О самом главном

Такая всемирного масштаба человеческая трагедия, как «террор голодом» 1932— 1933 гг., который был сознательно организован сталинским преступным режимом и в результате которого погибли миллионы и миллионы украинцев, должна была быть предметом честного, откровенного, фактически обоснованного разговора. Разговора с участием, прежде всего, лучших специалистов, которые в совершенстве изучили эту проблему. Однако, к сожалению, в дискуссиях о Голодоморе превалируют политические соображения, а точнее — политическая заангажированность (возможно, это в какой-то степени неминуемо, но мы не должны мириться с подобной тенденцией).

Один из наиболее компетентных знатоков этой проблематики, постоянный автор «Дня», доктор исторических наук, профессор Станислав Кульчицкий 9 и 10 апреля этого года рассказал на наших страницах о дискуссии с российскими историками, которая касалась природы, причин, масштабов и последствий Великого Голода 1933 года. Российский ученый, профессор Виктор Кондрашин прислал «Дню» ответ на статью Станислава Владиславовича, где изложил свою точку зрения на проблему сталинского «террора голодом». Мы знакомим наших читателей с выступлением В. Кондрашина и одновременно публикуем точку зрения на это выступление профессора Станислава Кульчицкого.

Был ли голод 1932—1933 в Украине «геноцидом украинского народа»? Ответ С.В. Кульчицкому

Несколько слов о конференции, докладах, статье Кульчицкого...

В своем докладе я сосредоточил внимание на аргументах тех многочисленных российских и западных ученых, кто не согласен с концепцией украинских историков о голоде 1932—1933 годов как «геноциде голодомором народа Украины».

Сам факт моего выступления на эту трагическую тему стал возможен, поскольку на протяжении многих лет я занимаюсь историей голода 1932—1933 гг. в России. Написал на эту тему множество работ, опубликованных в Японии, Италии, Швеции, в том числе совместную монографию о голоде 1932—1933 гг. в советской деревне с американским историком Д. Пеннер. В 90-е годы я участвовал в международном проекте Института российской истории РАН по публикации документов об истории коллективизации в СССР, был одним из ответственных составителей третьего тома сборника документов данной серии, посвященного голоду 1932—1933 годов (Трагедия советской деревни. Коллективизация и раскулачивание. Т. 3. М., 2001).

Моя научная работа по теме голода вызывала интерес у зарубежных коллег. И мне приходилось выступать с докладами на тему голода 1932—1933 гг. в Поволжье и СССР в США (Бостон), Японии (Токийский университет), Италии (Виченца), Швеции (Стокгольмская школа экономики) и т.д. Причем научные издания весьма авторитетных научных центров Японии, Швеции и Италии опубликовали мои статьи на тему сравнительного анализа голода 1932 — 1933 гг. в России и Украине. Поэтому то, что С.В. Кульчицкий оценил меня как исследователя, не знакомого с трудами украинских историков по теме голода в Украине, не знающего ситуации в Украине, вызывает удивление.

Хочу внести ясность в мой ответ, давший основание С.В. Кульчицкому утверждать о моем «незнании темы». Прежде всего, я имел в виду то, что в России нет специальных, отдельных работ, посвященных анализу голода 1932—1933 гг. в Украине. И это естественно. Поскольку историки России изучают голод в российских регионах. Но это не значит, что я и другие историки России не владеют конкретно-историческим материалом о коллективизации и голоде в Украине, отраженным в российской, украинской и западной историографии. Наоборот, в силу повышенного внимания к этой теме в Украине и насаждающейся там властью точки зрения об исключительном характере голода 1932—1933 гг. в Украине, по сравнению с другими регионами бывшего СССР, российские исследователи особенно пристально изучают научную аргументацию украинских коллег.

