Римские дневники украинского националиста

Идейное и организационное развитие украинского националистического движения конца 20-х — начала 30-х годов прошлого века — это исключительно драматичная, полная горячих политических страстей, иногда — конфликтов, споров, поисков новых путей развития страница нашей истории. Страница до сих пор не изученная полностью — что позволяет и в наши дни произвольно интерпретировать, а то и преднамеренно искажать эту историю. Чтобы избежать «кривого зеркала» разнообразных фальсификаций, необъективного (мягко говоря) толкования истории ОУН, когда, с одной стороны, возводят клевету на основополагающие принципы этой организации, объявляя как мировоззренческое «пространство», так и политическую практику Евгения Коновальца и его соратников сплошь «фашистской», «нацистской» (да еще и путая эти два термина!), «террористической», «человеконенавистнической» и т. п., а, с другой стороны, безгранично идеализируют, глорификуют, следовательно, в сущности, мифологизируют эту же историю ОУН, специально ретушируя, «выводя из поля рассмотрения» определенные спорные и противоречивые моменты, которых тоже было немало, следовательно, чтобы избежать этого, лучшим способом есть и будет обращение к достоверным документальным первоисточникам.

Среди такой высококачественной исторической литературы, посвященной раннему этапу становления и развития ОУН, особого внимания заслуживает многотомное фундаментальное издание воспоминаний и писем Евгения Онацкого (1894 — 1979), известного украинского научного работника, общественного деятеля, публициста, дипломата, исследователя прошлого Украины, философа, лексикографа, с 1927 года — фактического проводника украинского общества в Риме, а в годы Второй мировой войны — связного между ОУН в Европе и американским континентом. Эта документальная эпопея, названная автором коротко и просто «В Вечном городе», дает объективное, всестороннее и обстоятельное представление об истории украинских националистических организаций в Европе (прежде всего, конечно, ОУН), об Италии во времена Муссолини, о внешнеполитической программе Евгения Коновальца и его окружении, об отношении главных европейских правительств тех лет (итальянского, британского, немецкого — до прихода нацистов к власти — в известной степени французского и польского) к «украинскому вопросу», то есть к неотъемлемому праву украинского народа на государственную независимость. Заметки Евгения Онацкого, в тот период (1930 — 1932 гг.) постоянного представителя ОУН в Италии, ведущего публициста ОУНовского журнала «Розбудова нації», одновременно — сотрудника ряда влиятельных итальянских газет, а впоследствии (1940 — 1943 гг., вплоть до ареста нацистами) — преподавателя украинского языка в Римском университете, редактора и составителя «Українсько-італійського словника» (вышел в 1941 году в объеме 1736 страниц), дают нам редкую возможность изучить политическую (и человеческую) позицию Евгения Коновальца, с которым Евгений Онацкий вел интенсивную переписку (она почти полностью приведена в многотомнике «В Вечном городе»), многих личностей из окружения Муссолини и тогдашнего Папы Римского Пия ХІ, дипломатов разных государств, которые работали в Риме.

Вот такую содержательную, во многом уникальную книгу создал Евгений Онацкий, потомок старинного казацкого рода из гетманской столицы — города Глухова на Сумщине. А завершил свой земной путь пан Евгений в далекой Аргентине, в октябре 1979 года. Издание «В Вечном городе», которое давно является раритетом в Украине (дневники и письма Е. Онацкого были обнародованы торонтским издательством «Новий шлях» в 1980 — 1981 гг. и, насколько известно автору этих строк, в нашем государстве никогда не перепечатывались), действительно достойно внимания вдумчивых исследователей, да и широких кругов читателей — потому что корректирует, а то и напрочь развенчивает многие давние стереотипы. Надеемся, нижеприведенные фрагменты из произведения Е. Онацкого подтвердят это.

* * *

♦ 19 февраля 1931 года

«Два дня назад видел я профессора Лё Гатто, секретаря Института Восточной Европы, который как раз вернулся из Москвы, где пробыл месяц. Впечатление вынес просто катастрофическое. Террор необычайный. Общее положение по сравнению с тем, что он видел до того (полтора года назад) ухудшилось в тысячу раз. Это — относительно населения, власть же, напротив, сильно укрепилась. Общее его впечатление, что не далее как через два года, а возможно, и быстрее, надо ждать «больших событий». «Способность человеческого терпения исчерпана до края». Относительно нас специально, то он теперь твердо убежден, что «ключ развязки всего вопроса Восточной Европы находится в Украине». Но, к сожалению, в самой Украине ему не пришлось быть.

