Таинственное покушение в Варшаве

15 июня 1934 г. средь бела дня в центре Варшавы был убит министр внутренних дел Бронислав Вильгельм Перацкий — человек, занимавший одно из первых мест в политической иерархии тогдашней Польши. Этот террористический акт имел важное значение и для истории Второй Речи Посполитой (так иногда именовали межвоенную Польшу), и для Украины. Хотя он получил в целом однозначную интерпретацию (дескать, господина министра убили украинские националисты), это убийство оставило немало загадок, которые, вероятно, так и не будут разгаданы — важные документы исчезли, свидетели умерли. И все же попробуем их разгадать...

ВРЕМЯ ПОДЛОЙ ВЛАСТИ

Прежде чем говорить об этом атентате, стоило бы несколько слов сказать об этом времени и посудить, насколько убийство Перацкого было типичным или нетипичным.

Итак, межвоенная Польша... На первый взгляд, вроде бы демократическое государство. На самом же деле — автократическое, где демократические свободы часто цинично игнорируются и где репрессивная полицейская машина является едва ли не главным гарантом стабильности.

Однако до стабильности далеко. Польское государство — это мозаичное государство, куда вошли земли бывших Австро-Венгерской и Российской империй, а также земли Германии, которую «обидели», забрав кусок ее территории, которую отдали полякам. Польское государство не моноэтничное, хотя таким ему хочется быть. В Виленском крае живут литовцы, на севере — немцы. На «кресах сходных» — малосознательные (в плане национальном) белорусы и достаточно сознательные украинцы, которые создают немало проблем. А еще есть многочисленное и очень проблемное еврейское меньшинство.

Добавьте к этому экономическую деградацию. Польша в 1939 г. так и не смогла выйти на уровень экономики 1914 г. Постоянные политические кризисы, смены правительств. За 21 год существования межвоенной Польши сменилось 32 премьер-министра!

Да и внешнеполитические обстоятельства не особо благоприятны. На западе и севере — Германия, которая имеет к Польше территориальные претензии. Также претензии имеет Литва. На востоке — Советский Союз, который не скрывает своих агрессивных планов в отношении Польши. На юге — Чехословакия, к которой уже Польша имеет территориальные претензии и отношения с которой напряженные.

Тут еще и у «больших соседей» начинают формироваться жестокие тоталитарные режимы. В Советском Союзе, где и так существовала «диктатура пролетариата», собственно, диктатура коммунистической партноменклатуры, в начале 30-х начинаются массовые репрессии. В Германии, где в 1933 г. к власти приходят национал-социалисты во главе с А.Гитлером, тоже творится что-то подобное. Правда, «бесноватому» Адольфу до «доброго» «отца Сталина» далековато — не тот размах.

Однако «логика» репрессий на удивление схожа. Сначала расправляются с открытой оппозицией. Для этого нередко прибегают к провокациям, судебным процессам, которые делаются «по заказу» власти. Разобравшись с «чужими», берутся за «своих», то есть репрессируют возможных политических конкурентов из ближайшего окружения. Тут тоже не обходится без провокаций. Ну, а дальше устанавливается репрессивный режим, который преимущественно держится на силе, где судебная система часто является фикцией, и к тому же широко практикуются внесудебные преследования.

Так, гитлеровцы, прийдя к власти, организовали провокационный поджог рейхстага, обвинив в этом коммунистов. Был организован знаменитый Лейпцигский процесс 1933 г., на котором на скамье подсудимых оказались коммунист Г. Димитров и его единомышленники. Правда, гитлеровцы под давлением европейской общественности были вынуждены отпустить Г. Димитрова. Параллельно в Лондоне известные юристы Европы во главе с Д.Н. Приттом устроили контрпроцесс, на котором показали, что рейхстаг на самом деле подожгли гитлеровцы. Тем не менее эта провокация дала старт репрессиям против оппозиционеров в Германии.

Затем А. Гитлер решил, что пора расправиться со своими бывшими друзьями, устроив для них 30 июня — 2 июля 1934 г. так называемую ночь длинных ножей. В результате этой операции, которая имела официальное название «Колибри», был арестован и убит соратник А. Гитлера Эрнст Рэм, а также репрессированы деятели возглавляемых им парамилитарных отрядов СА.

Что касается советского вождя, то он действовал эффективнее. В конце 20-х — в начале 30-х гг. в СССР прошло немало разнообразных судебных процессов, на которых часто судили людей, которые не были в восторге от советской власти, — этаких «скрытых» оппозиционеров. С откровенными оппозиционерами в Стране Советов расправились сразу после «Великого октября».

Настала пора разбираться со своими. 1 декабря 1934 г. застрелили Сергея Мироновича Кострикова, более известного под гордым партийным псевдонимом Киров. Этим терактом И.Сталин убивал двух зайцев. С одной стороны, убирал с дороги серьезного конкурента, который мог метить на место большевистского вождя. С другой — это провокационное убийство, совершенное с санкции И.Сталина, стало поводом для репрессий против «врагов народа». Под категорию последних теперь элементарно могли попасть старые большевистские партийные кадры.