Украинские коллеги иногда лукавят, когда утверждают, что их концепция голода 1932—1933 годов в Украине есть чисто внутреннее дело Украины и к современной России не имеет никакого отношения. Но затем они сами же себя и опровергают. Вот лишь один факт, подтверждающий сказанное. Это последняя книга о голоде 1932—1933 гг. в Украине самого С.В. Кульчицкого, одного из ведущих сотрудников Института истории Национальной академии наук, под характерным названием «Почему он (имеется в виду И.В. Сталин. — В.К. ) нас (имеется в виду украинцев. — В.К. ) уничтожал?» (Киев, 2007). Надо понимать, что эта книга, изданная на русском языке, предназначалась для русскоязычной части населения Украины и для россиян. В ней автором наиболее полно и в доступной форме изложена концепция «Голодомора как геноцида» украинского народа. На обложке книги автор счел возможным поместить мнение по данной проблеме, которое он, видимо, разделяет, зав. кафедрой украинистики Римского университета «Ла Сапьенца» Оксаны Пахлевской, следующего содержания: «Почему Сталин уничтожал Украину? один из ключевых вопросов прежде всего русской истории. Пока россияне не признают Голодомор геноцидом, — как это сделали немцы с Холокостом, — их страна никогда не станет демократической. А растущая дистанция между Россией и Европой станет пропастью». И как в России должны восприниматься такие ультимативные заявления? По крайней мере, это уже не научный спор, а чистая политика.

Поэтому сразу же хотелось бы сформулировать главную идею своей позиции. И я, и многие другие исследователи категорически против такой предвзятой, политизированной и примитивно идеологизированной постановки вопроса — и считают, и пишут в своих работах, что трагедия 1932—1933 годов в СССР должна не разъединять, а объединять Россию и Украину, украинский и российский народы — как общая трагедия, уроки которой должны укрепить исторические узы многовекового общежития народов в сложное время становления новой государственности как в России, так и в Украине, движения стран по пути демократии и прогресса. Этой благородной цели, по моему глубокому убеждению, и обязаны посвятить свое творчество исследователи голода как в России, так и в Украине.

В настоящее время в исторической литературе и публицистике представлены две основные точки зрения относительно голода 1932—1933 годов в СССР. Первую точку зрения представляют сторонники концепции о «голодоморе в Украине» как специфически украинском феномене, как «геноциде народа Украины» со стороны сталинского режима с целью не допустить выхода из СССР Советской Украины. Вторая точка зрения — их противников, рассматривающих этот голод как результат просчетов сталинской политики форсированной коллективизации, неразрывно связанной с более общей проблемой индустриальной модернизации СССР, осуществлявшейся в конце 20 х — 30 хгодов насильственными методами сталинским режимом в силу его природы и личности Сталина.

Концепция «голодомора-геноцида» не подтверждается документами, изученными исследователями и введенными в широкий научный оборот в 90 е годы и в начале 2000-х годов по истории коллективизации в СССР. Документов вполне достаточно, чтобы понять причины, масштабы и последствия голода 1932—1933 гг. в различных его регионах, в том числе в Украине.

Невозможно подтвердить на документальном уровне, что политика Сталина и его окружения в 1932—1933 годы была нацелена на то, чтобы уничтожить украинский народ или его часть. В огромном комплексе документальных и иных источников на эту тему нет ни одного прямого подтверждения этому тезису, что делает саму постановку вопроса о «геноциде», на наш взгляд, просто абсурдной.

Между тем, связь индустриализации и голода очевидна, поскольку связана с голодным экспортом. Причем эта особенность советской индустриализации не является изобретением сталинистов. Например, за 1887—1891 годы с целью получения источников для индустриализации из России было экспортировано примерно 10 млн. тонн зерна, результатом чего стал «Царь-голод» 1891—1892 гг. В 1930—1933 гг. из СССР было вывезено почти 13 млн. тонн. зерна, отсюда и масштабы трагедии в зернопроизводящих районах.

Теория «геноцида голодомором» выглядит неубедительно с точки зрения поведения сталинского режима накануне и во время голода. Если бы речь шла о геноциде, то ему следовало бы действовать по логике действий нацистов в «еврейских гетто» в годы Второй мировой войны, то есть довести дело до конца, прекратить доступ продовольствия и других материальных ресурсов в Украину. Между тем, этого не происходило.

По нашим подсчетам, основанным на анализе источников, опубликованных в третьем томе сборника документов «Трагедия советской деревни: коллективизация и раскулачивание», в 1933 году в общей сложности Украина получила 501 тыс. тонн зерна в виде ссуд, что было в 7,5 раз больше, чем в 1932 году (65,6 тыс. тонн). Российские регионы (без Казахстана) соответственно получили 990 тыс. тонн, лишь в 1,5 раза больше, чем в 1932 году (650 тыс. тонн).

