Перейти к основному содержанию

Тайна Большого террора

«Свободные выборы» 1937 — 1938 годов. Современный контекст
11 февраля, 20:46

В конце 30-х гг. прошлого века в Советском Союзе была воплощена в жизнь сталинская модель коммунизма. Большевики завершили свой эксперимент и решили объявить на весь мир о победе. Миф о построенном социализме требовал конституционного оформления. В новой, сталинской Конституции СССР 1936 года и производной от нее Конституции УССР 1937 года провозглашался переход к прямым, равным и тайным выборам. Первое поколение советских людей еще помнило такие выборы в Учредительное собрание в 1917 году.

С выборами в Верховный Совет СССР (декабрь 1937 года) и Верховный Совет УССР (июнь 1938 года) совпадает всплеск политических репрессий, который с легкой руки английского историка Роберта Конквеста получил название Большого террора. Террор порождал страх, а страх обеспечивал прогнозируемый результат даже при соблюдении демократической формулы выборов. В 2000 году была опубликована моя научная статья «Тайна Тридцать седьмого года (проблема источников)». В ней обосновывалась причинно-следственная связь между двумя событиями, основанная на анализе имеющихся источников. Излагая суть статьи в газетном формате, хочу ознакомить с ними широкую общественность. Тем более, что президентская кампания 2004 года неожиданно актуализировала проблему Большого террора.

ЭФФЕКТ ДЕЖА ВЮ

Наблюдения за выборами 2004 года вызвали у меня ощущение виденного раньше. Эффект дежа вю основывался не на жизненном, а на профессиональном опыте.

Чтобы сделать гарантированные советскими конституциями свободные выборы пародией на них, использовалась тактика кнута и пряника. Страна находилась под «ручным» управлением, и выборы всегда сопровождались активизацией патерналистской политики. Правда, вожди больше полагались на кнут. В постсоветские времена бывшая компартийно-советская номенклатура, сохранившая власть, стала полагаться на пряник. Тактика пряника стала основной по объективным причинам. Из-за отсутствия диктатуры и в условиях вхождения Украины в глобальный рынок тактика кнута стала для власти либо невозможной, либо опасной. Правда, не обошлось без византийской «борьбы под ковром», шокировавшая чересчур цивилизованных иностранцев: доведение до самоубийства или убийство некоторых министров и банкиров; отравление кандидата от оппозиции; заявление Председателя Верховной Рады об угрожающей его семье опасности; показанные по телевидению брикеты динамита, которые якобы были изъяты у активистов «Поры»…

Выборы 2004 года были свободными без всяких кавычек. Человек мог приходить или не приходить на выборы, выбирать или не выбирать рекомендованного властью кандидата. У него была возможность остановить свой выбор на кандидате от оппозиции. Команды президента и премьер-министра Украины не могли позволить себе откровенное издевательство над демократической формулой выборов. Они были вынуждены мошенничать как наперсточники на вокзале: манипулировать со списками избирателей, вбрасывать в урны дополнительные бюллетени, организовывать отряды «многостаночников», платить небольшие деньги избирателям или их родственникам, распродавать мирового значения предприятия, чтобы на вырученные средства сделать доплату пенсионерам и так далее.

Мошенничество в государственных масштабах дало несколько миллионов голосов кандидату от власти и обеспечило ему победу во втором туре. Но не мошенничество раскололо страну почти пополам.

В статье «Оранжевая революция: между прошлым и будущим» («День», 2005, №13) я анализировал политику бывшей компартийно-советской номенклатуры. Но прошлое влияет на настоящее не только традициями и ментальностью номенклатуры, которая превратилась в независимой Украине в «партию власти». Оно оставило свой след в душе каждого, кто большую часть сознательной жизни прожил при коммунизме.

Центр тяжести предыдущей статьи находился в настоящем, поскольку в ней исследовались действия «партии власти». Центр тяжести этой статьи сосредотачивается на прошлом, где нужно искать факторы, повлиявшие на поведение почти половины избирателей.

