Почему плакал Джон СТЕЙНБЕК

Эмоциональное украинское отношение к Шевченко само собой понятно. Но вот читаю второй том Дневников Олеся Гончара — и на странице 459-й привлекает внимание короткая двухстрочная запись от12 апреля 1981 года:

«Вспомнилось почему-то, как плакал Стейнбек в музее Шевченко, стоя перед посмертной маской поэта и слушая «Заповіт».

Джон Эрнест Стейнбек? Знаменитый американский писатель — и плакал в музее Шевченко? Так его взволновали наш поэт? Наша земля? Этот факт не только потряс — он привлек внимание к почитателю Тараса, который далек от Украины и географически, и ментально. Но который был близок духовно, близок как человек, художник, христианин.

***

Впервые Джон Стейнбек побывал в Украине в августе 1947 года — и уже тогда открыл для себя (и для своих многочисленных читателей), что украинцы не похожи на россиян, с которыми только что познакомился в Москве. «Хотя Киев очень разрушен, а Москва — нет, киевляне все же не такие смертельно уставшие, как москвичи, — писал Стейнбек в «Русском дневнике» (1948). — Они не сутулятся во время ходьбы, плечи выпрямлены, на улицах часто слышен смех. Может, это свойственно для этих мест, ведь украинцы отличаются от россиян — это отдельная ветвь славян».

Примечательно, что писатель из США — в то время уже известный во всем мире создатель шести романов (среди них «Гроздья гнева»), повестей, рассказов, лауреат Пулитцеровской премии — побывал в двух колхозах, и оба носили имя Тараса Шевченко. Чтобы не перепутать эти хозяйства, Стейнбек называл их «Шевченко-1» и «Шевченко-2». Правда, заокеанского гостя настолько щедро угощали и поили, что он в своем Дневнике ни словом не обмолвился о Голодоморе или полуголодном существовании послевоенной поры: в его сознании еще теплились определенные иллюзии относительно справедливости социального уклада СССР, хотя и в Москве, и в Киеве, потом в Грузии, был малоречив — на каждом шагу остерегался КГБ. И имел все основания.

Осенью 1963 года Стейнбек во второй раз прилетел в Киев. Гостил, в частности, у Олеся Гончара. «Когда мы принимали дома Стейнбека и его жену, — вспоминал Гончар 20 мая 1991-го, — в квартиру непрошено, нагло набилось полнехонько сексотни, целая стая «соцреалистов» в «штатском» глаз не сводила, очень, наверное, хотелось им не пропустить момент, когда Стейнбек будет меня «вербовать». Украли со стола даже «Гроздья гнева», подписанные им, — книжка так и не нашлась».

Это было, следовательно, осенью шестьдесят третьего года. В то время слава автора вознеслась еще выше: в 1962-ом он получил Нобелевскую премию, был автором нового романа «Зима тревоги нашей» и ряда других классических произведений. Однако Украину не забывал, интересовался историей нашей страны, особенно эпохой Ярослава Мудрого, увлекался фресками Софии Киевской. Так же его поразил спектакль «В неділю рано зілля копала» в театре им. Ивана Франко: он смотрел его с  самого начала и до конца (а не только первое действие, как планировали организаторы встречи), хотя и не знал украинского языка. На следующий день отправился в книжный магазин, чтобы купить эту повесть, которая его так взволновала

«И это не был жест вежливого гостя, — отмечает известный литературовед Григорий Костюк, который знал Стейнбека лично (в Нью-Йорке), переписывался с ним. — Глубокий психологизм, драматизм и народность произведения — это же органическая черта художественного мировоззрения Стейнбека. Как мастер он не мог не почувствовать этого в драме О. Кобылянской».

Во время пребывания в Киеве, в Музее Шевченко, как вспоминает Олесь Гончар, Стейнбек заплакал, «стоя перед посмертной маской поэта и слушая «Заповіт». А через полгода, в конце мая 1964-го, когда в Украине отмечали 150-летие со дня рождения Шевченко, послал из Нью-Йорка сердечное поздравление, которое нельзя не привести в его полноте:

«Можно ли вплести еще какие-то слова в венок славы Шевченко — славы, которую безоговорочно признает весь мир? Тот, кто ищет плоды деятельности человеческой, которые будут жить вечно, может найти их у Шевченко. Я вспоминаю ветром зазубренные скалы на пути к Горе и потрескавшиеся стены пирамид. Даже ваш любимый Днепр немножко изменил течение и передвинул свои песчаные косы. Но слова Шевченко, прозвучав когда-то, остались неизменными навсегда. И я не знаю, можно ли еще добавить что-либо к прославлению его».