Почему именно в Украину в 1933 году было направлено из Центра такое огромное количество зерна? Потому что в УССР сложилась наиболее острая ситуация в зерновых районах, поставившая под угрозу срыв посевной кампании, чего сталинское руководство не могло допустить из-за особой роли республики в зерновом производстве страны. На наш взгляд, перераспределение в пользу Украины в 1933 г. перечисленных материальных ресурсов и другие меры по укреплению ее экономики не вписываются в такое понимание действий власти, которое допускало бы политику «геноцида» в отношении какого-либо народа.

Хотя украинские историки и утверждают, что в каждом регионе были свои причины голода, но документы свидетельствуют о едином механизме его наступления повсюду — это коллективизация, хлебозаготовки, аграрный кризис 1932 года, крестьянское сопротивление, «наказание крестьян с помощью голода» во имя укрепления режима и насаждения колхозного строя. Другого механизма по документам не просматривается. Причем речь идет не только о зерновых районах, но и остальных, в том числе Казахстане, где именно коллективизация и мясозаготовки подорвали продовольственную базу населения.

Сильный и, может быть, действительно самый серьезный аргумент сторонников концепции «геноцида голодомором» — это демографические потери в Украине, по справедливым оценкам С. В. Кульчицкого, в пределах 3— 3,5 млн. человек. На наш взгляд, масштабы трагедии в Украине обусловились прежде всего зерновой специализацией республики, большой плотностью населения, оказавшегося в зоне сплошной коллективизации. Также они определялись масштабами крестьянского сопротивления и ответными мерами центральной и местной власти по его подавлению и недопущению развала колхозного строя.

Я не отрицаю того, что голод 1932 — 1933 годов и общий кризис экономики Украины дали повод сталинскому режиму осуществить превентивные меры против украинского национального движения, а также, в перспективе, его возможной социальной базы (интеллигенции, части госаппарата, крестьянства) при назревании и начале военного конфликта СССР с его врагами. Но первопричиной трагедии в Украине, так же, как и в других районов СССР, все же был не национальный вопрос, а нужды укрепления колхозного строя и политического режима в целом, решаемые сталинистами характерными для них репрессивными методами, связанными с природой победившего режима и личностью самого Сталина.

За пределами Украины от голода в 1932—1933 годах, по нашему мнению, погибло от 4 до 5 млн. человек, а, может быть и больше. В настоящее время эта проблема активно изучается российскими специалистами. Можно ли считать их жертвами «геноцида голодомором»? По мнению С.В. Кульчицкого — нет. Он считает, что только в Украине был Голодомор «геноцид», а в других регионах СССР — просто голод. И в качестве аргумента говорит о полном изъятии в Украине имеющихся у крестьян продовольственных запасов в ходе хлебозаготовок, а в России лишь изъятии зерна, с оставлением нетронутыми других продовольственных запасов. Но при этом он не называет конкретных директивных распоряжений Центра на этот счет и основывается лишь на свидетельствах очевидцев. Его аргументация о том, что в силу преступного характера сталинского режима документы подобного рода уничтожались, или приказы отдавались Сталиным и его подручными устно, среди специалистов сталинской эпохи выглядят, по меньшей мере, неубедительно. Судя по выступлению украинских коллег на состоявшейся конференции, это уже их общая позиция, и ждать от них каких- либо серьезных документов на данную тему не придется.

На конференции во время начавшейся полемики в конце заседания секции я обратился к С.В. Кульчицкому с риторическим вопросом: почему же в России люди умирали с голода, если у них отобрали только зерно, а другие продукты оставили?! Как понять, что они умирали, если у них в ходе хлебозаготовок отобрали лишь зерно, а остальное продовольствие оставили?

Обвиняя меня на всю Украину в «незнании поставленной на сессии темы», С.В. Кульчицкий сам допускает непозволительные для него ошибки (или — недоговорки?), вводя в заблуждение своих коллег. В частности, он утверждал на конференции о том, что только против Украины и Кубани Сталиным была установлена блокада, с целью запереть голодных людей в зоне голода, запретить им ее покинуть, отсюда и масштабы жертв и доказательство факта «геноцида голодомором». Речь идет о печально известной директиве ЦК ВКП(б) и СНК СССР о предотвращении массового выезда голодающих крестьян от 22 января 1933 г., согласно которой следовало остановить массовый выезд крестьян «за хлебом» из УССР и Северо-Кавказского края.

