Свобода через достоинство

«Нельзя ни на шаг продвинуться к компетентной демократии, если народное управление не желает, чтобы те функции, которые требуют определенной компетенции, осуществляли профессионалы. Демократии еще достаточно многое предстоит сделать, чтобы обеспечить себе достаточную интеллектуальную компетенцию для осуществления своих функций, а именно: надзора и контроля».

Эти слова принадлежат Джону Стюарту Миллю (1806-1873), самому влиятельному англоязычному философу XIX в., выдающемуся экономисту, публицисту, общественному деятелю (был депутатом английского парламента), ведущему идеологу западноевропейского социального реформизма. Вплоть до конца позапрошлого века имя Милля (Yohn Stuart Mill, в украинской транскрипции иногда употребляется вариант фамилии — Мил) было общеуважаемым и знаменитым, его фундаментальные труды: «Принципы политической экономии» (1848), «О свободе» (1859), «Размышления о представительном правлении» (1861), «Порабощение женщин» (1869) были переведены на все основные европейские языки, что закрепило его высокую международную репутацию как «оракула либерализма».

Однако из-за глубокого кризиса самой либеральной идеологии на протяжении ХХ века (кризиса, отнюдь не преодоленного и в наши дни) имя и наследие Милля не то что были забыты, но в определенной степени «ушли в тень» (впрочем, уважение к этому мыслителю никем не подвергалось сомнению). Между тем, дискуссии о том, чем, собственно, является свобода (ложная и настоящая), как за эту свободу борются, и еще важнее, как ее закрепляют — в полной мере остаются на повестке дня. А что касается Украины и нашей драматической ситуации — вряд ли стоит доказывать, что именно компетентная (опять повторим — компетентная!) демократия является тем, чего крайне остро не хватает нашему обществу? Итак, мнение Милля, обнародованное 160 лет назад, сохраняет свою силу. Выдающемуся английскому философу принадлежит немало глубоких, острых, подчас необычных и парадоксальных мыслей, которые достойны нашего пристального внимания. Например: «Достоинство государства зависит, в конечном счете, от достоинства личностей, его образующих». Далее: «Существовало ли когда-либо такое господство, которое не казалось бы естественным тем, кто им владеет?» Или же: «Люди не хотят  быть богатыми — они хотят быть богаче других». Еще одно высказывание: «Один человек с верой равен по силе девяносто девяти людям, у которых есть только интерес». И, наконец: «При несовершенстве нашего разума интересы истины очень требуют разницы мнений».

Очевидно, стоит, хотя бы очень кратко, поведать основные моменты биографии Джона Стюарта Милля. Он родился в Лондоне в семье известного экономиста и философа Джеймса Милля, убежденного либерала по своим взглядам. Образование Джон Стюарт получил под контролем и руководством отца, который лично заботился о его воспитании. Уже в трехлетнем возрасте мальчик умел читать и писать на английском, а в четыре года начал под присмотром отца учить древнегреческий язык. Ребенок знал с детства впечатляюще много, однако в зрелые годы Милль признавался: «Я никогда не был ребенком, как все остальные, никогда, например, не играл в крикет; лучше было бы, если бы природа шла своим путём...». Философ рассказывал, что никогда не имел игрушек, не слушал сказок и не имел других обязательных атрибутов счастливого детства. Ибо Джеймс Милль был суровым отцом и очень требовательным учителем. Главной целью воспитания ребенка, по его мнению, является приучить его к умственному труду. Важнейшее, считал Милль-старший — это развитие умственных способностей и умение интеллектуально работать. И еще — нужно привыкать к самостоятельному мышлению!

В 1820-1821 годах Джон Стюарт Милль находится во Франции, откуда, по его воспоминаниям, вынес «глубочайшее сострадание к европейскому либерализму», а затем, в 15-летнем возрасте, возвращается в Лондон и, уже без вмешательства отца, продолжает заниматься самообразованием. вплоть до последних лет жизни (официальных или частных заведений он не заканчивал).

Несмотря на такое «своеобразное» воспитание (а возможно именно благодаря ему) Джон Стюарт Милль обладал редкой, ценной чертой — умением изложить довольно сложную, обширную, часто даже запутанную проблему с чисто английской четкостью, ясностью, логичностью (однако не «простотой» — он не упрощал). В этом читатель сможет убедиться, ознакомившись с основополагающими фрагментами знаменитого труда мыслителя «О свободе», к рассказу о котором мы и переходим.