Конечно, межвоенную Польшу трудно сравнивать с гитлеровской Германией или СССР. Не те ресурсы в руках власть имущих. Да и режим не тоталитарный, а лишь авторитарный. Однако где заканчивается авторитаризм и начинается тоталитаризм? Если проследить «логику» репрессий во Второй Речи Посполитой, то она на удивление схожа с тем, что творилось у ее тоталитарных соседей — фальшивая законность, внесудебные преследования, тайные убийства и т.д. Похоже, и время, и география давали о себе знать.

Убийство Б. Перацкого, то, что ему предшествовало, и то, что было после него, очень хорошо вписывается в контекст этих репрессий. В чем-то это убийство подобно убийству С. Кирова (кстати, обратите внимание: произошли они почти одновременно, в один и тот же год). И Б. Перацкий, и С. Киров — высокопоставленные государственные деятели. Теракты в отношении одного и другого послужили сигналом для репрессий. После убийства Б. Перацкого вроде по его делу состоялся судебный процесс в Варшаве. Однако на скамье подсудимых не было убийцы. Зато были руководители Организации Украинских Националистов, на которых «повесили» это дело. Не напоминает ли этот процесс судилище в Лейпциге над «поджигателями рейхстага»?

КЕМ БЫЛ Б. ПЕРАЦКИЙ?

Прежде чем говорить об атентате на Б. Перацкого, следует выяснить, что это был за человек.

Интересно, что родился он в 1895 г. на этнической украинской территории — в городке Горлицы (Лемковщина). Правда, его детство и молодость в основном прошли в городе Новый Сонч — неподалеку от Горлиц. Это уже, правда, польская этническая территория. Однако, вероятно, в детстве Б. Перацкому приходилось часто встречаться с украинцами.

Его отец был родом из шляхетской семьи, которая принимала участие в польском Ноябрьском восстании 1830—1831 гг. и была вынуждена эмигрировать из царской России в Австро-Венгрию. Он находился на государственной службе, был начальником так называемой стражи скарба.

Б. Перацкий, вероятно, учитывая семейные традиции, решил делать военную карьеру. Во время Первой мировой войны воевал в польских легионах, находившихся в составе австрийской армии. После провозглашения независимости Польши служил в ее войске, был участником польско-украинской войны 1918—1919 гг. В 20-х гг. продолжал делать военную карьеру, дослужился до звания полковника.

Однако в 1928—1929 гг. отходит от дел военных и начинает делать политическую карьеру. В 1928 г. его избирают депутатом сейма от так называемого блока беспартийных, который поддерживал «начальника государства» (де-факто диктатора) Юзефа Пилсудского. С 1929 г. Б. Перацкий занимает разные правительственные должности, в 1930 г. входит в правительство сначала как министр без портфеля, а потом — с июня 1931 г. до своей смерти в 1934 г. — становится бессменным министром внутренних дел — важной фигурой в исполнительной власти Второй Речи Посполитой. Вместе с тем широко использует средства массовой информации, выступает в газетах, на радио. Благодаря этому становится одним из самых известных политиков Польши.

Принадлежал он к так называемой группировке полковников, приближенной к Ю. Пилсудскому. Последний был уже в преклонном возрасте, и Б. Перацкого считали его реальным преемником. Ведь этот относительно молодой политик имел за плечами блестящую военную карьеру, участие в борьбе за независимость Польши. Отличался незаурядной энергичностью и амбициозностью. И будучи неженатым и не имея семьи, почти полностью отдавался политике.

В польской литературе можно встретить мнение о том, что Б. Перацкий был чуть ли не другом украинцев, выступал за взаимопонимание с ними. Даже встречаются утверждения, что незадолго до убийства, он, зная, что на него оуновцы готовят покушение, сознательно не прибегал к арестам, поскольку хотел найти общий язык с умеренными, легально действующими украинскими политиками; и якобы убийство Б. Перацкого значительно усложнило это сотрудничество и было выгодно антиукраинским силам. Честно говоря, подобные утверждения — этакая мифология, когда желаемое выдается за действительное. Сотрудничество с умеренными украинскими политиками отнюдь не исключало репрессий против украинских националистов. По крайней мере немало украинских политиков, ориентированных на легальную деятельность, в частности члены партии Украинское национально-демократическое объединение (УНДО), резко выступали против ОУН. Как-никак — политические конкуренты.

Что касается украинских националистов, то они рассматривали Б. Перацкого как некий политический символ. Так, в «Вестнике Организации Государственного Возрождения Украины» (№№ 23—24 за август-сентябрь 1934 г.), выходившем в Нью-Йорке, отмечалось, что Б. Перацкого убили не как человека, а как реализатора польской оккупационной политики на западноукраинских землях (ЗУЗ). Ему же давалась такая характеристика:

«...— последовательный погромщик украинской национальной жизни на ЗУЗ;

— ликвидатор украинской школы, культурно-образовательных учреждений, хозяйственных, кооперативных и спортивных обществ и кружков, это полонизатор Украинской Церкви;

— творец и организатор польской колониальной, грабительской политики на ЗУЗ, колонизации украинских земель польскими зайдами, завладения промышленными центрами на ЗУЗ польским рабочим классом;

— организатор погромов украинцев на ЗУЗ полицейско-уланскими бандами, уголовными экспедициями, «стшельцами», варварских пацификаций в 1930—1933 гг., в 1934 г. на Угнивщине, Равщине, Самборщине, Мостищине и др.