Но почему С.В. Кульчицкий нигде не говорит о том, что эта директива касалась не только Украины и Кубани, но и Дона, национальных автономий Северо-Кавказского края? А 16 февраля она была распространена и на Нижне- Волжский край (в настоящее время это территория Астраханской, Волгоградской, Саратовской областей, Республики Калмыкии).

В рамках концепции «геноцида голодомором» Украины проводится и идея о том, что на место миллионов умерших от «геноцида» украинских крестьян прибыли сотни и сотни тысяч русских крестьян из РСФСР. Но на самом деле речь шла, согласно постановлению Политбюро ЦК ВКП(б) «О переселении колхозников на Украину» от 22 октября 1933 г., о 21 тысяче колхозников из российских регионов и Белоруссии (Опубликовано: Трагедия советской деревни. Т. 3. С. 809 — 81). Переселение преследовало чисто хозяйственные цели. При этом в Украину переселяли не только крестьян из России и Белоруссии, но и в самой Украине шло переселение крестьян из одной области в другую.

Подводя итог, мне хотелось бы еще раз донести до ваших многоуважаемых украинских читателей суть подхода российских и зарубежных ученых, не поддерживающих концепцию «геноцида голодомором» Украины, к проблеме голода 1932—1933 годов в СССР.

1. Данный голод — результат антикрестьянской политики сталинского режима в годы первой пятилетки, ее просчетов и антигуманных, преступных мер по отношению к крестьянству, приведших к развалу сельского хозяйства страны и голоду.

2. Голод никто не планировал заранее, но им воспользовался сталинский режим, чтобы заставить крестьян работать в колхозах и утвердить избранный им политический курс.

3. Голод имел региональные особенности, определившие его масштабы и последствия. Прежде всего, он ударил по зонам сплошной коллективизации, где власть столкнулась с активным крестьянским сопротивлением хлебозаготовкам и угрозой окончательного развала сельского хозяйства.

4. Голод не выбирал народы. Геноцида отдельно взятого украинского народа не было, была общая трагедия украинцев, русских и других народов нашей страны по вине тогдашнего руководства СССР.

Голод 1932—1933 годов — трагедия всей советской деревни, в том числе Украины и России. И эта трагедия должна не разъединять, а объединять народы.

Прошу простить мне излишнюю (может быть) эмоциональность. Но я старался написать эмоционально языком изученных фактов и обоснованных ими аргументов, отнюдь не претендуя, конечно, на завершенность и тем более на окончательную истину в этом начавшемся (наконец!) публичном и открытом диалоге на такую драматическую и болезненную для Украины, а теперь и России, тему.

Виктор Кондрашин и все-все-все

Все больше убеждаюсь в политической изворотливости руководителей КПСС. В феврале 1956 года они отважились открыть миру преступления первого генсека, но три десятка лет, вплоть до декабря 1987, не торопились признаваться в существовании голода 1932— 1933 гг., о котором знали все-все-все. А все потому, что осознание причин Голодомора под корень рушит имперскую историческую память, которая внедрялась в сознание населения постсоветского пространства на протяжении столетий. Советское прошлое — это часть имперской памяти.

Думаю, что связь между Голодомором и имперским сознанием понимают все, но не приемлют многие. Вследствие этого возникла яростная полемика между украинскими и русскими политиками, общественными деятелями, учеными. Но не надо опасаться, что Украина выставит России счет за миллионы загубленных жизней, если мировое сообщество признает Голодомор геноцидом. Подобная идея выдвигается только безответственными публицистами и политиками, закоснелыми в ненависти к «москалям». Подавляющее большинство граждан Украины представляет себе и бессмысленность, и аморальность такой затеи.

В России больше опасаются другого: выявление истинной природы Голодомора способно катастрофически повлиять на имперскую историческую память. Поэтому те, кто желает защитить ее, будут глухи к любым аргументам, которые выдвинет украинская сторона. Однако мы обязаны без устали убеждать сограждан и все человечество в том, что Голодомор был следствием террора голодом, т.е. геноцидом. Это наш долг перед всеми погибшими в голодных муках, перед их нерожденными детьми и внуками, перед нами самими.