Вскоре известный писатель побывал во Вьетнаме, где бурлила затяжная война, которую подпитывал своим оружием и инструкторами СССР. Во Вьетнаме погиб друг Стейнбека — фотокорреспондент Роберт Капа, который сопровождал писателя в поездке в Украину в 1947 году. Сам  писатель летал на боевом вертолете, даже принимал участие в бомбардировках. Из сторонника СССР Стейнбек стал его критиком.

Но для Украины он навсегда остался другом, возвеличивавшим нашего Кобзаря. И не только он один.

2

Рокуэлл Кент. Еще один знаменитый американец, художник и писатель, который в 1949-ом познакомился с участниками фестиваля Украинско-Американского народного искусства, которые объездили с концертами десять городов США. «Меня попросили сказать слово на концерте этого коллектива в Ньюарке, и я добросовестно готовился, чтобы произнести что-то умное и значимое. Но, оказавшись на сцене, был так тронут увиденным и услышанным на концерте, что порвал глупые записи и начал просто рассказывать о своих впечатлениях. Говоря от имени собравшихся в зале, я набрался смелости заявить, что мы все как один чувствуем, будто бы и в наших жилах течет хотя бы немного украинской крови».

А в августе 1958 года Кент с женой приехали на родину Кобзаря, посетили его Музей в столице Украины и заявили (в Книге почетных посетителей): «С этого дня вы должны зачислить нас, двух американцев, к тем миллионам людей во всем мире, которые отдают дань уважения самому величественному из великих — Шевченко. Мы глубоко тронуты. Искренне ваши Салли и Рокуэлл Кент».

Тронут был Кент и в марте шестьдесят первого, когда выступал на Шевченковском вечере в Нью-Йорке; и в мае шестьдесят четвертого, когда (перед тем побывав в Ужгороде) прибыл в Киев на Международный форум деятелей культуры, который  — под эгидой ЮНЕСКО — представляли ученые и художники из сорока трех стран.

«Я сердечно благодарен вам за оказанную мне честь принять участие в праздновании 150-летия со дня рождения великого человека, — сказал Кент 29 мая, выступая перед участниками Форума в Киеве в зале заседаний Верховной Рады. — Тарас Шевченко как выдающийся художник и великий поэт должен снискать широкое признание в Соединенных Штатах». И выразил надежду, что произведения украинского поэта станут для американцев такими же близкими, как сонеты Шекспира или поэзии Роберта Бернса. Что касается его самого, то Кент глубоко сожалел, что в юности не испытал на себе влияния Шевченко, который, несмотря на десять лет заключения, внутренне не изменился и «сохранил молодость до конца своих дней».    

Творчество славного американского художника частично отражено во Львове. В картинной галерее города хранятся четыре картины Кента — частица из тех девятисот полотен и гравюр, которые он в 1960 году подарил музеям Москвы, Ленинграда, Еревана, Киева. Другие почитатели, а точнее — почитательницы Шевченко, связаны со Львовом непосредственно. Однако не американцы, как Стейнбек или Рокуэлл Кент, а представительницы «туманного Альбиона».

3

Этель Лилиан Войнич. Автор романа «Овод», который она написала в 1895 году, о борьбе итальянских патриотов против австрийского владычества, об идейной непоколебимости и драме главного героя Артура Бертона.

Во время создания своего знаменитого произведения, в феврале 1895-го, Этель приезжала во Львов, чтобы встретиться с Михаилом Павликом и Иваном Франко. Павлик сначала воспринял ее как «шпионку». Но когда она подала рекомендательное письмо от Сергея Степняка-Кравчинского, которого Павлик знал лично (познакомился в 1879-ом в Женеве), то успокоился. Еще раньше Степняк-Кравчинский письменно познакомил Павлика с мужем Этель Лилиан — Михаилом Войничем, и они переписывались.

Искренние взаимоотношения с львовскими друзьями, дружба с семьей Кравчинских, где царил культ «Кобзаря», способствовали тому, что английская писательница всем сердцем прикипела к «стране Днепра», как называл свою родину Степняк-Кравчинский. Именно Сергей — мать его была украинкой — заинтересовал Этель Лилиан Украиной, творчеством Шевченко. И Войнич выучила украинский язык, перевела несколько песен, среди которых «Чайка» («Ой, горе тій чайці...»), потом взялась за переводы Шевченко. В 1911 году издала отдельной книжкой шесть стихотворений Кобзаря, к которым написала предисловие и очерк о поэте, ставя его в ряд мировых лириков.