— творец скорых судов, виселиц и истязаний украинских революционеров;

— автор полицейских издевательств и истязаний украинских политических узников;

— творец системы морального разложения украинской жизни массовыми насаждениями конфидентов (доносчиков);

— автор профанации и дикого обесчещения памяти Героев украинской освободительной борьбы, раскапывания могил, уничтожения крестов;

— один из творцов и жандарм целого жестокого варварского арсенала ляхского — оккупационного господства, которое поставило себе целью подавить украинскую жизнь, разгромить и полонизировать ее...»

Есть в этих утверждениях немалая доля преувеличений. Как, в конце концов, и в утверждениях об «украинолюбстве» Б. Перацкого. Истина, похоже, где-то посредине.

Очевидно, не стоит «вешать» на Б. Перацкого все грехи «национальной политики», которую межвоенная Польша проводила на украинских землях, входивших в ее состав. Эта политика практически сводилась к полонизации — и к тому же зачастую грубыми, насильственными методами. Чего стоила хотя бы так называемая пацификация, когда полиция и военные отряды устраивали погромы украинских учреждений, били (иногда до смерти) украинских активистов, уничтожали имущество украинских крестьян и т.д. Правда, пик пацификации пришелся на 1930 г., когда министром внутренних дел Польши был Фелициан Славой Складковский. Однако Б. Перацкий был причастен к этим варварским действиям. Будучи министром внутренних дел, он так или иначе нес ответственность за насильственные действия против украинцев. В частности, за целенаправленное уничтожение могил сечевых стрельцов, которые стали своеобразными пантеонами памяти, за жестокие, иногда внесудебные репрессии против активистов ОУН. Именно во времена министра Б. Перацкого состоялся скорый (ускоренный) суд над боевиками ОУН В. Биласом и Д. Данилишиным. Эта казнь (повешение) молодых людей вызвала большое негодование в украинском обществе. Даже аполитичный Б.-И. Антоныч (кстати, земляк Б. Перацкого) посвятил этому событию стихотворение «Примари», которое начинается словами:
«Мій друже незнаний здалека,
чи дійде до тебе цей вірш?
Зашморгнута петля на горло
нас давить і тисне все гірш».

Заканчивались «Примари» такими словами:
«Прости, що у душу ллю трійко,
Прости мені, друже, цей спів.
Не можу співати спокійно,
Бо в серці розпука і гнів».

Если в сердце «поэта любви и природы» были «отчаяние и гнев», то что говорить о других!

Словом, у украинцев было более чем достаточно оснований не любить Б. Перацкого. И все же в его лице не стоит видеть записного, а тем более примитивного украинофоба. Скорее это был политик-реалист «пилсудского разлива», который вслед за своим политическим «отцом», то есть Ю. Пилсудским, исходил из того, что межвоенная Польша является государством, где существуют мощные национальные меньшинства. Поэтому с ними надо искать общий язык. Например, Б. Перацкий говорил следующее: «...должен заявить, что с моей стороны не будет поддержки любому проявлению расовой или национальной борьбы. Наша сила великого государства в прошлом была в нашей способности к совместной жизни и привлечении в круг идеи государственности представителей других рас и национальностей». Вроде и неплохие слова. Однако политики на то и политики, чтобы не говорить правду — по крайней мере всю. Поэтому Б. Перацкий и ему подобные, заявляя о сотрудничестве с украинцами, одновременно вынашивали планы полонизации этих украинцев.

УБИЙСТВО: ВЕРСИЯ ОФИЦИАЛЬНАЯ

В результате длительного следствия, которое вела польская полиция, была представлена на варшавском суде приблизительно следующая картина. Добавим к ней, правда, более позднюю информацию, которая тоже стала официальной.

Весной 1934 г. на уровне высшего руководства Организации Украинских Националистов (ОУН) принимается решение осуществить атентат на Б. Перацкого. Это решение приняли Евгений Коновалец, проводник ОУН, Степан Бандера, краевой проводник ОУН, а также два высокопоставленных оуновских функционера — Ярослав Барановский и Рико Ярый.

Руководство подготовкой теракта осуществлял С. Бандера, а подготовка имела несколько звеньев.

В Кракове на квартире оуновца Ярослава Карпинца, который изучал химию в Ягеллонском университете, устроили лабораторию, где изготовили бомбу. Этой бомбой должен был воспользоваться атентатник-смертник, который, взорвав ее, убил бы себя и Б. Перацкого.

За последним оуновцы устроили наблюдение. Его вели Мыкола Лебидь вместе со своей подругой Дарией Гнаткивской. Они установили, что Б. Перацкий ведет размеренный, во многом прогнозируемый образ жизни. В частности, ежедневно обедает в ресторации «Товарищеский клуб» по улице Фоксаль, 3. Как правило, он не пользовался охраной.