Реалист на пути к невозможному

...30 мая 1958 года. В этот по-летнему жаркий парижский день депутаты Национального собрания, растерянные, взволнованные, пристыженные, возмущенные либо испуганные (эмоции были самыми разнообразными), должны были решить судьбу Франции. В 3 часа дня открывается заседание парламента, и прерывающимся от волнения голосом председатель Собрания, невысокого роста, лысоватый социалист Ле Трокер зачитывает послание президента Республики Ренэ Коти: «Вооруженное выступление частей нашей армии, находящихся в Алжире, поставило под сомнение прочность основополагающих институтов Республики и легитимность существующей государственной власти... Итак, мы стоим на пороге гражданской войны, и это невозможно не признать, если только не бояться смотреть правде в глаза... В этот критический час, когда перед страной встает реальная угроза выбора из двух катастроф — коммунизма или фашизма, — я как президент Республики обратился к самому выдающемуся французу, и прошу его взять на себя всю полноту ответственности и, следовательно, и власти в стране, дав согласие возглавить правительство. Считаю своим долгом предупредить депутатов Национального собрания, что если собрание не поддержит это мое предложение, я немедленно уйду в отставку, что повлечет за собой еще большее обострение кризиса».

Не в каждой стране и не в каждую эпоху выражение «самый выдающийся гражданин среди нас» бывает понятно всем депутатам без какого бы то ни было перевода. Но в описываемом случае «слугам народа» было предельно ясно, кто имеется в виду. Так же, как вполне было ясно, что им (вынужденно — речь шла о стабильности государственного строя!) надлежит делать.

Когда через два дня, 1 июня, в зале Собрания появился высокий (рост — 192 см), стройный, жесткий и холодно-вежливый 68-летний генерал Шарль де Голль, одетый в светлый гражданский костюм (а все знали, что «самый выдающийся француз» — это именно он, человек, возглавивший в 1940—1944 годах антифашистское Сопротивление), депутаты — а они знали, что он презрительно именовал их «сборищем марионеток», «театром теней» — встретили его громкими овациями, разумеется, далеко не всегда искренними. Ибо генерал, усевшись на правительственной скамье (пока что в одиночестве, ибо процесс формирования кабинета еще только был начат!), зачитал составленную в «общей», «идеологической» форме декларацию, но там была ключевая фраза: «В своей жизни я никогда не уклонялся от ответственности, если необходимость требовала брать ее на себя. И вы, господа депутаты, знаете, что высшей необходимостью для меня было обеспечение интересов Франции и ее величия (ключевое слово — мы еще вернемся к нему. — И.С.). Я и мое будущее правительство будем и впредь руководствоваться именно этим во всей своей политике».

Откровенно презираемые Шарлем де Голлем депутаты утвердили (329 голосов — за, 224 голоса, в основном «левые», — против) его на посту премьера. Ситуация настоятельно требовала экстренных, отчасти даже «внесистемных», мер: мятеж правых офицеров в Алжире, требовавших смены власти в Париже, гнилость, коррупция и бессилие, пронизывающие власть IV Республики во Франции (1946 — 1958 гг.), с ее «системой партий», погрязших в интригах, «коалициях всего на один час», злобе и амбициях, — все это побуждало к поиску кардинальных политических перемен. И было очевидно, что провести их сможет только человек, пользующийся безусловным доверием всех слоев общества. Как удалось генералу де Голлю, признанному сегодня всеми без исключения историками наиболее выдающимся государственным деятелем Франции ХХ века (его с полным основанием сравнивают с Наполеоном), одним из великих политиков Старого континента (во время исторического визита генерала в Германию осенью 1962 года, когда закладывались основы франко-германского альянса, на котором и сегодня в огромной степени держится ЕС, отнюдь не симпатизировавший де Голлю журнал «Шпигель» назвал его «императором Европы» — без малейшей иронии), изменить облик своей страны, Европы, в какой-то степени и всего мира? Об этом мы и поговорим сегодня. Достижения великого француза выглядят тем более впечатляюще, что ему было уже 68 лет (!), когда 21 декабря 1958 года он был избран на пост президента V Французской республики, республики, им лично сконструированной и воплощенной в жизнь.