Безусловно, повлияло соревнование между двумя реальными кандидатами на должность президента в обещаниях повысить уровень материального благосостояния народа. Социальная программа кандидата от власти оказалась более эффективной, поскольку он мог не только обещать, но и предпринимать конкретные меры. Например, повысить почти вдвое уровень пенсий на период выборов.

Однако наряду с социальной демагогией и фальсификациями победу кандидата от власти во втором туре выборов обеспечил страх населения перед этой властью. Нас накрыла волна цунами, пришедшая из прошлого.

Почему речь заходит о страхе, когда даже в Днепродзержинске больше нет чекистов? Это — страх людей, которые не забыли прошлого. Это — страх людей, жизнь которых не улучшилась за последние полтора десятилетия. Как и раньше, их мизерные заработки зависят от начальников. Как и раньше, они не могут объединиться в коллективы, способные противостоять работодателям, потому что профсоюзы возглавляются теми же начальниками. Как и раньше, они отрезаны от независимых источников информации и не знают своих прав.

Семь десятилетий, отделяющих нас от времени Большого голода 1932 — 1933 гг. и Большого террора 1937 — 1938 гг. — это значительный срок. Страх, заложенный в гены трех поколений советских людей, отсутствует у четвертого, уже постсоветского поколения. Молодежь, которая всегда игнорировала выборы, на этот раз стала основной движущей силой в электоральной борьбе. Оранжевая революция показала, что власть держалась только на инерции страха.

ЗАГАДОЧНОЕ СОВЕТСКОЕ ОБЩЕСТВО

Вступая на должность, генсеки государственной партии имели обыкновение привлекать внимание к себе неожиданными заявлениями. В частности, Ю. Андропов заявил: «Если говорить откровенно, мы еще не изучили в нужной степени общество, в котором живем и работаем». Главному чекисту со стажем не могли не поверить, но обществоведы призадумались: что бы это могло означать?

Вот и сейчас, когда уже открыты, казалось бы, все архивы, мы не можем убедительно ответить на ключевые вопросы отечественной истории. Речь идет не о фактах, с этим все хорошо. Речь идет об интерпретации событий и явлений. Мы, например, опубликовали много документов и воспоминаний о голодоморе 1932 — 1933 гг., но не можем убедить международную общественность в том, что он является геноцидом. Масла в огонь подливают безответственные утверждения об украинском Холокосте. Холокост — это уничтожение евреев из-за того, что они евреи. Разве можно поверить, что Кремль уничтожал украинцев из-за того, что они — украинцы?

Мы знаем до самых мелких деталей, как были организованы сталинские преступления, но не найдем в архивах документ с ответом на простой вопрос: почему? Механизмы преступлений известны, так как исполнители должны были понять, чего от них хотят. Но ни у кого из тех, кто отдавал приказы, не было необходимости раскрывать мотивы своих действий.

Палеонтологи реконструируют по остаткам скелетов внешний вид динозавров, а компьютерные программы помогают показать животный мир мезозоя в динамике и цвете. Так же историки реконструируют картину прошедшей эпохи, учитывая доступные факты. Результатом становится концепция, способная ответить на вопрос «почему?»

Чем большее расстояние во времени отделяет нас от эпохи советской, тем более убедительным кажется утверждение Ю. Андропова о том, что мы не знали общества, в котором жили. Я прожил в том обществе 54 года, из которых 28 изучал его историю как кандидат, а последние 15 лет — как доктор наук. Но коллекция научных степеней и ученых званий еще никому не помогла вытянуть себя за волосы из грязи, в которой пребывали обществоведы. Помогла эмоциональная встряска: проблема голодомора, которую начал исследовать с 1986 года. Наверное и по сей день не преодолел все стереотипы, которые закладывались в сознание с букваря. Думаю, однако, что уже имею целостное представление о цивилизационной конструкции, которую называли социализмом. Такую конструкцию следовало бы назвать коммунистическим государствообществом или оставить за ней первоначальное название — государство-коммуна, фигурирующее в «Апрельских тезисах» В. Ленина. Более чем полувековая жизнь внутри государства-коммуны помогает видеть ее в динамике и цвете.

