Технология независимости — 4: уроки прошлого столетия

ПЕРВЫЙ ШАГ НАВСТРЕЧУ НЕЗАВИСИМОСТИ

В советской империи насчитывалось до трех десятков полностью зависимых от имперского центра союзных республик или полузависимых государств-сателлитов. Когда пришел срок, империя начала разваливаться на части, каждая из которых имела собственные границы, органы власти и другие признаки государственности, а главное — население, осознававшее свою национальную идентичность, то есть отдельность от других, соседних наций.

Казалось бы, смерть империи была тождественна рождению ее составляющих в качестве отдельных государств. На самом деле сам собой возник длительный и болезненный процесс создания государства, не завершенный и до сих пор.

В 1917-1920 гг., когда украинская государственность рождалась впервые, распад Российской и Австро-Венгерской империй сопровождался шестью войнами: двумя украинско- российскими, двумя российскими гражданскими на территории Украины, украинско- польской и советско-польской. Такой нагрузки демократическая национальная государственность не выдержала. Победители создали новое российское государство в лицемерной оболочке интернационального союза советских республик. Одновременно было создано уникальное государство-общество — искусственный социально-экономический организм, который впитывал в свои структуры каждого человека, лишая его полностью или частично естественных связей — классовых, религиозных, а нероссиян — и национальных.

Советская сверхдержава была своеобразной, резко отличающейся от окружающего мира цивилизацией. Когда она развалилась, политическая элита новорожденных государств долго не могла сориентироваться во времени и пространстве. Пока в советских школах и вузах изучали труд В.И. Ленина об империализме как последней стадии капитализма, окружающий мир ушел от капитализма далеко вперед и оставил Советский Союз с его амбиционными, поглощенными мессианскими представлениями лидера на окольных путях истории.

После первых свободных выборов в марте 1989 года в Москве открылся Съезд народных депутатов СССР. Дебаты на съезде передавались в прямой трансляции по радио и телевидению. С этого исторического события горбачевская бюрократическая «перестройка» стала перерастать в революцию. Благодаря средствам массовой информации, участником ее становился каждый. Однако никто тогда не осознавал, в отличие от 1917 года, что началась революция.

Революцией мы называем политическое событие, в ходе которого происходит смена форм власти и собственности. Смену собственности на средства производства не заметило подавляющее большинство граждан. Часто ее не замечали даже те, кто работал на тайком отчуждаемых у безликого государства предприятиях. Она происходила без радикального изменения законодательства, под прикрытием существующих юридических норм распоряжения государственной собственностью, с созданием бесчисленного количества маскировочных структур в отдельных звеньях технологического процесса.

Смены политической власти не заметили даже те, кто ее менял: делегаты ХIХ конференции КПСС (июль 1988 года) и депутаты Верховного Совета СССР (декабрь 1988 года), которые реализовали идею Михаила Горбачева о «полновластии советов». Они принадлежали к поколению правящей элиты, которое с доверием относилось к усвоенным с детства аксиомам марксизма-ленинизма наподобие записанной на грампластинку ленинской речи «Что такое Советская власть?» Это поколение не поняло, что советский тоталитаризм держится на симбиозе вполне реальной власти советов с диктатурой независимых от избирателей компартийных комитетов. Разрушение властной связки «партия-советы» оказалось на практике более радикальным революционным действием, чем замена монархического абсолютизма парламентаризмом в классических революциях.

Действительно, с обретением советами полновластия КПСС теряла статус государственной партии, а депутаты парламента становились зависимыми от тех, кто их выбирал. То есть с первыми свободными выборами СССР перестал быть тоталитарным государством, а вся советская цивилизация оказалась в безвоздушном пространстве. Чиновники советского аппарата еще продолжали по инерции смотреть снизу вверх на чиновников компартийного аппарата, но должность генерального секретаря ЦК КПСС сразу утратила политическое значение. Первым это заметил сам М. Горбачев и на очередном съезде народных депутатов в марте 1990 года без проблем был «избран» президентом СССР. С этого момента структуры советской государственности начали трансформироваться в постсоветскую систему власти. Эта должность была чуждой для советской системы власти.

