Стрела «натянутого лука»*-2

Продолжение. Начало см. в № 61-62

Не удивительно, что, например, барщина на украинской Надднепрянщине появляется уже в ХVII в., и до начала — середины ХVIIІ в. она не выходила за пределы двух дней отработки в неделю. В целом, хлебный вариант «ресурсного проклятия» и «колониального моноцикла» с его усадьбами-поместьями (большими рыночно ориентированными сельскохозяйственными предприятиями) и т.н. 2-м изданием крепостничества наступал здесь медленно — окончательно воцарившись в Украине уже во второй половине ХVIII в. (подпертый русскими штыками, а не речпосполитско-сарматскими саблями). Ранее «мировой рынок» имел украинские земли скорее в качестве поставщика не зерна, а «лесных товаров» и скота — отраслей производства, где крепостные малоэффективны. Следовательно, культура вольнонаемного труда была среди украинцев сильная (академик И.-А. Гильденштедт еще в конце ХVIII в. писал об «украинском типе хозяйства» как чужой крепостной традиции). Да и пережитки кочевой культуры, особенно ощутимые в степной Украине, сработали в пользу своеобразного духа воли и свободы (это определенный парадокс, потому что ордынское наследство любят представлять в координатах деспотии и рабского повиновения, но на низовом уровне или, по В. Трепавлову, уровне «атомизированных мелких кочевых коллективов» — наиболее прочном в плане выживания — мировоззрение кочевника возлагало надежды и определенный эгалитаризм с практиками прямой/военной демократии, и даже анархизм с заинтересованностью индивидуализмом и личностью).

Имело значение и расположение раннемодерной Украины на грани с локальными мирами-экономиками, еще непокоренными европейским миром-экономикой или достаточно слабо интегрированными к нему. Речь идет о зоне исламской цивилизации (в ее турецко-татарских вариантах) и Московии-России с ее сибирским тылом. Изредка это позволяло компенсировать потери от внутреннеевропейских кризисов подключением к соседским экономикам (они также традиционно ценили прежде всего украинский скот и изделия из кожи, а не зерновой экспорт). В конечном итоге, именно турецко-татарский отступ—«отход» и большая интеграция Российской империи в европейскую мировую экономику — подорвала этот старый порядок и уничтожила «добрую старую» раннемодерную/речпосполитскую Украину.

Плюс, напомним, об обычной прибыли от транзита. Не секрет, что «восточное» купечество все это время создает самые зажиточные группы торговцев в Украине. Отсюда и слава традиционных для страны диаспор — армян, греков и отчасти евреев (турки, татары и россияне, замкнутые на своих имперско-национальных государственных проектах, до конца ХVIII в. украинцами, кроме сугубо пограничных территорий, воспринимались как неместный элемент — чужестранцы). Наряду с диаспорскими группами с запада — немцами, итальянцами, поляками — все они создавали тот специфический «интернационал» украинского бизнеса, который в современное время сильно затормозил национализацию буржуазии.

Отсутствие паритета в торговом балансе Украины и соседей давало шансы на сохранение и постоянное возрождение прямых грабительских практик. Для кочевых/полукочевых сообществ, присутствующих на украинских территориях до конца ХVIII в., — это вообще одна из естественных и эффективных форм выживания (вариант редистрибуции). Они своеобразно встраивались в структуры всех трех миров-экономик, которые сталкивались на равнинах между Сяном и Доном, порождая более колоритное местное явление — казачество (татарское, российское и собственно украинское). Интересным вопросом является — отражает ли растущее экономическое преимущество Запада явно более сильная и многоплановая историческая роль казаков-украинцев?

Мизерность внутренних резервов Украины перед лицом вызовов Большой Границы порождал постоянные призывы о помощи к «тыловым» сообществам (из центров «своей» цивилизации). Надежда на то, что «мы не одни» и «мы важны для мира» подпитывала не одно поколение украинских borderlanderів-пограничников, снижая здесь обычные «пороги ксенофобии» (вспомним карьеры силезца Претвица-Претвича, итальянца Ганнибала, француза Боплана, многочисленных гайдуков-венгров, драгунских немцев и шкотов-шотландцев из отрядов «чужестранного авторамента»).

В свою очередь, по всей Европе Украина в это время находит «болельщиков», подпитывает давние практики «хрестоносного движения» (собственно в новом варианте «лиги наций»), становится «международным» вопросом. Многочисленные проекты колонизации украинских территорий за счет ресурсов «внутренних» европейских стран (Германии, Франции, Голландии, Шотландии, Ирландии и так далее) не раз за период XVI—XVIII в. упоминались многими интеллектуалами и практиками, которые предлагали их разным речпосполитским правительствам и мировой общественности.

Нередко уже и на других участках Большой Границы начинают надеяться на помощь украинцев. В конечном итоге, на повсеместную христианскую солидарность могли всегда рассчитывать и освобожденные пленники, которые возвращались из плена, — часто очень извилистыми путями через всю Европу (попутно утверждая стойкую общественную мифологию о том, что европейское содружество стран — это пространство свободы и воли, а мир ислама — неволя).

***

Дальше поговорим о политическом строе Речи Посполитой. Он интересен достаточно высоким уровнем интеллектуальных горизонтов его создателей и реформаторов. Ведь практика образовательного путешествия — это грандиозная «стажировка» государственной элиты страны в университетских центрах по всей Европе (а она распространяется с конца ХV в. и дальше лишь набирает обороты) — создала весьма плодотворную почву для политических экспериментов на родине.