БОЛЬШОЙ ТЕРРОР

Сталинский террор имел превентивный характер: уничтожались или изолировались от общества те, кто мог бы сопротивляться. Одновременно жертвы выполняли роль «мальчиков для битья». Террор вселял в граждан страх перед государством.

По характеру массовый террор делился на групповой и индивидуализированный. К групповому следует отнести раскулачивание, террор голодом в Украине и на Кубани, депортации национальных меньшинств и малочисленных народов. В случае индивидуализированного террора на каждого репрессированного заводилось дело.

Наибольшую «массовидность» (неологизм, предложенный В. Лениным) террор приобрел в 1937 — 1938 гг. Органы государственной безопасности арестовали в Украине 15 717 человек в 1936 году, 159 573 — в 1937 году, 106 096 — в 1938 году и 11 744 человека в 1939 году. По СССР в целом динамика арестов была такой же. В докладе «О культе личности Сталина» на ХХ съезде КПСС Н. Хрущев отметил, что количество арестованных по обвинениям в контрреволюционных преступлениях в 1937 году возросло по сравнению с 1936 годом более чем в десять раз.

Ни западные, ни российские и украинские историки не ответили на простой вопрос: почему Тридцать седьмой год произошел в 1937 году? Вопрос о хронологической локализации ежовщины был поставлен только один раз. Выдающийся российский историк- диссидент М. Гефтер напечатал в «перестроечном» московском журнале «Век ХХ и мир» в 1990 году статью, в которой были такие строки: «Я историк, но разве я могу понять, почему в 1937 году произошло то, что произошло? Я не нахожу в мировой истории ни одного случая, чтобы в момент высших успехов мощной страны уничтожались миллионы абсолютно лояльных людей! Нет, не вместе с противниками и лояльные — а только лояльные! Что это было?»

Как раз тогда я и заинтересовался поставленным М. Гефтером вопросом. Понимая, что невозможно ответить на него, когда находишься внутри проблемы Большого террора, начал искать объяснение за ее пределами. Долго искать не пришлось. Появилась гипотеза, потом она начала обрастать фактами и превратилась в концепцию. Теперь я убежден, что причины ежовщины коренились в изменении формулы выборов в советские органы власти.

ПЕРВОНАЧАЛЬНАЯ ФОРМУЛА ВЫБОРОВ

Осенью 1917 года ленинская партия вытеснила из многих советов представителей партий-конкурентов и на всероссийском съезде большевизированных советов объявила об установлении «диктатуры пролетариата». После переворота в России была построена двуединая система власти в виде компартийных комитетов и подчиненных им советов и исполнительных комитетов этих советов. Парткомы осуществляли диктатуру, а советы занимались текущим управлением.

С поглощением советов большевистская партия стала государственной структурой, которая строилась на принципах «демократического централизма». Это означало, что ее парткомы формировались и контролировались не партийными организациями, а руководящими звеньями более высокого уровня. В результате этого государственная структура, осуществлявшая диктатуру, попала под контроль вождей. Она не контролировалась членской массой многомиллионной партии и тем более — населением страны.

Советы были органичной частью этой системы власти. Фактически они формировались и контролировались парткомами, поскольку находились внутри партии как государственной структуры. Юридически, по букве конституции, которая не замечала в государстве присутствия диктаторской партии, советы избирались гражданами страны.

Созданная В. Лениным система «рабоче-крестьянской» власти углублялась в народные низы, но была независимой от волеизъявления народа. Существовало только одно неудобство: время от времени парткомам приходилось организовывать выборы в советы, держа под абсолютным контролем избирательный процесс. Если бы избиратели получили возможность посылать в советы депутатов, настроенных отстаивать их интересы, то на диктатуре вождей партии можно было бы ставить крест. Ведь власть советских органов была реальной.