1. 9 и 10 апреля газета «День» опубликовала текст моего выступления на встрече российских и украинских историков в Москве. И вот теперь мой оппонент Виктор Кондрашин, с которым мы с начала 90 х гг. исследуем тему голода 1932—1933 гг., отвечает мне в этой же газете. Надо бы, пожалуй, прекратить полемику. Стоит ли публиковать ответ на ответ? Но статья В. В. Кондрашина весьма показательна. Ее следует поставить во главу угла, если задаться целью определить значение голода 1932—1933 гг. в формировании национальной исторической памяти.

Скажу откровенно: в этой теме проф. Кондрашин — мировая величина, современная Россия не имеет равных ему специалистов. Именно поэтому аргументы такого специалиста следует внимательно рассматривать и анализировать.

В. В. Кондрашин относит себя к ученым, которые рассматривают голод 1932 —1933 гг. как результат просчетов сталинской политики форсированной коллективизации и индустриальной модернизации СССР. Голод он связывает с вывозом хлеба и не видит в нем изобретения сталинистов, ибо, по его мнению, голод 1891—1892 гг. тоже является результатом голодного экспорта. Другими словами, сталинская политика в области экономики отождествляется с политикой С. Ю. Витте и других царских премьеров, которые вывозили хлеб, чтобы завозить машины. В. В. Кондрашин даже забывает на минуту, что в 1932—1933 гг. погодные условия благоприятствовали урожаю (по уверению самого Сталина), а в 1891 г. случилась катастрофическая засуха.

Вот и все, что мой уважаемый оппонент говорит о собственной позиции. Все остальное — это критика моей позиции. Но, странное дело, Виктор Викторович имел возможность много месяцев изучать мою книгу, опубликованную в «Библиотеке газеты «День»», однако не сделал по ее тексту ни единого замечания. Говорю об этом потому, что она составлена из статей, опубликованных в 2005—2007 гг., а потому хорошо известна читателям «Дня».

Дело не только в том, что книга осталась вне критики. В. В. Кондрашин не обратил внимания на содержащуюся в ней критику по адресу тех моих коллег, которые называют Голодомор «украинским Холокостом». Я убежден в том, что трагедии еврейского и украинского народов имели разную природу. Нацисты преследовали евреев именно за то, что те были евреями. Но украинцев не уничтожали из-за того, что они были этническими украинцами. Кремль сначала лишил украинское село всяческого продовольствия, а потом принялся спасать тех, кто сохранял способность трудиться в поле. Голодомор был результатом террора голодом, а не этнической чистки. В любом случае гибли украинцы, но надо различать эти формы репрессий, чтобы понять природу Голодомора. По этническому ли признаку или по национальному, но Голодомор подпадает под действие Конвенции ООН о геноциде.

Статьей В. В. Кондрашина российская сторона впервые прореагировала на наши заявления о причинах качественного отличия общесоюзного голода 1932—1933 гг. от украинского Голодомора. Поэтому столь важна эта статья. Речь идет о том, что в двух регионах с преимущественно украинским населением (УССР и Кубань) Кремль конфисковал все продовольствие, а в других регионах зернового производства причиной голодных смертей были только хлебозаготовки. Реакция В. В. Кондрашина на эти утверждения оказалась прогнозируемой: предъявите документ! То же самое нам говорили руководящие деятели современной Компартии Украины.

Да, мы не имеем отдельных документов об изъятии свеклы, лука, сушеных фруктов и всего прочего в качестве натурального штрафования «должников» по хлебозаготовкам. Но мы знаем, что была введена такая карательная санкция как натуральный штраф, и приняты партийно-правительственные постановления о натуральном штрафовании картофелем, мясом и салом. Имеется телеграфная инструкция И. Сталина, которая в замаскированной, но достаточно прозрачной форме предписывает провести обыски на предмет обнаружения несуществующих запасов хлеба в крестьянских усадьбах. Наконец, есть сотни и сотни свидетельств об изъятии в ходе этих обысков под маскировкой хлебозаготовок всех продовольственных запасов. В дополнение к этому есть инструкция Сталина о блокировании ограбленных сел. Наконец, есть негласное указание не выговаривать слова «голод» (кроме как в «особых папках» партийно-правительственной документации). Указание хоть и негласное, но действовало до 25 декабря 1987 года, и попробуйте доказать, что его не было. Перечисленные документы и свидетельские показания говорят о создании в украинском селе условий, несовместимых с жизнью.

