Плата за желанную свободу

Что такое свобода? Ответы Цезаря и Спартака на этот вечный вопрос были кардинально разными, однако их разговор, воссозданный в романе «Спартак», до сих пор не потерял актуальности

Сколько «тектонических сдвигов» всемирного масштаба произошло с тех пор, как эти двое мужчин в расцвете сил, которых сама Судьба или Всевышний наделили всеми возможными талантами и способностями, начали (около 73 года до нашей эры) разговор о вечном, о незыблемых законах общества, о заколдованном круге между свободой и властью, в котором находится каждый человек, о правоте и преступности всех революций, о непримиримой вражде между правителями и бунтовщиками, о реформах, о том, является ли рабство вечным на Земле ...

Эти двое — это Спартак и Цезарь. Правитель и организатор грандиозного восстания рабов в Древнем Риме, крупнейшего в эпоху античности, который навсегда сделал свой героический выбор и молодой Гай Юлий Цезарь, будущий абсолютный властелин Рима, который уже тогда оценивал для себя путь к господству в государстве. Их свел вместе храбрый гарибальдиец, блестящий мастер исторического романа, итальянский писатель Джованьоли во всемирно известном произведении «Спартак» (1874 год). Наверное, многие читатели нашей газеты читали эту книгу — но, рискнем предположить, закрыли ее с ощущением, что это — вещь чисто приключенческая, в основном для юношеского возраста, не более чем яркая иллюстрация к учебникам истории. Попытаемся показать на примере беседы наших двух героев, что это совсем не так. Потому что в этом разговоре философски рассматриваются базовые основы человеческих обществ, а не отдельные детали, пусть интересные. В этом — безусловная заслуга Джованьоли. Итак, слово Спартаку и Цезарю.

«Цезарь. Ты, Спартак, с завидной энергией и мудростью великого полководца собрал армию рабов, создал из них стройные легионы и готов вести их в бой. Скажи же мне, что ты задумал, Спартак? На что ты надеешься?

Спартак. Я надеюсь разрушить ваш развращенный римский мир и увидеть, как на его обломках расцветет независимость народов. Я надеюсь уничтожить позорные законы, заставляющие человека падать на колени перед другим человеком, законы, которые предписывают, чтобы из двух людей, рожденных женщиной и наделенных одинаковой силой, одинаковым разумом, один работал в поте лица, обрабатывая землю, которая принадлежит не ему, и кормил другого, утопающего в пороках, лени и праздности. Я надеюсь заплатить кровью угнетателей за стон угнетенных, разбить оковы несчастных, прикованных к колеснице римских побед. Я надеюсь перековать оковы рабства в мечи (а в Библии сказано: «перековать мечи в орала, в плуги». — И.С.), чтобы с помощью этих мечей каждый народ мог бы прогнать вас назад, в пределы Италии, которая дана вам великими богами и границы которой вы не должны переступать. Клянусь молниями всемогущего Юпитера, я надеюсь увидеть, как засияет Солнце Свободы и исчезнет позор рабства на Земле! Свободы я добиваюсь, свободы хочу, свободу призываю, свободу для каждого отдельного человека и народов, больших и малых, сильных и слабых. А после свободы придут мир, благоденствие, справедливость и все то высшее счастье, которым бессмертные боги дают возможность человеку наслаждаться на земле

Цезарь (на его губах — улыбка сочувствия, он слушал внимательно, не двигаясь). А потом, благородный мечтатель, а что будет потом?

Спартак. Потом придет власть права над грубой силой, власть разума над страстями. Потом наступит равенство между людьми, братство между народами, торжество добра во всем мире.

Цезарь (автор подчеркивает, что он относится к Спартаку совсем не с «классовой неприязнью» рабовладельца, а, наоборот, с искренним пониманием, даже сочувствием). Услышь меня, Спартак, и как следует подумай над моими словами: они подсказаны добрыми чувствами ... Осуществить то, что ты задумал, более чем невозможно: это фантастическая мечта, химера как по целям, которые ты себе поставил, так и по средствам, которыми ты владеешь.

Ты, конечно, и сам не считаешь, что твои двадцать тысяч гладиаторов заставят Рим трепетать. Ты рассчитываешь на то, что слово «свобода» привлечет под твои знамена колоссальную массу рабов. Но пусть число этих рабов достигнет ста, ста пятидесяти тысяч (а этого никогда не будет), пусть они благодаря тебе будут сплочены железной дисциплиной, пусть они победоносно будут сражаться, воодушевленные мужеством отчаяния. Да будет так! Но неужели ты веришь, что они победят четыреста тысяч легионеров, которые покорили правителей Азии и Африки, и эти легионеры, свободные граждане (! — И.С.), которые живут во всей Италии на своем клочке земли, в своей собственной квартире, не будут со страшной яростью сражаться с рабами, лишенными всякого имущества, людьми, победа которых грозит их разорить? Вы будете воевать, потому что вами будет двигать отчаяние, а ими — инстинкт самосохранения, вы — за то, чтобы получить права, они — за сохранение своей собственности. Кто одержит победу, предсказать несложно.