Говорилось вообще о том, что будет и что может быть, и у меня сложилось впечатление, что мои собеседники верят глубоко, что Франция с Польшей и Румынией действительно готовятся к войне с Советами (напомним: это — 1931 год. — И. С.), которая, по-видимому, неминуемая, но Италия будет занимать в этой войне нейтральную позицию. Потому что с Францией она не пойдет, но не пойдет и с Советами, потому что одно дело — экономические спекуляции, а другое — военный союз, и тем более, что с началом войны весь интерес Италии к Советам должен будет упасть, потому что Советы не смогут больше высылать Италии свое сырье.

Вот Вам все мои новости, Глубокоуважаемый и Дорогой Пан Полковник» (отчет был адресован Евгению Коновальцу).

♦ Март 1931 года

«Вообще, на украинское дело в Ватикане смотрят широко, а относительно Польши, в частности, считают, что Польша не только не соблюла относительно украинцев своих интернациональных обязательств, но — что страшнее! — не соблюла обязательств католических, отбивая народные украинские массы от признания Папы, к которому легко могли бы прийти, если бы поляки распространяли восточный обряд и не преследовали украинский язык и культуру» (Вообще, активно противодействуя разными средствами, вплоть до покушений на представителей власти, политике «пацификации», которую тогда осуществлял Пилсудский, Евгений Коновалец серьезно рассчитывал на дипломатическое содействие правительств Ватикана и Италии. Другое дело — насколько оправдались эти расчеты. — И. С.).

♦ Апрель 1931 года

«В помещении нашего Клуба — Ассоциации Зарубежных Журналистов в Риме — Управа Ассоциации сделала прием для членов дипломатического корпуса. Было много интересных людей. Но мне как-то выпало просидеть большую часть вечера с новым министром Финляндии (здесь, очевидно, скорее имеется в виду — послом. — И. С.) в Риме, паном Атти. До этого он был министром Финляндии в Москве. Разумеется, наш разговор сразу вернулся к темам жизни и отношений в Большевии. К тому же, пан Атти побывал и в Украине, посетил Киев, Харьков, Одессу.

— Ваше общее впечатление? — спросил я его.

— Очень тяжелое. Особенно относительно выживания населения. Разумеется, я видел только большие города, но то, что видел, поражает нищетой. Всюду хвосты очередей и хвосты без конца. Мне с женой приходилось тоже очень тяжело по гостиницам. Иногда просто приходилось голодать.

— Но вы дипломат, и должны бы были находиться в исключительном положении.

— Да, но я не хотел никого предупреждать о нашем приезде, чтобы быть в характере обычного туриста... Вероятно, если бы я сообщал в комиссариаты о себе, то мне бы всего хватало. Однако я имел возможность измерить настоящую мизерию народа и должен сказать, что я просто не могу понять способность российского народа к терпению. Мне казалось иногда, что мы здесь имели дело с какой-то перверсией (извращением), с особым видом садизма или мазохизма, который черпает удовольствие в собственных страданиях.

— Имеете ли в виду только московский народ, или эти ваши слова относятся и к украинскому народу?

— К сожалению, к украинскому народу я не мог ближе присмотреться, потому что, повторяю, видел Украину только во время короткого путешествия и то только в больших городах, где население будто бы ничем не отличается от населения Москвы или Ленинграда... Однако должен признаться, что в Украине больше настроения фронды, сопротивления, протеста. Вспоминаю, как мы на автомобиле приехали в Харьков и должны были остановиться где-то на улице. Нас сразу же окружила толпа, которая рассматривала нас и автомобиль с таким любопытством, словно никогда не видела ничего подобного. Но очень скоро из этой толпы начали долетать до нас разные возгласы, в которых чувствовался сарказм, насмешка и нескрываемая неприязнь. Нас приняли за немцев, и помню, как меня поразил чей-то возглас из толпы: «А сколько теперь стоит наш хлеб в Берлине?!». Но это был только один случай. Террор же в целом такой, что никакого настоящего протеста никто организовать не осмелиться, а если и осмелиться, то сразу  же горько искупает...

— А как выглядит красная армия?

— Хорошо. Она одета и обута. Как мне кажется, советское правительство может на нее положиться. Правда, в последние время начали кружить разные слухи, но я сам никогда не мог подтвердить какие-либо случаи недисциплины или бунта. Пока — это верные слуги режима.

— Думаете, советский режим стоит крепко?

— Трудно сказать. Если говорить объективно, состояние в стране очень неотрадное... население бедствует невероятно, но, как знаете, советское правительство совершенно не обращает внимания на население... и тем более, что это население проявляет такие невероятные способности терпения.

