Путешествие с удовольствием и не без морали

Весной 1787 года императрица всероссийская, «милостивая государыня» и «матерь Отечества» Екатерина II решила лично осмотреть новоприобретенные ее империей территории на юге Украине и в Крыму, названные Новороссией. И Екатерина, и ее ближайшие приближенные (губернатор Новороссии Григорий Потемкин, Никита Панин, Александр Безбородько, Алексей Храповицкий) прекрасно понимали, что предстоящая поездка есть, прежде всего, акция политическая, а отнюдь не увеселительная прогулка. Однако «ее Величество» (с полного согласия фаворитов) постаралась придать своему путешествию в Украину характер некоего придворного увеселения, своего рода придворного «пикника» чуть ли не общегосударственного масштаба. Французский дипломат граф Сегюр, тоже сопровождавший царицу, вспоминал впоследствии, что и в огромных каретах (а кортеж Екатерины насчитывал сотни таких карет), и на почтовых станциях в дороге придворная свита, зарубежные дипломаты, вообще все, кого монархиня сочла нужным взять с собой в поездку — «все эти люди продолжали забавляться совершенно таким же образом, как забавлялись в Царском Селе или в Эрмитаже: непринужденно рассказывали анекдоты о Вольтере, Дидро, других французских вольнодумцах, вели изящные светские беседы об истории, словесности, земледелии, мифологии, задавали друг другу шарады...»

Нам сейчас интересны не только и не столько эти аристократические «дискуссионные клубы», как реальная обстановка в Украине в те годы. Незадолго до этого, в 1783 году, Екатерина II ввела на территории бывшей Гетьманщины крепостное право (быстро распространившееся затем на все включенные в состав империи украинские земли); бывшие свободные казаки и крестьяне, давно забывшие о том, что такое ярмо крепостного рабства, оказались в положении людей, абсолютно бесправных, продаваемых как безмолвная вещь, как скот... С другой стороны, в те же самые годы шел интенсивный (и губительный по своим историческим последствиям) процесс «обимперивания» и «обрусения» украинской казацкой старшины (и украинского шляхетско-дворянского сословия), превращение его в дворянство российское.

Фавориты (в первую очередь Потемкин) прекрасно знали, что именно было «угодно видеть» императрице в поездке. Поэтому Григорий Александрович Потемкин (он же «светлейший князь Таврический», он же «милый Гришенька», он же — в среде Запорожской Сечи, к ликвидации которой князь тоже «приложил руку» — Грицько Нечос) сделал все возможное, чтобы порадовать глаз ее величества видами зажиточных, благополучных украинских сел, довольных жизнью крестьян, приветствовавших императрицу цветами, хлебом-солью, державших в руках иконы. Если учесть, что Екатерина, плывшая по Днепру до Херсона, на берег сходила не так уж часто и взирала на «процветание» своих подданных лишь издалека (а на покраску обычных крестьянских хат, на искусственное сооружение новых Потемкин потратил огромные средства) — были созданы все предпосылки и условия для того, чтобы монархиня осталась довольна. Вообще, тема «потемкинских деревень» (именно после 1787 года это словосочетание стало нарицательным) — тема острая, глубокая и практически неисчерпаемая; мы сейчас ее не будем касаться, заметим только, что «деревни» эти сооружаются там и тогда, где и когда деспотическая власть, подавляя народ грубой силой и (или) силой лжи, стремится поселить этот народ в ею же выдуманной и сконструированной мнимой реальности и к тому же сама шизофренически в эту реальность верит...

Но вернемся к политической составляющей визита Екатерины II — а она, безусловно, была. Во-первых, царица желала проинспектировать «Новороссию» — территорию, отданную в управление Потемкину (недаром светлейший князь так старался!). Во-вторых, учитывая явно приближавшийся военный конфликт с Турцией, Екатерина II решила придать своему путешествию характер своеобразной политической демонстрации и показать, что она вовсе не боится войны, более того, готова к ней и в случае необходимости может даже способствовать ее ускорению. Не случаен был и избранный маршрут путешествия: Киев, Канев (там царица встретилась с польским королем Станиславом Понятовским, стремительно утрачивавшим власть и влияние, эта встреча практически не имела государственного значения), Херсон (важнейший центр вновь создаваемого имперского флота), Бахчисарай (бывшая столица Крымского ханства), Севастополь, о стратегическом значении которого Екатерина уже догадывалась...