По численности они преобладают над вами, а кроме того, в каждом городе, в каждой муниципии у них найдутся союзники, а у вас — враги. К их услугам — все богатства государственной казны и, что важнее, огромное состояние патрициев, на их стороне авторитет римского имени, искусство опытных полководцев, интересы всех городов и всех римских граждан, бесчисленное количество судов республики, вспомогательные войска, собранные со всех концов света. Достаточно будет твоей храбрости, твердости и твоего большого ума, чтобы внести порядок и дисциплину в толпу упрямых, диких варваров, пришедших из разных стран (между прочим, именно эти «варвары» спустя 400 лет добили Рим и его систему рабства. — И. С.), которые не связаны благородными традициями или другими, материальными интересами, и даже не понимают полностью ту цель, к которой ты стремишься? Я поверил на мгновение, что ты победишь, но нет — это совершенно невозможно.

Спартак (сказал это с величественным равнодушием). Ну что ж! Я погибну славной смертью за правое дело, и кровь, пролитая нами, оживит дерево свободы, выжжет новое клеймо позора на голове поработителей, родит множество мстителей. Пример для подражания — вот лучшее наследие,   которое мы оставим потомкам.

Цезарь (ведет разговор, как и раньше, сочувственно). Это — большое самопожертвование, но бесплодное и бесполезное. Я показал тебе, что средства, которые ты имеешь, недостаточны для достижения цели, и я докажу тебе, что и сама твоя цель — плод воспаленного воображения, притягательная цель, неуловимый для человечества призрак: издалека он кажется живым, манит, но убегает от тебя тем дальше, чем упорнее ты бежишь за ним. Когда тебе кажется, что ты уже догнал его — он вдруг исчезает у тебя на глазах. С тех пор, как люди начали жить вместе, исчезла свобода и возникло рабство, потому что каждый закон, ограничивая и сужая права одного в пользу всех, тем самым уже посягает на свободу отдельного человека.

Везде и всегда самый сильный и самый хитрый будет господствовать над толпой, и всегда найдется простой народ, готовый подчиняться. Даже лучшие, наиболее разумно устроенные республики не могут избежать этого закона, источник его — в самой природе человека; свидетельством тому — бесславный конец Фив, Спарты и Афин (что касается Афин, чья демократия затем стала основополагающей для западных государств, — здесь есть о чем поговорить. — И.С.). В самой нашей Римской республике (которую Цезарь и уничтожит через четверть века. — И.С.), основанной на принципе верховной власти народа, всю власть, как ты видишь, зажала в кулак кучка патрициев — они обладают всеми богатствами (а можно  ли назвать современных украинских олигархов «патрициями», ведь патриции были выходцами из знатных, аристократических, образованных семей. — И.С.), а, следовательно, на стороне этих патрициев и сила (Цезарь сам был выходцем из такой семьи, но пересек-таки «красную линию». Найдутся ли хотя бы немного похожие смельчаки среди олигархов? — И.С.). Они устроили так, что власть над республикой стала передаваться по наследству в их касте (тоже звучит современно! — И.С.). Можно ли считать свободными четыреста тысяч римских граждан, у которых нет хлеба и дома, нет одежды, чтобы укрыться от зимних холодов? Они — жалкие рабы любого, кто пожелает купить их голос; право голоса — вот единственное достояние, единственное богатство этих «повелителей мира». Поэтому слово «свобода» лишено у нас смысла. Это струна, которая всегда находить отклик в сердцах масс, но часто именно тираны прекрасно умеют играть на этой струне».

И далее Цезарь, который ненавидит превосходство и хамство патрициев и сочувствует плебеям, признается Спартаку, что его цель — власть над Римом, а потом — над миром, и предлагает герою-гладиатору стать его соратником. Тот, имея свою цель, конечно, отказывается. У каждого своя судьба: Спартак, после длительного восстания и блестящих побед, которые напугали Рим, погиб в неравном бою с войском рабовладельцев, Цезаря через 28 лет закололи в Сенате те, от кого он меньше всего мог этого ожидать. Но дело не только в этом. Приведенный диалог, его проблематика преодолевают узкие временно-пространственные границы, потому что это вечные вопросы.

Чтение высокой исторической прозы позволяет постигать закономерности общественного бытия.