Текст как судьба

БИОГРАФИЯ

В частности, указывали неточно его имя-отчество. Писали — Семенович, хотя на самом деле — Симонович. Писали, что год его рождения 1900-й, хотя на самом деле — 1903-й. И еще одно интересное уточнение: Михаил Симонович подписывался не «Волобуев», а «Волобуев-Артемов».

Родился он 24 января 1903 года в Николаеве. Отец был помощником бухгалтера в городской управе (умер в 1918 году от тифа), мать — частной учительницей. Михаил учился в гимназии, а уже с 1915 года вынужден был пополнять бюджет семьи — давать частные уроки. Высшее образование получил экстерном, закончив экономический отдел Харьковского института профобразования. В 1920 году вступил в большевистскую партию.

В 1921-1922 годах Волобуев работал заместителем заведующего отделом Николаевского губернского политпросвещения, а в 1922 году его направили в Винницу на должность заведующего губернским отделом политпросвещения. Вот как он сам вспоминал об этом периоде своей жизни: «На Подолье я попал в совсем другие условия и окружение... Какой-то своеобразный тон был в некоторых низовых и политпросветорганизациях. Вспоминаю, например, как я был поражен, когда в ячейке Педкурсов, к которой я был прикреплен как ответственный руководитель, в конце собрания после «Интернационала» запели «Заповіт». …Мое внимание, как заведующего губернским политпросвещением, было обращено на тяжелое положение украинского театра, необходимость ускоренной украинизации клубной работы. В конечном итоге в Виннице нацвопрос приобрел для меня значительно больший интерес и значение, чем раньше».

В 1923 году Волобуев был отозван в Харьков — тогдашнюю столицу Украины — для работы в Главполитпросвете. Он работал также в фармацевтическом техникуме, преподавателем Харьковского института народного образования, финансового экономического техникума, а впоследствии профессором политической экономии в Харьковском механико-машиностроительном институте. Жил он в Харькове вместе с матерью Екатериной Петровной, женой Артемовой Варварой Ивановной и дочерью Валерией.

Волобуев был членом Коллегии Главполитпросвета (в 1927 году заместитель председателя), а в 1930-1933 годах заведовал кафедрой политической экономии в уже упомянутом Харьковском механико- машиностроительном институте. С 20-х годов в круг его знакомств входили А. Шумский, М. Хвылевой, М. Яловой, многие бывшие члены партии «боротьбистов», которые в 1920 году вошли в КП(б)У.

Когда Волобуева арестовали, а это было в декабре 1933 года, то из него довольно быстро «выжали» признание о том, что он входил в «контрреволюционную украинскую организацию», куда его вроде бы «втянул» Хвылевой. В 1956 году в заявлении на имя тогдашнего Генерального прокурора СССР Романа Руденко Волобуев напишет: «В ходе следствия я подписал вымышленные свидетельства, взял на себя вину за фантастические «контрреволюционные» преступления, никогда мной не совершенные — участие в подпольной организации боротьбистов, разработка для нее «программы» и тому подобное».

Статья, упомянутая в начале рассказа, фигурировала в его уголовном деле как одно из доказательств «контрреволюционной» и «вредительской» деятельности. Еще в 50-е годы выяснилось, что никакой организации не было, никаких «вредительских» намерений Волобуев не имел. Однако статья была написана, а появление этого текста в журнале «Большевик Украины» изменило судьбу 24-летнего профессора.

ПУБЛИКАЦИЯ

Шел 1927 год — период дискуссии, которая предшествовала XV съезду ВКПб). Это был съезд, на котором Сталин одержит победу над сторонниками Троцкого, будет обосновывать линию на форсированную коллективизацию, то есть на жертвоприношение крестьянства Молоху индустриализации.

В этих условиях от «союзных республик» требовалось только одно — неукоснительное выполнение линии центра, хотя все это прикрывалось фразами о равноправии. Однако были политики, экономисты, художники, которые видели потребительское отношение центра к другим регионам СССР. Таким критическим анализом тогдашней ситуации было, в частности, выступление Волобуева, который с помощью солидных аргументов доказывал, что (все цитаты подаются в соответствии с тогдашним украинским правописанием) «сучасні плани індустріялізації треба переглянути, відкинувши тенденції розглядати руську економіку, як пануючу» . Наверное, у автора статьи было и немало наивной веры в то, что в центре, «наверху» чего-то не понимают.