Полномочия президента, заметим, были огромны, критики определяли их как «монархические» (в той модификации деголлевской V Республики, которая существует сейчас, эти полномочия несколько, хоть и не кардинально, ограничены). Как президент де Голль (он пробыл на этом посту до 27 апреля 1969 года, когда добровольно ушел в отставку после поражения на очередном референдуме — далеко не первостепенной важности — до этого он побеждал на 12 общенациональных референдумах!) использовал эти свои полномочия? Какой вообще была его политическая философия? Поищем ответ на этот вопрос, насколько возможно, «оставив за скобками» биографию генерала до 1958 года.

Сам де Голль, всегда гордившийся тем, что, начиная с ХІІІ века его предки служили Франции (и он знал свое родословное дерево!), не только военный до мозга костей, аристократ, но и, что очень важно, одновременно потомственный интеллигент, в частных беседах не очень лицеприятно отзывался об эпохе, в которой ему приходилось жить (например: «В мое время лавочники голосовали за нотариусов, теперь нотариусы голосуют за лавочников» — интересно было бы, добавим, уточнить содержание слова «лавочник», особенно на постсоветском пространстве!). И тем не менее не подлежащим сомнению «символом веры» для него всю жизнь была формула: «Франция должна вновь обрести свое величие, без которого она не может быть Францией» (задумаемся: а не является ли наибольшим преступлением против Украины со стороны тех, кто ею правит, тот очевидный факт, что сама постановка вопроса о «величии Украины» может быть воспринята как, мягко говоря, неадекватность? Такова степень нашего унижения... Конечно, «что позволено Юпитеру...», но бороться за своей страны величие — не мечтать о нем! — как это делал де Голль, является долгом каждой живой, законно существующей нации). В то же время президент Франции был великим реалистом в политике (что особенно ярко видно на примере Алжира, где он, вопреки бешеному сопротивлению «ультраколониалистов» из представителей европейского меньшинства, кричавших, что «Алжир — это Франция, такая же Франция, как Прованс» и организовавших ряд кровавых, но безуспешных покушений на главу государства, все-таки подписал в марте 1962 году соглашение в Эвиане о признании независимости этой страны).

Оливье Гишар, политик и офицер, близкий к де Голлю в 1958 году, вспоминает о словах генерала, сказанных именно в ту пору: «Важно чувствовать и знать, что именно, в максимальной степени, насколько это вообще возможно, можно сделать именно сейчас, вот в эту конкретную минуту, для достижения поставленной нами цели — величия нашей страны. Вот в этом и состоит искусство политика». При этом наш герой жестко осаждал сплетни в прессе относительно его политических взглядов и намерений, в частности по поводу событий в Алжире («Заявления, приписываемые иногда в прессе генералу де Голлю некоторыми его посетителями после случайных и отрывочных бесед, связывают только с теми, кто о них сообщает. Что касается генерала де Голля, то, в случае, если он находит полезным сообщить общественности о своих мыслях, он делает это сам и публично» — таким было коммюнике пресс-службы генерала еще от 12 сентября 1957 года). Любопытно, что как раз в это время (в «кругу друзей»!) завтрашний президент Франции отзывался о правителях ІV Республики не особенно уважительно: «Кавардак... Паяцы... Они безнадежны... Марионетки... Весь режим гниет... Политиканы... Политихамы... Политикарлики».

Но он не только говорил — человек действия до мозга костей, он готовил свой приход к власти. Де Голль следовал завету любимого философа Анри Бергсона: «Отвергать заранее установленные принципы, а считаться только со сложившимися обстоятельствами» (это не значило для него забыть о «величии Франции» как высшей цели). Кроме того, президент Франции отлично знал цену молчанию — и в политике, и в жизни; именно ему принадлежат характерные слова: «Молчание — это блеск сильных и убежище слабых, целомудрие гордецов и гордость униженных, благоразумие мудрецов и разум глупцов». Неопределенность, скрытность, тайна окружали подлинные намерения де Голля, генерал сознательно шел на то, чтобы самые различные, порой явно враждебные друг другу политические течения, связывали персонально с ним свои расчеты (классический пример: прибыв, сразу после прихода к власти, 4 июня 1958 года, в Алжир и выступая перед толпой мятежных французов-офицеров, жаждущих от него слова поддержки — а ведь он был им политически обязан, как они думали! — де Голль не стал ни осуждать, ни восхвалять их, а ограничился тем, что сказал только три слова: «Я вас понял!» Понимай как угодно... Через 3 года и 9 месяцев, когда большинство этих людей станут его врагами, президент предоставит Алжиру независимость).