В марте 1990 года прошли выборы в Верховные советы союзных республик и местные советы. В Верховном Совете УССР две трети депутатских мест досталось представителям компартийно-советского аппарата, руководителям предприятий, председателям колхозов. Не удивительно, что спикером парламента стал первый секретарь ЦК Компартии Украины Владимир Ивашко. Парламентское большинство возглавил Александр Мороз, а демократическое меньшинство депутатов — Игорь Юхновский.

Компартийно-советская политическая элита проворонила утрату тоталитарной власти, поскольку ее учили, что в СССР тоталитаризма не существует. Но у нее был развит инстинкт власти и она вполне точно рассчитала, что свободные выборы не помешают ей сохранить свои должности. Немногочисленные, неопытные и неорганизованные демократы ее не пугали. Демократы ставили вопрос о суверенизации национальных республик, обращаясь к досоветскому историческому опыту. Украинская компартийно-советская элита была воспитана Кремлем в догмах «социалистического интернационализма». Последние хорошо выглядели в теории, но практика требовала чуть ли не ежедневных поездок в Москву для согласования малейших деталей управленческой работы. И это — в той небольшой сфере управления (не более 10-20%), которую доверяли украинцам. Основную долю управленческой работы в каждой союзной республике брали на себя общесоюзные министерства и ведомства.

Не удивительно, что в вопросе о власти коммунисты и демократы нашли общий язык. Тем более, что демократы были, за исключением нескольких десятков диссидентов, теми же коммунистами, только более дозревшими для реформ. Поэтому вопрос о политической власти в советской империи (которая в 1989 году уже потеряла свой внешний пояс государств-сателлитов) был поставлен на первой же сессии республиканских парламентов нового созыва. Для такой постановки вопроса существовали конституционные основания.

По советским конституциям у России были одинаковые с национальными республиками права. Все союзные республики имели конституционное право выйти из федерации и обрести независимость. Когда весной 1990 года парламенты союзных республик впервые собрались на сессии, возник вопрос о пределах их суверенитета и объеме полномочий союзного центра во главе с президентом СССР М. Горбачевым. Пока КПСС существовала как государственная партия, эта норма советских конституций была декларативной. Теперь она становилась действующей.

«Канареек, родившихся в клетке», не так просто оттуда выгнать. То, что клетка больше не закрыта, сначала заметили только республики Балтии. 24 марта 1990 года Верховный Совет Литовской ССР принял закон «О восстановлении независимого Литовского государства». Под давлением союзного центра парламентское руководство национальных республик, кроме Латвии и Эстонии, осудило этот шаг.

Однако такие же конституционные права, как национальные республики, имела и Россия. При образовании СССР центральное компартийно-советское руководство дистанцировалось от нее, желая в соответствии с конституционными нормами представлять все союзные республики, вместе взятые. Хотя Россия была государствообразующей республикой, ее демагогически назвали «первой среди равных». Руководствуясь популистскими расчетами, центр не помешал формированию в Москве российской политической элиты второго эшелона. Как раз она и показала национальным республикам вполне очевидное обстоятельство: с потерей правящей партией государственного характера Основным законом СССР становится Конституция, а не устав КПСС. 12 июня 1990 года по инициативе Бориса Ельцина Российская Федерация приняла Декларацию о государственном суверенитете. Пытаясь сбросить М. Горбачева, Ельцин воспользовался популистской конструкцией советской государственности.

Верховный Совет УССР начал рассмотрение вопроса о государственном суверенитете через два недели после принятия российской декларации. 16 июля 1990 года Декларация о государственном суверенитете была принята. После этого депутаты парламента рассмотрели организационный вопрос. Они удовлетворили просьбу своего председателя В. Ивашко об отставке. Последний принимал участие в работе XXVIII съезда КПСС и дал согласие баллотироваться на должность заместителя генерального секретаря ЦК КПСС. Эта должность показалась ему более весомой, чем должность лидера украинского парламента, который сосредотачивал в своих руках всю власть в республике (пусть только сначала декларативно). Среди 27 претендентов на должность председателя Верховного Совета реальные шансы были только у второго секретаря ЦК Компартии Украины Леонида Кравчука. 18 июля его избрали голосами 239 депутатов. Возглавляемое А. Морозом парламентское большинство имело официальное название: «За суверенную Советскую Украину». Теперь этот блок стали называть «группой 239».