Что же хотел объяснить Волобуев? В первую очередь он отрицал теорию единства российской имперской экономики до октября 1917 года, требовал рассматривать Украину как «исторически оформленный народнохозяйственный организм», имеющий собственные пути развития. Говоря об оптимальной (с его точки зрения) схеме экономики в Украине, Волобуев не отходил от коммунистических основ. Он утверждал, что когда-нибудь победит всемирная коммунистическая революция, будет создан всемирный СССР, и в него каждая нация войдет как равная. Украина уже сейчас должна подготовиться к такому вступлению, для этого экономика республики должна гармонично развиваться в ее естественных национально-экономических рамках. Лишение украинского народа права руководить собственной экономикой, а тем паче эксплуатация украинской экономики во вред украинскому народу, дело, враждебное коммунизму.

Подходя к проблеме экономики с точки зрения наиболее рационального использования производительных сил, Волобуев считал неоправданным дорогое и нерентабельное строительство новых предприятий в новых экономических регионах СССР за средства Украины, путем задержки развития ее производительных сил. Далее он делал следующие выводы:

«1. Следует пересмотреть районирование Госплана и раз и навсегда отвергнуть попытки разорвать единое украинское национально-хозяйственное пространство по критерию разделения труда в пределах бывшей России.

2. Нужно обеспечить за украинскими экономическими центрами права и возможности действенного руководства всем народным хозяйством без исключения.

3. Для этого, в частности, следует изменить существующий порядок руководства промышленностью.

4. За Союзным Госпланом и другими центрами необходимо сохранить общедирективные функции.

Украинские хозяйственные планы подлежат изменению только в случае противоречия этим директивам. Общесоюзные хозяйственные планы подлежат предварительному рассмотрению на Союзном Съезде Госпланов и окончательному утверждению двумя палатами Центрального Исполнительного Комитета СССР.

5. Бюджетное законодательство следует индивидуализировать, предостерегая от слишком большого изъятия народнохозяйственных прибылей за пределами Украины и установить окончательной инстанцией утверждения украинского бюджета — Всеукраинский Центральный Исполнительный Комитет».

Кроме того, автор выступал с предложением «пересмотреть с точки зрения экономцелесообразности план строительства новых заводов... Учитывая высокий темп аграрной перенаселенности в СССР, следует установить соответствующую всеукраинскую систему регулирования притока рабочей силы с тем, чтобы следить за пропорциональным распределением мест на украинских заводах между УССР и РСФСР... Нужно предусмотреть за Украиной и другими союзными республиками права «действительного контроля за деятельностью союзных органов» (V конференция КП(б)У, где еще, к превеликому сожалению, довольно часто чувствуется влияние старых великодержавных специалистов-экономистов)».

Волобуев отмечал, что экономический вопрос — центральная часть национальной проблемы: «Ликвидация «провинциального положения» нашего языка, нашей литературы, нашей культуры вообще будет следствием обеспечения Украине безудержного развития продуктивных сил, обеспечения ей положения оформленного и законченного национально-хозяйственного организма, окончательного отказа рассматривать ее как простую сумму районов единой неделимой экономики...

Не следует забывать, что Украина — не только «Юг СССР», нельзя, недопустимо забывать, что она и Украина!»

В завершение Волобуев еще раз подчеркивал небезопасность «тенденций конкуренции между двумя экономиками СССР», то есть российской и украинской, чтобы эти тенденции «не были использованы враждебными нам силами для разъединения великого братского сотрудничества трудящихся всех наций».

Сейчас, по прошествии стольких лет, остается предполагать, какова была бы судьба российско-украинских отношений в ХХ столетии, если бы в Москве прислушались к советам молодого экономиста. Возможно, и не возникала бы на протяжении советской истории перманентная дилемма «центр-республика» (и, разумеется, «Москва — Киев»). «Для квалифицированного русотяпа, — предостерегал Волобуев, — проблема единства Украины не существует. Он намечает себе свои абстрактные темы, не считаясь с национальной политикой партии и власти, с тем, что Украина не провинция России».