«Предметом этого эссе, — отмечает Милль, — является Гражданская или Социальная Свобода: природа и границы власти, которая может быть законно использована обществом в отношении индивида. Этот вопрос редко ставился и вряд ли когда-либо обсуждался в общих чертах, но он глубоко влияет на практические противоречия нашего времени, поскольку постоянно присутствует в скрытом виде, и, по всей вероятности, он еще встанет как насущный вопрос независимого будущего» (это предсказание, высказанное еще в 1859 году, оказалось пророческим (И.С.).

«Борьба между свободой и властью, — пишет философ, — является наиболее заметной чертой первых оттенков известной нам истории, особенно истории Греции, Рима и Англии. Но в древности это соревнование происходило между подданными или определенными классами подданных и правительством. Под свободой понималась защита против тирании политических правителей. Считалось, что правители (за исключением некоторых популярных правительств Греции) неизбежно антагонистичны народам, которыми они правят».

Почему? Потому что, указывает автор эссе «О Свободе», «правители — это правящее лицо или правящее племя или каста, которые получали свою власть как наследство или после завоевания и уже никогда не получали ее по желанию своих подданных, тогда как подчиненные им люди не решались, а, возможно, и не хотели отстаивать какие бы то ни было возможные меры против проявлений деспотизма. Их власть считалась необходимой, но в то же время крайне опасной: как оружие, которое против своих подданных они могли применить так же, как и против внешних врагов. Чтобы предотвратить охоту бесчисленных хищников на более слабых членов общества, нужно было, чтобы появилось болем сильное, чем другие хищное животное, уполномоченное их сдерживать (существенное мнение. — И.С.). Но поскольку царь хищников бывал не менее, чем другие гарпии, склонен к охоте на стадо, приходилось всегда быть готовым к защите от когтей и клюва».

Именно по этой причине, заключает Милль, «целью патриотов было наложение на власть ограничений, которых должны были бы придерживаться, управляя сообществом, правители. Именно под этими ограничениями понималась свобода. Попытки их установить происходили двумя путями. Первый путь заключался в получении признания определенных границ неприкосновенности, названных политическими свободами или правами, и когда правитель их нарушал, он тем самым превышал свои полномочия. Если это происходило, то считалось оправданным единичное сопротивление или общее восстание».

«Второй, — развивает свою мысль Джон Стюарт Милль, — и, вообще, более поздний путь заключался во введении средств конституционного контроля, которые ставили необходимым условием определенных важных действий действующей власти согласие сообщества или какого-либо органа, представлявшего его интересы. В большей или меньшей степени подчиниться первой из этих моделей были вынуждены (именно вынуждены! — И.С.) правящие власти большинства европейских стран. Со второй моделью дело обстояло иначе, и ее установление или — если эта модель уже в какой-то мере действовала — установление ее в более полном объеме, повсеместно стало главной целью свободолюбов».

Но история двигалась вперед. И «пришло время, — подчеркивает Милль, — когда, с развитием человеческих отношений, люди перестали считать естественной необходимостью, чтобы их правительства были независимыми силами, противостоящими их интересам. Им показалось, что будет гораздо лучше, если разнообразные должностные лица станут их арендаторами или делегатами, которых, по желанию, можно будет отозвать (задача, о степени решенности которой в современной Украине может судить читатель. — И.С.). «Постепенно этот новый спрос на выборных и временных правителей стал важным объектом усилий популярных партий повсюду, где таковые существовали; и эти усилия в значительной степени превзошли предыдущие попытки ограничить власть правителей... Это (как могло показаться) было средством против действий правителей, интересы которых традиционно противопоставлялись интересам народа. Теперь стремились к тому, чтобы правители идентифицировались с народом, чтобы их интересы и воля были интересами и волей нации. Нация не нуждается в защите против собственной воли. Следовательно, не может быть и страха, если бы она не стала тиранить себя саму (здесь возникают серьезные проблемы! — И.С.). «Пусть правители будут действительно ответственны перед нацией, легко смещаемы ею, и тогда нация сможет позволить себе полностью доверить им власть, чтобы по отношению к ней она сама диктовала, каких результатов она от нее ожидает. Власть правителей стала (точнее — должна стать. — И.С.) не больше власти самой нации, сконцентрированной и оформленной таким образом, чтобы ее было удобно осуществлять».

Какие опасные препятствия видел Милль на этом пути? В чем состоит значение представительного (парламентского) правления и как его нужно усовершенствовать? Об этом читатели узнают дальше.

Начало. Продолжение читайте в следующем выпуске страницы «История и Я»