Во избежание неожиданностей государственная партия отказалась от равных выборов. По конституции рабочий класс имел пятикратное преимущество перед крестьянством в нормах представительства. Представители «эксплуататорских классов» вообще лишались права голоса. Категория «лишенцев» охватывала до 10 процентов населения и даже больше. В зависимости от ситуации парткомы могли как угодно углублять неравенство выборов. Например, в Украине в 1919 году норма представительства для красноармейцев была вдесятеро больше, чем для крестьян или рабочих. Последние были местными, а красноармейцы — в основном пришлыми.

Прямые выборы проводились только в местные советы. Все съезды советов, от районных до Всесоюзного, формировались из депутатов соответствующего звена советских органов. Члены исполкомов формально избирались на съездах. Фактически съезды утверждали список, разработанный в соответствующем парткоме.

Избирательными единицами были не территориальные участки, а предприятия, учреждения, воинские части, учебные заведения. Избиратели находились в административной зависимости от своих руководителей и были вынуждены голосовать так, как им прикажут. Чтобы каждый руководитель знал, кто как голосует, выборы были открытыми. Кандидатуры на избрание предлагались представителями компартийных или профсоюзных организаций.

Открытость выборов наиболее раздражала граждан. В летучке, которая распространялась среди рабочих Днепропетровска в январе 1929 года, были такие строки: «Большевики навязали нам открытое голосование в выборах в советы. Но неужели можем мы выбирать свободно, если выбираем открыто? Кто осмелится на глазах ячейковых князьков голосовать за честного беспартийного или поднять руку против мерзавца-коммуниста, если последний выставлен ячейкой?».

В феврале 1935 года очередной пленум ЦК ВКП(б) предложил осуществить демократизацию избирательной системы: заменить неравные выборы — равными, многоступенчатые — прямыми, открытые — закрытыми. Это сообщение стало ужасным ударом для компартийно-советской номенклатуры. Свободные выборы угрожали приходом во власть людей, которых парткомы не знали и в лояльности которых не были уверены.

МАНЕВР СТАЛИНА

Чрезвычайный VIII Всесоюзный съезд советов 5 декабря 1936 года утвердил новую Конституцию СССР. В ней провозглашалось, что в стране построен социализм. Многоступенчатые выборы в органы власти заменялись прямыми при тайном голосовании. Крестьяне получили равные с рабочими права избирать и быть избранными во все органы власти. Избирательные округи в городах стали формироваться не по производственным единицам, а по месту проживания. Съезды советов всех уровней заменялись институтом сессионных заседаний местных и Верховного (республики, Союза) советов.

Почему ЦК ВКП(б) отказался от прежней формулы выборов? Почему он обрек систему власти на испытание демократическими выборами? Есть две причины: внешняя и внутренняя.

Внешняя причина казалась естественной. Положения Конституции СССР должны были соответствовать действующей с 1919 года программе РКП(б), а в ней отмечалось, что лишение политических прав необходимо только как временная мера борьбы с попытками эксплуататоров восстановить свои привилегии. Указывалось и на то, что «некоторое» преимущество в органах власти индустриального пролетариата имеет временный характер. Время прошло, победу социализма провозгласили.

К внутренней причине демократизации выборов историки начинают подходить только сейчас. Речь идет о морально-политическом состоянии советского общества и позициях И. Сталина во главе государственной партии.

Когда мы читаем газеты 30 х гг. или смотрим документальные или художественные фильмы, перед глазами предстают картины динамичного и счастливого общества, визитной карточкой которого могут быть такие песенные шедевры, как «Марш энтузиастов» или «Широка страна моя родная». Когда листаешь недельные сводки Государственного политического управления, вырисовывается совсем другая, трагическая и мрачная картина. В стране царили страх, ненависть и отчаяние.

Чтобы стали понятными дальнейшие события, остановимся на характеристике тех черт советской власти, о которых еще не было речи. Созданная В. Лениным диктатура была коллективной, а не персонализированной. Носителями ее были члены ЦК, а с 1919 года — политбюро ЦК. После длительной и жестокой борьбы И. Сталин вытолкнул из политбюро ЦК соперников и заменил их своими людьми. Однако сталинская диктатура была лишена институционального фундамента и основывалась только на преданности ближайшего окружения. Снова и снова диктатору приходилось проходить процедуру выборов в партийные и советские органы власти. Выборы в ЦК ВКП(б) всегда оставались тайными, иначе завалилась бы вся структура власти.