Лучшие из этих переводов, отмечает профессор Роксолана Зоривчак, — «Заповіт» (самая совершенная из всех известных англоязычных интерпретаций), «Зоре моя вечірняя», «Мені однаково, чи буду...». Безграничная искренность этих поэзий прорывается сквозь перевод... А еще, отмечает исследовательница, Войнич «сохранила богатство содержания и своеобразие стиля оригиналов». И до конца своих дней (она, почти всеми забытая, умерла 28 июня 1960-го в Нью-Йорке в возрасте девяноста шести лет) хранила «Поэзии Т. Гр. Шевченко, запрещенные в России», которые были изданы в Женеве в 1891 году. Из этой книжки Этель и переводила на английский язык поэзии Тараса.

4

Не менее интригующее, поражающее жизнеописание соотечественницы Войнич — Веры Рич (1936-2009), которую называли «чрезвычайным послом Украины в мире англоязычной культуры». Вера Рич родилась в Лондоне, училась в Оксфорде, писала стихотворения — и вот...

«Я точно могу назвать дату, с которой началась моя карьера переводчика, — это 24 апреля 1956 года. На моем двадцатом дне рождения один из друзей был украинец Владимир Микула, который в то время работал над диссертацией. Я помню такой разговор:

— Неужели это правда, что ты можешь переводить поэзию? Ты не была бы против перевести одно украинское стихотворение, конечно, для публикации в журнале.

— Да, хорошо. Но я... не знаю украинский язык.

— Это не проблема. Ты выучишь...»

Надо поблагодарить этого сознательного украинца, Владимира Микулу, за эту молодецкую уверенность «ты выучишь». И юная англичанка-поэтесса действительно овладела украинским языком, причем блестяще. Сначала она перевела «Пролог» Франко к его поэме «Мойсей», который уже в следующем, 1957, году увидел свет в «Українському віснику», выходившем в Лондоне. А в 1961-ом издала сборник переводов произведений Шевченко. В конце концов перевела «Кобзарь» полностью. Ей принадлежат около ста публикаций о нашем Кобзаре и украинском писательстве вообще, в частности глубокое исследование о драме «Гамлет» Уильяма Шекспира в переводе Григория Кочура.

В 1997 году Национальный союз писателей Украины присудил Вере Рич премию им. Ивана Франко — наивысшую награду в отрасли перевода; в 2005 году ее избрали Почетным членом Научного общества им. Т. Шевченко. А в 2006-ом наградили орденом княгини Ольги. Свое семидесятилетие Вера Рич праздновала не в Англии, а в Украине. Сначала — во Львове. Здесь в Зеркальном зале Национального университета им. Ивана Франко наша дорогая гостья иллюстрировала свой рассказ пением, даже танцами; а когда ей подарили вышиванку, она сразу же надела ее — под общие аплодисменты. Потом ее поздравляли в Киеве.

А 20 декабря 2009 года она ушла из жизни, завещав похоронить себя в Каневе у могилы Шевченко. Ее желание исполнили. 15 апреля 2011 года, в пятницу, на «казацком» каневском кладбище был установлен памятный знак Вере Рич, в который вмонтирован ее прах. Теперь и в вечности романтичная украинофилка из далекой Великобритании будет рядом с нашим Тарасом. Разве это не чудо?

***

На этом месте надо бы поставить точку. Ведь проявлений уважения и любви к украинскому Кобзарю — не перечесть. Скажем, величественное открытие памятника Шевченко в Вашингтоне (27 июня 1964 года) и волнующая речь экс-президента Дуайта Эйзенхауэра.

Еще это высказывания других выдающихся людей мира: и в Музее Шевченко в Киеве, и в Каневе на Чернечьей горе — везде, где пламенеет огонь Кобзаря. Вот строки из сонета «Могила Шевченко» российского поэта Петра Бутурлина, который жил в 1859—1895 гг. — и тоже преждевременно ушел из жизни:

Склони чело, молись, пришлец

 случайный!

Душе легко от радости свободной,

Хотя от слез здесь тяжелеют вежды.

Кругом — синеющий раздол Украины,

Внизу — спокойный Днепр

 широководный,

Здесь — крест, здесь — знак

страданья и надежды.

Автор этого эссе тоже пережил потрясение, когда впервые поднялся на Чернечью гору. И почувствовал дух всеприсутствия Шевченко. На глаза невольно навернулись слезы. Но это были слезы благодарности, очищения; ощущения и своей причастности к истории, к немеркнущему слову Кобзаря.