Богатство и производительный потенциал «вновь обретенного» российским имперским государством края, стремительный рост и развитие новых городов, новые крепости, которые быстро возникали на этих степных землях, мощь сконцентрированных войск, боеспособность лихорадочно создаваемого флота, красота и богатство только что покоренного Крыма — Екатерина II получила массу впечатлений. А народ... Он уже давно был для нее бесплотной абстракцией. Когда-то, в молодости, она разрабатывала прекраснодушные законопроекты, в которых, в частности, утверждалось: «Нужно избегать случаев, чтобы не приводить людей в неволю, разве крайняя необходимость к учинению того приведет, и то не для собственной корысти, но для пользы государственной, однако и та едва не весьма ли редко бывает». Есть, однако, все основания думать, что куда ближе душе «матушки-царицы» были такие ее слова: надо избегать всего, что «утверждало бы в малороссиянах развратное мнение, по коему постановляют себя народом от здешнего (т.е. великорусского. — И.С. ) совсем отличным». И в этом императрица, надо отдать ей должное, была исключительно последовательной: беспощадно преследовалось и вытравливалось все, что напоминало о прежней самостоятельности гетьманской Украины!

Вояж императрицы являл собою яркий пример «сочетания приятного с полезным». В своем путешествии Екатерина II пригласила участвовать и своего «сердечного друга» и политического партнера, австрийского императора Иосифа II, содействие которого во многих «расширительных» великодержавных проектах она высоко ценила. Монархи всероссийский и австрийский, ведя непринужденные светские беседы на самые разные темы, ни на секунду не забывали о политике. Вопросы расстроенного, тревожного положения Франции, стоявшей на пороге революции, вызывающей политики прусского короля Фридриха-Вильгельма II, открыто вмешивавшегося во внутренние дела других государств, и, главное, будущего султанской Турции (все были уверены, что в ближайшие 5—10 лет эта держава прекратит свое существование) — все это активно обсуждалось в характерном для XVIII века лицемерно- галантном стиле. В разговорах же со своим личным секретарем Храповицким царица была куда более доверительной и откровенной; жалуясь на европейские правительства, которые «всячески султана подстрекают и вооружают», она резко заявила: «Но мы сами можем начать войну с турками на основании споров с ними по делам на Кавказе и в Дунайских княжествах». Находясь же в обществе иностранных дипломатов, Екатерина II крайне двусмысленно шутила по поводу своего путешествия, «несущего серьезную угрозу порядку и стабильности в Европе», ибо западные монархи убеждены, что «я и император Иосиф имеем в виду завладеть всей Турцией, всей Персией, а, пожалуй, еще и Индией с Японией. Как Вы думаете — спросила императрица Храповицкого — может быть, это действительно так?». Комментарии к этому эпизоду (характерный штрих к образу Екатерины II) — излишни.

Появление русского двора с блестящим «эскортом сопровождения» в Бахчисарае было впечатляющей политической демонстрацией победоносной мощи государства, руководимого Екатериной II . Вообще, все эти люди были искренне и глубоко убеждены в незыблемости и естественности существующего порядка вещей: есть богатая знать — и крепостные рабы, власть не должна быть бедной, и так было, есть и будет всегда. Екатерина II, очень довольная поездкой, побывав в Киеве, Каневе, Херсоне, вернулась в Петербург. Но это — «внешний» факт, лежащий на поверхности. Нам же, вероятно, интереснее будет общий вывод из этой истории. Даже самые блестящие «потемкинские деревни» — непременный атрибут произвола и деспотизма — ветшают и рассыпаются, представая перед пораженными зрителями во всей своей неприглядной наготе!