Сосредоточение диктаторской власти в одних руках и использование ее для разворачивания массовых репрессий вызвало тревогу у многих руководителей парткомов. Кто-то боялся за собственную жизнь, кто- то не желал участвовать в сталинских преступлениях. На ХVII съезде ВКП(б) в январе 1934 года была предпринята попытка отстранить генсека от власти неизбранием его в Центральный комитет. По-видимому, мы никогда не узнаем о деталях той неудачной попытки. Фактом остается то, что во время Большого террора Сталин уничтожил всех делегатов съезда, кроме немногих, которых хорошо знал и в преданности которых не сомневался.

Убийство С. Кирова в декабре 1934 года позволило Сталину подготовить законодательную базу для задуманной им масштабной чистки партаппарата. Решение февральского (1935 года) пленума ЦК ВКП(б) о демократизации избирательной системы также следует осмыслить в контексте складывавшейся политической ситуации.

Сталин не мог быть диктатором, опираясь только на аппарат государственной безопасности. Он нуждался в поддержке со стороны компартийно-советского аппарата. Чтобы получить ее, генсек поставил аппаратчиков перед угрозой свободных выборов. Только он, контролируя органы безопасности, мог предотвратить появление на всех ступенях советских органов власти новых людей. Аппаратчики должны были сплотиться вокруг генсека и вместе встретить ту угрозу, которую несла с собой новая конституция. Каждый понимал, что помощь органов государственной безопасности в проведении выборов может осуществляться только в привычных для чекистов формах — путем разворачивания массового террора. Поэтому Сталин получил от центрального руководства и местных аппаратчиков карт- бланш на репрессии. Те, кто не соглашался запрограммированно действовать в ситуации, созданной генсеком, должны были сгореть в огне террора. В желающих занять их места недостатка не было.

«БЛОК КОММУНИСТОВ И БЕСПАРТИЙНЫХ»

Когда Чрезвычайный VIII съезд советов СССР утверждал конституцию, было объявлено, что выборы в Верховный Совет запланированы «на ближайшее время». Однако на самом деле они состоялись только 12 декабря 1937 года.

В «ближайшее время», то есть в феврале-марте 1937 года состоялся пленум ЦК ВКП(б). Выступая на нем, Сталин заявил, что страна оказалась в опасном положении из-за коварной деятельности саботажников, шпионов и диверсантов. Он обвинял «беззаботных, добросердечных и наивных руководящих товарищей», которые якобы утратили способность распознавать врага. Им противопоставлялись рядовые члены партии, которые могли подсказать «правильное решение». Это был почти откровенный призыв к бунту против старых партийцев на руководящих должностях.

Давайте задумаемся: в декабре 1936 года было объявлено о выборах, запланированных «на ближайшее время», а вместо них состоялся зловещий пленум ЦК. И выборы, и пленум ЦК готовятся не полтора- два месяца, а намного дольше. То есть в декабре 1936 года Сталин знал, что будет делать в феврале следующего года. Отсюда следует, что объявление выборов использовалось как угроза. Выборы на самом деле планировались на более поздний срок. Они и состоялись позже. Сталин ставил в декабре 1936 года компартийно-советскую номенклатуру перед другим выбором: поддержать его политику Большого террора или потерять власть во время свободных выборов.

Компартийно-советская номенклатура была подножием пирамиды, на вершине которой находился сам Сталин со своим ближайшим окружением. Почему же вождь не побоялся поставить эту номенклатуру перед таким выбором? Не побоялся, поскольку его стратегия была беспроигрышной. Представители номенклатуры, не соглашавшиеся на разворачивание террора, подлежали ликвидации. Не в их силах было остановить уже приведенную в действие чекистскую машину уничтожения. Граждане страны, в которой «так вольно дышит человек», теперь могли формировать органы власти по демократической формуле. Но в ситуации террора они вынуждены были избирать тех «слуг народа», на которых показали пальцем парткомы.