Проф. Кондрашин пишет, что голод не вибирал народы. Но ведь голод — это результат политического решения. Александр Твардовский так говорил о человеке, который узурпировал всю власть над партией и обществом: «Он мог на целые народы обрушить свой державный гнев». Стоит ли перечислять эти народы?

Проф. Кондрашин расценивает как мою непозволительную ошибку то, что я говорил о блокаде УСРР и Кубани, но не упомянул о блокаде Нижне-Волжского края. Где же ошибка, ведь блокада двух украинских регионов — это факт? Блокада Нижней Волги тоже является одним из элементов геноцида. Но это российский регион, и я предлагаю здесь действовать Виктору Викторовичу. Думаю, что миллионы людей разных национальностей, на крови которых замешивался бетонный фундамент советского строя, могут считаться жертвами геноцида.

Можно было бы остановиться и на других пунктах статьи В. В. Кондрашина. Но и сказанного достаточно, чтобы читатели убедились, в чем наши позиции совпадают, в чем не совпадают.

2. В. В. Кондрашин категорически против квалификации Голодомора как геноцида, и это понятно. Нас разъединяет не понимание предмета исследований, которому мы оба посвятили значительную часть жизни, а политическая ситуация. В 2007—2008 гг. мне пришлось несколько раз побывать в Москве и общаться с московскими учеными по проблеме Голодомора. Каждый раз меня упрекали: идете на поводу у властей, говорите так, как предписывает Закон Украины о Голодоморе как геноциде.

Могу сказать с некоторым удовлетворением, что причастен к появлению этого закона, ибо вместе с коллегами готовил каждому народному депутату толстую папку с доказательным материалом накануне рассмотрения президентского законопроекта. В своей первой книге о Голодоморе, которая была опубликована до развала Советского Союза, я тоже говорил о геноциде, не вникая в тонкости этого политико- юридического понятия. Как же иначе можно квалифицировать гибель миллионов людей в ходе хорошо организованной и тщательно замаскированной операции?

Не случайно ставлю двоеточие в названии своей последней монографии — «Голодомор 1932—1933 гг. как геноцид: трудности осознания». Нам действительно трудно осознать свое прошлое, умом понять то, что с нами произошло. Половина Украины не в состоянии постичь, как могла «рабоче-крестьянская» власть уничтожать голодом миллионы беззащитных младенцев, женщин, стариков. Но почему-то все забывают, что индивидуальные расстрелы, о которых всем стало известно со времени ХХ съезда КПСС, тоже складывались в миллионные числа. Почему-то забывают, как добывали победу военачальники во главе с генералиссимусом. За ценой не стояли, и загубленные напрасно жизни бойцов Красной армии тоже складывались в миллионы. Не хочу сказать, что нам навязывается историческая память русского народа. Речь идет об имперской, насквозь фальсифицированной памяти.

Наша собственная национальная память — тоже не в белых одеждах. Те, кто ее конструирует и вносит в сознание подрастающего поколения — родом из прошлого. А от советского прошлого трудно освобождаться, знаю это по себе. Попытки конструировать новые мифы, на этот раз националистические, всегда заканчиваются плачевно. Одна из причин расколотого сознания современного украинского общества — националистические мифы.

В газете «Сегодня» работает политический обозреватель Александр Чаленко. В номере от 3 ноября 2007 года он рассказал о себе: «Мою маленькую маму, которая родилась в начале войны и сама чудом выжила во время другого голода — 1947 года, еще в детстве приводили в ужас рассказы родственников о том, как в голод 1933 года умирало их село, как в одном из соседних сел сестра съела сестру, мать — малолетнего сына, а в другом — все вымерли вообще, потому что из-за бунта против отбора зерна власти позабирали у крестьян все съестные припасы». Далее, однако, Чаленко не высказывает свое отношение к этим фактам (вполне правильно подчеркивая вопиющую деталь: «власти позабирали у крестьян все съестные припасы»), а говорит совсем о другом. Он цитирует ответ своего знакомого, с которым вполне согласен: «Понимаешь, не могу и не хочу я этим заниматься, потому что эту нашу трагедию националисты под свои мифы и идеологию «освоили». Они отобрали у нас и присвоили себе нашу память, нашу беду. Это теперь, как бы их «тема». Их же, на самом деле, не трагедия моих умерших тогда родственников интересует, им нужен еще один повод, чтобы «москалей» клеймить».