Еще одной важной составляющей политической философии де Голля был глубинный исторический оптимизм. Блестяще зная историю родной страны, генерал-президент в своих выступлениях без устали повторял: «Франция выдерживала в прошлые века и не такие испытания, и не погибла, выстояла; непременно выстоит она и сегодня!» Еще в 1921 году, будучи молодым капитаном, 31-летний де Голль утверждал: «Историческая фатальность существует только для трусов. Счастливый случай и смелость изменяли ход событий. История учит нас не фатализму; запомните этот урок. Бывают часы, когда воля нескольких людей разбивает препятствия и открывает новые пути. Если вы переживаете зло происходящего и опасаетесь худшего, то вам скажут: «Таковы законы истории. Этого требует эволюция». И вам все научно докажут. Не соглашайтесь, господа, с такой ученой трусостью. Она представляет собой больше, чем глупость, она является преступлением против разума». Мысль, очень важная для понимания как мировоззрения, так и политической практики де Голля!

Этот удивительный человек суетился, пожалуй, меньше всех во время майских событий 1958 года, когда решался вопрос о власти Франции. В момент, когда вся страна ждала от него определения своей позиции: с кем вы, генерал, с коррумпированным парижским правительством (но воплощавшим законность институтов Республики) или с алжирскими мятежниками, де Голль дал в печать короткое заявление, исполненное высокого достоинства: «Деградация государства неизбежно влечет за собой отчуждение его от народа, волнения в действующей армии, раскол внутри нации, утрату независимости. Вот уже 12 лет, как Франция старается разрешить проблемы, непосильные для режима партий, и идет к катастрофе. Некогда в тяжелый для нее час (оккупации Гитлером. — И.С.) страна доверилась мне с тем, чтобы я повел ее к спасению (в этом была значительная доля правды — потому его и считали «величайшим французом». — И.С.). Сегодня, когда стране предстоят новые испытания, пусть она знает, что я готов принять на себя все полномочия Республики». Кратко, жестко и точно. Впечатление было огромным. Ибо говорил человек дела, не раз — и до того, и после — рисковавший своей жизнью .

Он дал тогда партиям, правительству, парламенту, президенту Коти лучший, так верило большинство, выход: взял всю ответственность на себя, освободив их всех от бремени этого тяжкого груза (и те с готовностью согласились!). Он требовал от своих сотрудников («политологов», «спичрайтеров» и «имиджмейкеров» у него не было — он в них не нуждался) безусловного подчинения, как правило, не посвящая их в свои планы. Со стороны любого другого политика это было бы оценено как диктаторские замашки, но он имел на это право. Цели своего правления он сам определил так: «Необходимо залечить раны и страдания, причиненные народу Франции за последние полвека; мне представилась возможность вывести страну из состояния сомнений и унижения». «Достоинство и величие важнее масла» — де Голль верил в это. Его близкий сотрудник, затем премьер-министр и преемник на посту президента Жорж Помпиду говорил: «Я лично не придерживаюсь того мнения, что главная задача нашего режима и всей деятельности, направляемой генералом де Голлем, заключается в том, чтобы принести всем французам материальное благоденствие. На мой взгляд, главная задача состоит в том, чтобы вернуть им достоинство». Быть может, именно такой подход: вначале достоинство, а затем, как его следствие, благосостояние — и является рациональным?

У него никогда не было дорогих особняков, роскошной недвижимости; он вообще не отождествлял себя с «имущим классом буржуазии» (хотя как глава государства, заинтересованный в порядке в стране, не мог не учитывать ее интересы). Уйдя в отставку с поста президента, он вернулся в свой достаточно скромный дом в деревне Коломбэ-де-лез-Эглиз в 250 км от Парижа, где и умер 9 ноября 1970 года. Никакой «пожизненной» пенсии, охраны или ренты у государства не просил. Он завещал, чтобы его похоронили на маленьком кладбище в Коломбэ без всяких публичных церемоний. Так и было сделано. Но в Париже в день похорон в траурных мероприятиях приняло участие 800 тыс. человек. Присутствовали представители 85 стран мира. Английский писатель и историк Александр Верт, знавший президента, справедливо утверждал: «Если де Голль и был глубоко убежден, что на него возложена особая миссия, он, по-видимому, получал очень мало удовольствия лично для себя от своих успехов, будучи совершенно лишен плебейского тщеславия какого-нибудь Муссолини, Гитлера или даже Наполеона». Французы верили ему (не хочется употреблять слово «харизма»), потому что знали: это правда.

Ведущий страницы «История и «Я» — Игорь СЮНДЮКОВ. Телефон: 303-96-13. Адрес электронной почты (e-mail): [email protected]