Сразу был положен конец разговорам о выдвижении альтернативных кандидатур, которые велись во время обсуждения проекта новой конституции. Избирательные комиссии обязывались регистрировать только одного кандидата на каждое депутатское место, а именно: кандидата от так называемого блока коммунистов и беспартийных. Сама мысль о выдвижении независимого от власти кандидата объявлялась антисоветской. Обнародование подобных мыслей угрожало привлечением под статью об антисоветской деятельности в Уголовном кодексе.

В избирательном бюллетене, как того требует мировая практика, должны печататься варианты решений. Избиратель должен проявить свою волю активным, юридически осмысленным действием. Организаторы выборов не выступили прямо против традиционной практики и вписали в бюллетень такую инструкцию: «Оставьте фамилию одного кандидата, за которого Вы голосуете, остальные вычеркните». Однако инструкция была бессмысленной, поскольку в бюллетене печаталась только одна фамилия — кандидата от «блока коммунистов и беспартийных».

Организаторы избирательной кампании позаботились об обеспечении должной явки на выборы. Избиратели поступали в распоряжение армии агитаторов. Производственный подход к формированию агитаторских коллективов дисциплинировал их, поскольку на предприятиях и в учреждениях все находились в административной и в экономической зависимости от государства. Избиратели стали зависимы от государства и на селе, поскольку работали в государственных совхозах или в огосударствленных колхозах. Агитатор лично отвечал за то, чтобы все его избиратели проголосовали.

Февральско-мартовский (1937 г.) пленум ЦК ВКП(б) положил начало Большому террору. В ходе террористических кампаний, сменявших друг друга, сотни тысяч людей были уничтожены физически. Миллионы людей были уничтожены морально — путем принуждения к сотрудничеству с органами безопасности, публичного осуждения «врагов народа», вынужденного лжесвидетельствования против своих сотрудников, знакомых и даже родных. Избирательный бюллетень народу доверили только тогда, когда довели его террором до определенной кондиции. В обстановке репрессий почти не находилось смельчаков, которые осмелились бы воспользоваться кабинкой для тайного голосования, чтобы вычеркнуть фамилию кандидата от «блока коммунистов и беспартийных».

* * *

Исторический опыт свидетельствует: горе обществу, которое позволило поработить себя собственному государству. Стократ горе, когда вся власть в тоталитарном государстве сосредоточивается в руках одного человека. В этих условиях становятся возможными катаклизмы гигантского масштаба, устраиваемые в личных интересах диктатора. Большой террор — это пример подобного катаклизма. Вскоре после него началась Вторая мировая война, и последствия сталинских чисток стали причиной полутора лет почти непрерывных поражений, которые привели к новым ужасным потерям.

Вожди ленинской партии создали под привлекательным антуражем государства-коммуны полицейское государство, в котором каждый человек от рождения и до смерти находился под строгим надзором. Но порабощенному населению они придали вид граждан, которые якобы были полными хозяевами «рабоче-крестьянского» государства. Разработанные во время «свободных выборов» 1937 — 1938 гг. технологии оставались без изменений вплоть до конституционной реформы М. Горбачева. Мы привыкли к ним, хотя прекрасно понимали: кого прикажут, того и изберем. Мы привыкли думать, что благосостояние зависит от начальников. Привыкли во всем полагаться на государство. Показательны ответы на опрос, опубликованные Социологической службой «Дня» 2 февраля 2005 года. С утверждением «Люди сами должны себе создавать условия для жизни, независимо от правительства» согласились только 16 процентов опрашиваемых. С утверждением «Защита населения от экономических трудностей должна быть задачей государства» высказали солидарность 75 процентов опрашиваемых.

Избирательный марафон 2004 года ярко продемонстрировал две противоположные линии электорального поведения граждан: унаследованную от прошлого пассивную обреченность и активную борьбу с государством за собственного кандидата. Хотя и не сразу, но победила активная позиция избирателей. Оранжевая революция показала, что общество действительно становится другим. А власть?

Delimiter 468x90 ad place

Подписывайтесь на свежие новости:

Газета "День"
читать