ПРОВАЛ ПОПЫТОК РЕАНИМАЦИИ СВЕРХДЕРЖАВЫ

Декларации союзных республик о государственном суверенитете лишили легитимности союзное государство. Договор 1922 года не согласовывался с ними. М. Горбачев вынужден был развернуть подготовку к принятию нового союзного договора. В ноябре 1990 года Верховный Совет СССР опубликовала его проект. Союзные республики провозглашались суверенными государствами, имевшими всю полноту власти на своей территории. Но проект перечеркивал суверенитет республик, потому что вводил норму о верховенстве законов Союза над республиканскими.

Декларация о государственном суверенитете Украины противоречила почти всем пунктам проекта нового союзного договора. Было понятно, что союзная республика никогда не согласится с таким проектом. Поэтому в Верховном Совете СССР образовалась депутатская группа «Союз», выдвинувшая идею проведения Всесоюзного референдума о судьбе СССР. «Союзники» рассчитывали на то, что люди всегда заинтересованы в стабильности и выскажутся за сохранение государства, в котором родились. Поддержка союзного государства на референдуме превращала бы принятые парламентами республик декларации о государственном суверенитете в клочки бумаги. Более того: положительный ответ населения создавал новое легитимное основание для существования многонационального государства, которое только внешне напоминало союзное, а на самом деле было централизованным. Его унитарный характер теперь должен обеспечиваться не диктатурой централизованной и монопольно существующей КПСС, а народным волеизъявлением. Национальные республики загонялись референдумом в тупик.

Тем временем «группа 239» не спешила воплощать в законы революционные положения Декларации о государственном суверенитете Украины. Только под давлением общественности парламент шел на отдельные шаги в деле реальной суверенизация Украины. Его законотворческая деятельность имела один сценарий: сначала демократическое меньшинство формулировало положение, направленное на суверенизацию; коммунистическое большинство с ним не соглашалось, после чего меньшинство апеллировало к избирателям; избиратели давили на парламент, и закон принимался. Руководство Компартии Украины вынуждено было поддерживать законы, которые противоречили его убеждениям, но не интересам. Суверенизация республики была невыгодна только тем, кто отождествлял себя с союзным центром. Следует признать, что таких было немало.

В декабре 1990 года очередной Съезд народных депутатов СССР одобрил проведение Всесоюзного референдума в предложенной «союзниками» формулировке: «Считаете ли Вы необходимым сохранение Союза Советских Социалистических Республик как обновленной федерации равноправных суверенных республик, в которой в полной мере будут гарантироваться права и свободы человека любой национальности?» Формула вопроса была преднамеренно усложнена и содержала в себе выражения, лишенные юридического смысла: «обновленная федерация», «в полной мере». Сложно было сомневаться в том, что население даст положительный ответ на вопрос, выдержанный в лучших традициях советского популизма. Претензии к союзному центру поглощались формулой об «обновленной федерации». Голосуя против, избиратель выражал несогласие с положениями о равноправии и суверенности собственной республики, о необходимости государственных гарантий прав и свобод людей всех национальностей.

Именно с этого момента взошла звезда Леонида Кравчука. До сих пор он был только безликим представителем могущественной властной корпорации, которому она позволила стать во главе себя. Когда началось саморазрушение проржавевших конструкций тоталитарного строя, он нашел способ помешать своим московским товарищам по партии в их усилиях с помощью демагогии продлить существование централизованного государства. Способ был популистским, как все содержание компартийно- советской пропаганды, простым, как все гениальное, и стопроцентно эффективным. По предложению своего спикера Верховный Совет Украины одновременно с общесоюзным референдумом организовал республиканский опрос. Приходя на избирательный участок, чтобы ответить на хитро поставленный «союзниками» вопрос, человек получал возможность ответить и на другой вопрос: «Согласны ли Вы с тем, что Украина должна быть в составе Союза советских суверенных государств на основах Декларации о государственном суверенитете Украины?»