Позиция Чаленко настолько ясно выражена, что комментировать ее нет надобности. Но стоит привести еще одно высказывание — Костя Бондаренко. Весьма популярный в Украине политолог тоже начал с личного: «Моя семья потеряла как минимум шестерых человек — это тех, о которых мне известно — во время голода. Трое братьев и сестер моего отца умерли в голод. В моем родном селе до сих пор — не только на кладбищах, но и рядом с домами стоят могилки умерших в 1932—1933 годах. Об ужасах той поры мне рассказывали старшие родственники. У меня есть свои основания ненавидеть тех, кто организовал Голодомор. У меня есть свои счеты с советской властью. Но!» И далее К. Бондаренко формулирует удивительный по своей беспомощности вывод, на котором строится все его отношение к проблеме Голодомора: «Геноцид — это когда один народ массово, под корень, истребляет народ другой». Его сознание не может вынести этого ужасающего вывода, ведь он касается украинцев и русских! Весь его жизненный опыт восстает против этого, и он находит для трагедии украинского народа такое ужасающее объяснение: «Голод стал следствием желания местных властей выслужиться перед высоким московским начальством. И голод организовали сами украинцы, сидящие в Харькове и спускающие инструкции относительно сбора зерна».

Сразу хотел бы подчеркнуть разницу в знании предмета дискуссии между А. Чаленко и К. Бондаренко. В Украине в 1932—1933 гг. был голод — такой же, как в других регионах СССР, и было нечто другое — Голодомор. Голодомор случился после голода, и вызван он не «сбором зерна», как полагает К. Бондаренко, а тем, что «позабирали у крестьян все съестные припасы», как информирует А. Чаленко. Есть разница? Ею как раз и объясняется несравненно более высокая смертность населения от голода в УССР и на Кубани сравнительно с другими регионами.

Но вернемся к рассуждениям К. Бондаренко. Читая прессу, он имел возможность неоднократно встречаться с утверждениями о том, что русский народ виновен в уничтожении украинцев. Почему же такие утверждения сформировали его мнение о сущности геноцида? Только потому, что голос экстремистов всегда звучит громко?

3. Существует еще одна причина расколотости исторического сознания украинского общества: мощное информационное воздействие нашего великого соседа. Не хочу обвинять ни собственников телеканалов и газет, ни руководителей страны, которые достаточно надежно контролируют и собственные СМИ, и многие СМИ в нашей стране. Имперское сознание формировалось веками, именно поэтому люди с либеральными воззрениями оказались в России не у дел. Имперское сознание является достаточно массовым.

Россия относится к Украине как к ампутированной насильственным образом части собственного тела. Это и понятно: русские историки мировой величины всегда путали общество с государством, государство — с обществом. События на берегах Днепра за тысячу лет описывались как часть отечественной истории, поскольку их страной правили Рюриковичи. 337 лет всех нас подстригали под общий имперский ранжир. В результате украинцы стали похожими на русских, а русские — на украинцев. В конечном счете эта похожесть никому не мешает. Позвольте, однако, нам быть похожими, но другими. Не претендуйте на нашу территорию, половина которой была завоевана для нас империей. Не претендуйте на нас самих, хотя за последнюю тысячу лет мы растворялись среди вас, а вы — среди нас. Оставьте нам нашу историческую память, она уникальна, и мы можем гордиться своим прошлым.

Россия велика, у нее колоссальные ресурсы, зачем мы ей? Ничего хорошего не дадут такие устремления, слишком много крови пролилось за независимость Украины, слишком много судеб покалечено только из-за того, что мы хотели сохранить себя, отделить себя от других. Давайте уважать наше прошлое и точки зрения каждой стороны на общее прошлое.