Хотя редакция журнала «Большевик Украины» и отметила в примечании, что статья дискуссионная, была устроена не дискуссия, а настоящее интеллектуальное «аутодафе» ее автору. В том же втором номере журнала за 1928 год, в котором напечатано начало материала Волобуева, была помещена первая часть статьи-ответа Андрея Ричицкого «К проблеме ликвидации пережитков «колониальности и национализма». Против Волобуева выступил не только Ричицкий. Статью «Платформа украинского национализма» напечатал в шестом номере журнала «Бiльшовик України» за 1928 год Евгений Гирчак. В том же номере опубликована и статья Николая Скрипника «По поводу экономической платформы национализма» и еще одна публикация такого же содержания. «Как же нам относиться к волобуевщине? — спрашивал Скрипник и отвечал: — А так, как отнеслись к шумскизму, к хвылевизму. Они ведут к фашизму…»

Складывается впечатление, что статья Волобуева преднамеренно была напечатана, чтобы спровоцировать, дать еще один импульс, толчок борьбе против «национального уклона» в Украине. Не будем забывать, генсеком ЦК КП(б)У оставался Лазарь Каганович, который вел бешеную кампанию против этого «уклона», против «шумскизма» и против «раскольников» (или, как их тогда называли, «розламівців») из Компартии Западной Украины (КПЗУ), которые поддержали А. Шумского в его выступлениях против линии Кагановича в национальном вопросе.

Обращает на себя внимание то, что практически все ярые критики Волобуева закончили жизнь трагически: Ричицкий и Гирчак были репрессированы, Скрипник покончил жизнь самоубийством. Самого Волобуева тогда, в 1928 году, не трогали. Вынудили только к традиционному для тоталитарной системы самопокаянию «отступника»: в журнале «Бiльшовик України» за тот же 1928 год (№№ 21 — 22) опубликовано его «покаянное» письмо.

Впоследствии, когда статья «К проблеме украинской экономики» получила широкий резонанс за границей, в первую очередь в украинской эмиграции, автора вынудили продолжить унизительное «саморазоблачение»: в 5, 6 и 7 номерах журнала «Бiльшовик України» за 1930 год появилась большая по объему статья «Против экономической платформы национализма (К критике «волобуевщины»)», которую написал сам... Волобуев. Вот что, в частности, там читаем: «Выздоровев от тяжелой националистической болезни, я сегодня с чувством невыразимого стыда просматриваю страницы своей статьи...»

Раскаяние не помогло, и в конце концов репрессивная «очередь» дошла и до него.

РАСПЛАТА

8 декабря 1933 года на квартире Волобуева был проведен обыск. Начались допросы. Однако первый протокол, который подписал Волобуев, датирован январем 1934 года. Это означает, что ему дали немного «подумать», подсказали, что не стоит оказывать сопротивление. И работники ГПУ достигли успеха. Уже 22 января арестованный подписал протокол, в котором есть признание о том, что он с апреля 1927 года входил в «контрреволюционную украинскую организацию», что туда его «втянул» Хвылевой. В протоколе зафиксировано и то, что организация якобы имела два центра — московский, в который входили Александр Шумский, Петр Солодуб, Михаил Полоз, Роман Турянский, и харьковский — с Михаилом Яловым, Антоном Приходько, Осипом Васильковым и Андреем Слипанским. Хотя с последними тремя Волобуев вообще не был знаком, он дал «развернутые показания» об этой мифической организации, собственно, подписался под схемой, начерченной работниками ГПУ. Почему он так поступил? Действительно ли было давление?

В сентябре 1956 года, когда В. Волобуев был допрошен в связи с проверкой своего дела, он объяснял, что попытки влиять на него лишением сна и угрозами смертного приговора не принесли результатов. Тогда ему показали протоколы допросов с показаниями против него. В то же время один из сотрудников ГПУ заявил Волобуеву от имени ЦК КП(б)У, что (обратите внимание на иезуитский способ давления!) партия ждет под него «помощи в разгроме боротьбистов и других буржуазных националистов путем их дискредитации».

