортовского дворца в Москве. Внезапно сквозь толпу, подобно боевому кораблю, разрезающему морские волны, прорвалось несколько сотен гвардейских офицеров. Взяв слово, командир этих офицеров, князь Алексей Черкасский, громко заявил, что документ, подписанный Ее Величеством под «наглым давлением» Верховного Тайного Совета, противоречит принципам российской монархии, где правят помазанники Божьи, чья власть никем и ничем ограничена быть не может, тем более какими-то «кондициями». От имени миллионов подданных, посвятивших себя борьбе за Святую Русь, он стал умолять царицу отказаться от этого чудовищного, оскорбительного соглашения и как можно скорее огласить свои собственные взгляды на власть.

Кстати, гвардейцы были вооружены до зубов. И, разумеется, все было заранее согласовано с Анной и с ее любовником и фаворитом Эристом Бироном. «Нам нужна самодержавная царица, мы не хотим Верховного Тайного Совета» — прокричал один из офицеров, бросаясь на колени перед Анной Иоанновной. Ловкая актриса, Анна изобразила удивление: вроде бы ей вдруг, внезапно открылось, что ее добровольное согласие было получено обманом, что, полагая, будто передавая Верховному Тайному Совету часть своих прав ради «всеобщего блага», она, оказывается, оказала услугу только злодеям и честолюбцам! «Как?! — воскликнула она. — Разве, когда я подписывала «кондиции» в Митаве, я не соблюдала интересов всего народа?!» Офицеры все разом вдруг сделали шаг вперед, как на параде, и заявили в один голос: «Мы не позволим, чтобы нашей государыне диктовали законы! Мы ваши рабы, но мы не можем перенести, чтобы бунтовщики («верховники». — И.С.) делали вид, что командуют вами. Скажите одно только слово, и мы бросим их головы к вашим ногам!»

Дальнейшее можно было предвидеть. Анна «милостиво согласилась» сказать это слово. Долгорукий, Голицын и другие «верховники» были взяты под стражу прямо в зале дворца. Испепелив взглядом этих «изменников», коварных аристократов, царица воскликнула: «Я больше не чувствую себя в безопасности здесь!» — и поручила охранять себя преданным гвардейским офицерам. Затем она удалилась. На следующий день царица приказала, при огромном скоплении народа у ворот Кремля, огласить вслух все пункты кондиций. После прочтения каждого пункта она задавала один и тот же вопрос: «Соответствует ли это желаниям народа?» И каждый раз офицеры кричали: «Да здравствует самодержавная царица! Смерть изменникам! Мы разорвем на куски каждого, кто откажет ей в этом титуле!» Анна задала вопрос толпе: «Так, выходит, эта бумага бесполезна?» — и, под рев собравшихся, разорвала в клочья документ...

Отныне она правила самодержавно. Расправа с прежними фаворитами и «верховниками» была жестокой: князь Иван Долгорукий за то, что осмелился оказывать сопротивление царице и ее фавориту Бирону, был колесован, двум его дядям, Сергею и Ивану, отрезали язык, а потом обезглавили, такая же участь постигла и старейшего члена семьи, князя Василия Долгорукого, Екатерину Долгорукую, невесту Петра II, пожизненно заточили в монастырь. Анна правила 10 лет.

Колесо российской истории совершило еще один оборот...