— Что думают в Финляндии об украинском освободительном движении? Придают ли ему какое-то значение? Принимают ли его во внимание в политических расчетах?

— В Финляндии об Украине и об украинском национальном движении почти ничего не знают. В общих чертах господствует мнение, что украинцам идет главное не так о собственной государственности, как только о гегемонии городов, что, мол, почему господствует Москва, а не Киев, а в сущности, мол, это только «братские» счета, и вся евразийская равнина представляется с национальной стороны одноцельно.

«Вот так думают о нас наши самые правдоподобные сообщники в борьбе против империалистической России», — горько резюмирует Евгений Онацкий.

♦ Май 1931 года

«Глядя холодно в глаза объективной действительности, надо признать, что московское правительство достигло в последние месяцы на поле международной политики достаточно больших успехов. Оно очень удобно использовало тяжелый экономический кризис разных стран Европы и их взаимный антагонизм, чтобы окончательно похоронить на кладбище необъятных мечтаний антибольшевицкие проекты экономического изолирования Советов и финансового бойкота пятилетки.

25 апреля с. г. представители московского правительства подписали с итальянским правительством новый экономико-торговый договор, который открывает Советам кредиты на 350 миллионов итальянских лир для закупки в течение ближайшего года разных итальянских промышленных изделий, необходимых для осуществления пятилетки, — причем 75 % этой суммы гарантирует перед итальянскими промышленниками само итальянское правительство (! — И. С.).

Немного, скорее, подобное — но далеко лучшее — условие получили Советы и в Германии, где сумма кредита определена в полмиллиарда немецких марок или в два  миллиарда итальянских лир.

Нет никакого сомнения, что именно этот прорыв на немецком фронте заставил и Италию поспешить, — так же, как заставляет спешить польских и чехословацких промышленников, которые решили, по немецкому примеру, отбыть паломничество в Москву за заказом.

Успех большевиков в этом случае заключается не только в том, что они сумели получить, правда, только отчасти — такие необходимые им средства для дальнейшего форсирования пятилетки, но и в том, что они таким образом обеспечивают себя перед войной, которой в этих обстоятельствах они боятся, как смерти, и которая в этих обстоятельствах действительно была бы для них смертью.

Недавние аресты украинцев, которые произошли по всем крупным городам Советской Украины, обнаруживают очень ясно страх московского правительства перед ростом того украинского национализма, который не признает рижский мир (о разделе украинских земель между Советской Россией и Польшей, 1921 год. — И. С.), что в этом случае аресты имели в виду ликвидацию не только независимого самостоятельного движения, которое казалось опасным Советам своими поборническими лозунгами, на это указывает огромное преимущество среди арестованных прежних галицких военных и политиков.

♦ Май 1931 года

Из  письма полковнику Евгению Коновальцу: «Дорогой пан полковник! В последнем письме я Вам писал, что 3-го мая я должен был видеться с Джанини. Свидание должно было состояться на годовом собрании Института Восточной Европы, где он — президент, а я — заслуженный член. Но реально только вчера я имел с ним свидание в министерстве иностранных дел, и мы пробеседовали минут 20. Он меня уверял, что Италия относится к украинскому движению «с наибольшей симпатией», и при первой возможности это проявит.

Когда я напомнил ему о «железном кулаке», что в образе большевицкой России повис над Европой, Джанини достаточно пренебрежительно улыбнулся:

— Когда от этого «кулака» — сказал он — оторвется Украина и Кавказ — немного от него останется.

— Да — говорю — это правда. Националистическое движение на Украине все растет, и даже среди самих украинских коммунистов находится немало националистов. Но и Москва это понимает не хуже нас, как видите; сегодня телеграммы принесли весть о расстреле 32 высоких правительственных чиновников Украинской Республики за заговор оторвать Украину от Советского Союза. Это показывает, что Сталин в этом отношении начинает принимать все возможные меры. Вероятно, он этим нашего движения не задержит, потому что наши массы уже так разогнались на пути национального освобождения, что ничто их не сдержит, но это может отразиться очень отрицательно на плановости и дисциплинированности движения, которое может вылиться в форму длительной анархии, что противоречит как нашим национальным интересам, так и интересам всей Европы.

* * *

Письма и дневники Евгения Онацкого — не просто холодная, беспристрастная летопись людей и событий вокруг него (хотя автор стремился быть максимально объективным). Их ценность в том, что это произведение правдиво отражает страсти, прозрения и ошибки ярких людей той жестокой эпохи смертельных поединков. Между прочим, кто сказал, что такого рода поединки остались далеко позади в истории?