«Хотя при этом я должен был взять на себя несуществующую вину», — уточняет Волобуев. Здесь он подчеркнул, что «это единственный способ компенсировать даже частично мою настоящую вину перед партией, допущенную в 1927 — 1928 гг. Чувствуя к тому же себя в то время тяжело больным и психически очень подавленным, я поддался на эту провокацию и начал подписывать протоколы допросов».

В марте 1956 года в уже упомянутом заявлении на имя Генерального прокурора СССР Р. Руденко Волобуев писал: «В то время я был далек от подозрения в возможности провокации и верил предоставленным мне «признаниям» других привлеченных по этому делу, признаниям, которые мне демонстрировались.

Теперь в свете неизвестных мне тогда фактов стало понятно, что вымышленное мое признание никогда не было нужно партии. Я ошибся, взяв на себя вину в том, в чем я никогда не был виновен».

В 1933-м Президиум Центральной Контрольной Комиссии КП(б)У очень быстро отреагировал на коллизии вокруг Волобуева. 13 декабря он «за активное участие в контрреволюционной, фашистской организации» Волобуева из партии исключил. И это произошло еще до того, как было вынесено окончательное решение по его делу, даже до того, когда он сам начал давать показания. Все было определено заранее. Волобуев должен стать преступником — он им стал. Вскоре оперуполномоченный Секретно-политического отдела ГПУ УССР Соколов подписал обвинительное заключение по делу Волобуева и предложил передать его на рассмотрение Судебной тройки ГПУ с ходатайством о заключении его в концлагерь сроком на пять лет.

26 февраля 1934 года Судебная тройка при Коллегии ГПУ УССР постановила подвергнуть тюремному заключению Михаила Волобуева на пять лет «в общих местах лишения свободы». 8 мая это постановление было откорректировано: та же Судебная тройка отправила его в ссылку в Казахстан на 5 лет, считая срок с 7 декабря 1933 года. С тех пор о нем никто ничего не слышал.

ВЫЖИЛ!

В отличие от многих критиков «волобуевщины», Волобуев остался жив. Он отбыл срок и трижды (в 1937, 1941 и 1943 годах) обращался в ЦК ВКП(б) с просьбой о реабилитации, но никакой реакции не было.

Одна из самых интересных страниц его биографии приходится на период войны с гитлеровской Германией. Он жил и работал в Краснодарском крае и (история — лучший драматург!) по специальному заданию НКВД работал корреспондентом фашистской газеты «Кубань», разъезжая по заданиям редакции и собирая сведения о немцах. Вот как характеризовал эту миссию Волобуева один из авторов книги «Герой подполья» (Москва, 1966): «По донесениям Волобуева советская авиация неоднократно бомбардировала вражеские объекты в Краснодаре. Благодаря его сведениям она вывела из строя аэродром, разрушила площадку с установками для управляемых снарядов «ФАУ-1» и «ФАУ-2», уничтожила склады с боеприпасами, находившиеся в пригороде Краснодара, и другие объекты».

В период хрущевской «оттепели» Волобуев продолжил хлопотать о реабилитации. Тогда он проживал в Ростове-на-Дону, где заведовал кафедрой финансово-экономического института. В письме на имя Генерального прокурора СССР Р. Руденко он, в частности, писал: «Мне известно, что некоторые из лиц, привлеченных по этому делу (украинский писатель Остап Вишня, профессор Соколянский) реабилитированы, но я не знаю, пересматривалось ли дело в целом, так или иначе я не могу больше молчать, не могу заканчивать жизнь с таким тяжелым и позорным пятном...»

В процессе проверки в Управлении КГБ Харьковской области были допрошены коллеги Волобуева по Харьковскому институту. Ответы были туманно-осторожными («близко не знаком», «не знаю», «были слухи»). Тогда «органы» обратились в Институт экономики АН УССР за заключением о статье Волобуева «До проблеми української економiки». Вывод ученых был еще хуже, чем свидетельства коллег. Вот отрывок из него: «Не понимая объективной закономерности развития социалистической экономики, отрицая социалистические принципы размещения производительных сил в СССР, ведя борьбу против ленинской национальной политики, против дружбы и социалистической взаимопомощи народов СССР, М. Волобуев явился рупором всего реакционного, враждебного делу строительства социализма на Украине да и в СССР».