17 марта 1991 года положительный ответ на вопрос референдума дали 70%, а на вопрос республиканского опроса — 80% получивших бюллетени. Отрицательным был ответ на вопрос референдума со стороны 28%, а на вопрос республиканского опроса — 18% граждан. Не вступая в прямую конфронтацию с союзным центром, парламент Украины завоевал для своей Декларации о государственном суверенитете убедительную поддержку населения.

«Союзники» стремились сделать как лучше, а вышло — как всегда. Ответы по референдуму и опросу в Украине оказались в равной мере положительными, хотя вопросы были противоположны по содержанию. Мартовский референдум в поддержку дальнейшего существования СССР как будто увенчался успехом, но на самом деле стал катализатором стремительной суверенизации Украины. Украинская политическая элита поняла: если она будет ориентироваться на М. Горбачева и «союзников», то бесповоротно утратит власть. Политические позиции Л. Кравчука и немногочисленных вначале суверен-коммунистов, которые шли за ним, в решающей степени укрепились. Чувства украинских компартийно-советских аппаратчиков к Борису Ельцину трансформировались от пылкой ненависти до пылкой любви.

После референдума в Москве начали готовить проект нового союзного договора. Процесс его согласования с руководителями союзных республик продолжался несколько месяцев и получил название «новоогаревского» (от названия резиденции президента СССР). Ощущая народную поддержку, Верховный Совет Украины отнесся к проекту резко негативно. Было решено в сентябре, то есть после отпусков, обстоятельно его проанализировать на предмет соответствия Декларации о государственном суверенитете Украины. Однако несоответствие новоогаревского проекта тому документу, который в республике считался конституционным, всем бросалось в глаза без всякого анализа.

М. Горбачев и его ближайшие сотрудники не сомневались в том, что осень 1991 года не принесет ничего хорошего. Ощущая, как власть ускользает у них из рук, руководители союзных ведомств решились на попытку силового решения назревших проблем. Технически не подготовленный путч 19—21 августа был актом отчаяния. Сложно сказать, когда бы Украина предприняла последний шаг на пути от декларирования суверенитета к провозглашению независимости, если бы не было путча. Благодаря путчу это случилось 24 августа 1991 года.

Если рассматривать события 1989—1991 гг. как революцию, перед нами сразу возникает вопрос: какой социальный слой можно назвать ее движущей силой? Как ни всматривайся в действующие лица на политической авансцене — среди них мы не находим революционеров. Называют их по-другому: реформаторами.

В термины «революция» и «реформа» вкладывается противоположное значение. Первый из них означает стремительное и насильственное разрушение старых порядков, чтобы дать дорогу новым общественным силам, которые постепенно вызревали в дореволюционный период. Второй означает медленное и ненасильственное приспособление старого общественного порядка к новым условиям.

Радикальная смена форм власти и собственности в странах, возникших на месте советской сверхдержавы, — несомненный факт. Таким же фактом является обретение народами этих стран реального суверенитета. Можно иметь разные суждения о степени зависимости трех десятков новорожденных стран от других в различных сферах общественно-политической и экономической жизни, но никто не оспаривает самого факта их появления в 1989—1991 гг. Поэтому события тех лет следует квалифицировать как социальную и национальную революцию. Какое место она занимает в ряду предыдущих?

Каждая предыдущая революция имела свою специфику, но все они проходили в рамках перехода от аграрного и сословного к индустриальному и классовому обществам. Антикоммунистическая революция в советской сверхдержаве не имела с ними ничего общего. Она означала возвращение покоренных коммунизмом стран на столбовой путь развития человечества. В ХХ веке коммунизм оказал колоссальное влияние на мировую историю, но в конечном итоге оказался тупиком.

Главной особенностью антикоммунистической революции было то, что в Украине (как и в России) она осуществлялась руками компартийно-советской номенклатуры. Это может означать только одно: советский строй саморазрушался под тяжестью созданных им же неразрешимых проблем после того, как исчерпал свой ресурс существования. В атомизированном коммунизмом обществе не существовало независимых от номенклатуры организационно-политических структур, которые могли бы стать движущей силой революции. Украинская номенклатура отказалась от компартийно-советских ценностей в ситуации развала общесоюзных структур и то только после того, как получила четкие сигналы от общества.

Продолжение читайте на след. стр. «История и «Я»