С самого начала речпосполитского проекта его создателей вдохновляли универсалистские идеи построения «идеального государства». Огромную роль благородные революционеры отводили воспитанию (высказывание «благородный полир» живо и до сих пор). Причем воспитательным объектом становился не только изысканный макиавеллевский государь-властитель, но и общественность граждан нового государства — весьма многочисленной и пестрой шляхты. Выведение «республики» за стены полиса/ города-государства на пространства территориального государства Нового времени, вероятно, может считаться среди главных заслуг речпосполитского проекта. Абсолютизм также выросший — хотя бы отчасти — на ренессансной почве, мало где находил такого убедительного республиканского конкурента.

Отказ от средневекового концепта государства-вотчины ради антично-ренессансной идеи «общего блага», в совокупности с угасанием в 1572 г. «естественной» династии Ягеллонов и последующей серии краха новых династических проектов, ослабило позиции монархии в классической «политии» (строя, смешанного из трех возможных по античной политической науке принципов организации общества — как власти одного, как власти группы и как власти большинства — в «хороших» ипостасях этих принципов — монархии, аристократии и демократии соответственно). На начало ХVI в. теория политии-хорошего смешанного государства (как и ее антитезы — химеры — как типа плохого смешанного государства, где первоэлементами смешивания выступают негативные ипостаси вышеупомянутых принципов — тирания, олигархия и охлократия) была достаточно хорошо проработана как на античных, так и на современных примерах. В конечном итоге, сама идея «смешанного строя» акцентировала внимание на сознательных усилиях для достижения и сохранения социальной гармонии, и у шляхты до конца речпосполитских времен не переводились свои «праведники», которые становились «держать небо», думали о «направе» — усовершенствовании государства и не давали проекту самоуничтожаться.

Следовательно, теоретический фундамент политического строя Речи Посполитой был крепок. А его творцы-революционеры — деятели экзекуционного движения (с пиком в середине ХVI в.) и кружок «замойщиков» (политическая группировка гетмана-канцлера Яна Замойского (1542—1605)) стояли на высоте требований в свое время. Это засвидетельствовал и международный резонанс их деятельности, включение «польского примера» в хрестоматии политической теории общеевропейского значения (латиноязычные произведения речпосполитских мыслителей по всей Европе читали очень внимательно — классический пример Жан Боден и Гуго Гроций как читатели-аналитики Анджея Фрич-Моджевского). И до сих пор «осевой» статус ХVI в. (некий национальный аналог античного «золотого века» и библейской «священной истории») остается ощутимым как в профессиональной польской историографии, так и в исторической памяти поляков в целом (этот народ естественно имеет наибольший сентимент к речпосполитскому проекту).

К сожалению, демократия-гминовладство — после поражения рокоша-мятежа 1606—1608 гг. под руководством Николая Зебжидовского (1553—1620, лидер «замойщиков» после смерти канцлера Я. Замойского) — также ослабилась. Триумф аристократии («королев’ят») — на время и не на всем речпосполитском пространстве — остановила Казацкая революция середины ХVII в., но союз аристократов-олигархов с внешними монархиями-тираниями в конце концов надолго маргинализировал демократическую составляющую часть общества.

Интересно отметить, что украинцы довольно примечательны среди творцов и популяризаторов речпосполитского проекта с самого его начала. Западноукраинские земли соседствовали с тогдашним столичным регионом (Малопольшей с центром в Кракове) и союз малопольской и русской (Русского воеводства) шляхты не раз доказал свою политическую эффективность. Холмщина же, из-за отсутствия здесь мощных «естественных» магнатов (местные русские княжеские династии на то время уже угасли), вообще претендовала на статус идеального анклава революционеров (из ее средней шляхты вышло немало образцовых речпосполитских граждан и трибунов благородного «народа»). Не забываем, что и первый университет-академия «для Руси» основан в Холмский земли (в Замостье в 1595 г.).

Ощущения колониального статуса и длительного унижения на землях долюблинськой коронной Руси (давнего домена королей Галицких) также делало из местной шляхты больших энтузиастов революционных универсалистских лозунгов равенства в пределах благородного народа. Как здесь не вспомнить перемышлянина Станислава Ориховского-Роксолана (1513—1566) — наверно, самого яркого «русина» среди ранних идеологов благородной революции. А круг «замойщиков» выдвинул красноречивого защитника прав Руси-Украины в речпосполитском проекте — Яна-Щенсного Гербурта (1567—1616), из этой среды вышел и бискуп-козакофил Иосиф Верещинский (1530—1598). Немало шляхтичей украинского происхождения сделали блестящие карьеры в Речи Посполитой, заняв наивысшие правительственные ступени (Монастырские-Язловецкие, Жолкевские, Даниловичи).

Речпосполитское причастие западноукраинских земель сыграло главную роль в «экспорте революции» — полюблинском (после 1569 г.) прививании достижений благородных революционеров на новой коронной Руси-Украине (Брацлавском, Волынском, Киевском, а с 1635 г. и новообразованном Черниговском воеводствах). Впрочем, здесь «ученики» захотели превзойти «учителя» и в 1648 г. начали свою собственную — Казацкую революцию.

Окончание читайте в следующем выпуске страницы «История и Я»

* «Оригінальний образ Речі Посполитої як натягнутого лука вжитий у творі папського нунція Клаудіо Рангоні (1559 — 1621), писаному за часів розквіту річпосполитського проекту».