И все-таки реабилитация произошла. Постановлением Президиума Харьковского областного суда от 23 августа 1957 года были отменены постановления Судебной тройки при Коллегии ГПУ УССР от 26 февраля и 8 мая 1934 года. Дело было прекращено «за недостаточностью собранных доказательств». Однако, как говорили тогда, в 50-е годы, реабилитировали людей, а не их идеи.

В 1961 году Волобуев переехал в Донецк, где работал в торговом институте (его пригласил тогдашний ректор Ф. Фесенко). Но жить в Донбассе не смог из-за бронхиальной астмы. Вернулся в Ростов, где и умер 20 июня 1972 года.

Он был нашим современником, но кто об этом знал...

ПРОФЕССОР ВОЛОБУЕВ — ПРОФЕССОРУ КУЛЬЧИЦКОМУ (QUASI-ЭПИЛОГ)

Сегодня же нужен принципиально новый взгляд на научное наследие Волобуева, объективный анализ его позиции. К сожалению, его публикацию в Украине забыли, что ярко подтвердила, в частности, статья моего коллеги и хорошего приятеля профессора Станислава Кульчицкого «Три Переяслава» («Зеркало недели», 2002, № 33).

У меня создалось впечатление, что автор просто писал, писал, писал... И даже сам не перечитывал написанное собственноручно. Не говоря уже о том, чтобы сверить свои тезисы с другими источниками. Например, читаю: «Украинизация за пределами Украины осенью 1932 года была официально провозглашена «петлюровской». Однако в самой республике никто не прекращал эту кампанию».

Это Постышев «не прекращал» политику «украинизации» в УССР после официального постановления/директивы ЦК ВКП(б) и Совнаркома СССР от 14 декабря 1932 года?! Не смешно. Об этом столько написано, так много известно, что хочется сказать моему коллеге: «Остановитесь немного. Почитайте нудные (но полезные даже для академиков) позитивистские исследования перед тем, как снова высыпать на наши бедные головы что-то «концептуальное»!»

Посылает привет профессору Кульчицькому и мой сегодняшний герой. В «Трех Переяславах» встречаю утверждение: «Россияне в Украине после Переяслава не были ни колонистами, ни колонизаторами. Империя принимала украинцев в объятия как своих... Нет, нельзя рассматривать Украину как колонию».

Действительно? Если все так хорошо, то почему в истории украинско-российских отношений было так много разного и плохого в том числе? Почему «в объятиях» веками гибли наши земляки? Почему в советское время было то, о чем написал француз Жак Росси, автор уникального «Справочника по ГУЛАГу», о том, что после октября 1917 года было много осужденных за «буржуазный национализм». Сначала среди них попадались и россияне, но к началу 20-х годов они исчезают: «Автору, который с 1937 до 1958 г. побывал в десятках пенитенциарных заведений, не пришлось встретить ни одного россиянина с этим обвинением (Подчеркивание мое. — Ю.Ш. ). В то же время, численность всех нерусских «буржуазных националистов» систематически растет».

Волобуев в своей публикации доказал, что Украина колонией (хотя и особого типа) таки была, хотя «формы колониальной зависимости Украины от России не всегда были одинаковы». Отдельно и обстоятельно он пишет о том, как Переяслав и дальнейшие события положили конец политической независимости Украины и открыли путь российскому торговому капиталу для овладения новой колонией. Волобуев делает большой экскурс в историю и показывает течение этого процесса в различных сферах социально-экономической жизни. Он опровергает, по его словам, «вредную сказку» о полном единстве дореволюционной российской экономики.

После создания СССР, считает Волобуев, «к превеликому сожалению.., проблема своеобразия национальной политики для такой страны, как Украина, единственной из бывших колоний европейского типа, вошедшей в состав СССР, — не ставилась...»

Эту проблему он ставит и рассматривает в своем фатальном (и едва ли не единственном?) научном тексте 1928 года. Тексте, который заметили в сталинской России и который изменил судьбу молодого профессора. Уже поэтому стоит прислушаться к его мыслям.