* Начало — «День», №№ 154, 159

БЫЛО ЛИ «ОСВОБОЖДЕНИЕ»?

Несмотря на исследования последнего времени, посвященные целям похода Красной aрмии в сентябре 1939 г., не прекращаются попытки защитить ортодоксально-коммунистическую трактовку тех событий. Так, 17 сентября 1998 г. с трибуны Верховной Рады Украины прозвучало поздравление «з черговою річницею визволення західноукраїнських земель» с призывом отметить в 1999 г. «60-річчя цієї славної дати… на високому державному рівні». Однако концепция «освобождения» разваливается от первых же вопросов: «От кого?» и «По какому праву?» Официальная аргументация правительства СССР, изложенная в ноте польскому послу 17 сентября 1939 г. и в тот же день в речи В.Молотова по радио, выглядела так: «Польско- германская война выявила внутреннюю несостоятельность Польского государства. В течение десяти дней военных операций Польша потеряла все свои промышленные центры. Варшава как столица Польши не существует больше. Польское правительство распалось и не проявляет признаков жизни. Это означает, что Польское государство перестало существовать. Тем самым прекратили свое действие договоры, заключенные между СССР и Польшей… Ввиду такой обстановки советское правительство отдало распоряжение Главному командованию Красной aрмии перейти границу и взять под защиту жизнь и имущество населения Западной Украины и Западной Белоруссии».

Даже если ничего не знать об истинной роли кремлевского руководства в таком развитии событий, в том, чтобы «Польша превратилась в удобное поле для всяких случайностей и неожиданностей, могущих создать угрозу для СССР», цинизм и беспардонность такого обоснования просто поражает. У советского правительства не было никаких оснований (кроме, разве что, сообщений своего союзника по агрессии) выносить высокомерный приговор польскому правительству и государству, объявлять их несуществующими, в одностороннем порядке аннулировать двухсторонние договоры (в частности, Рижский мирный договор 1921 г., Договор о ненападении 1932 г., продленный в 1934 г. до 1945 г.). А логика захвата «имущества и населения» соседа, подвергшегося бандитскому нападению, вообще не подлежит здоровому пониманию. В подобной ситуации, когда Италия объявила войну Франции за неделю до ее капитуляции перед Германией, министр иностранных дел Италии Чиано прямо признал, что «Муссолини хочет быть мародером». Впрочем, аналогичная логика Сталина и его окружения обнаруживается еще не раз, но уже в 1945 г. Район Кенигсберга «приобретен» без каких-либо исторических или правовых обоснований. Нападение 9 августа 1945 г. на Японию, деморализованную двумя катастрофическими ядерными взрывами в Хиросиме и Нагасаки 6 и 9 августа, тоже может иметь только одно вразумительное объяснение. Надо было «отработать» территориальные приобретения, предусмотренные крымским соглашением с США и Великобританией от 11 февраля: возврат территорий, потерянных Россией в войне 1904—1905 гг. (Сахалин, КВЖД, порт Дайрен), «приобретение» Курильских островов.

Нельзя назвать «освободительным» поход Красной армии в сентябре 1939 г. и по его последствиям для «освобожденных» народов. Да, население Западной Украины действительно встречало «освободителей» цветами, искренне надеясь на прекращение своего национального угнетения в польском государстве. Не секрет, что в Польше титульная нация всегда была в привилегированном положении. Однако, спекулируя на святом для каждого украинца стремлении к национальному объединению, коммунистические вожди принесли в Западную Украину невиданные репрессии и террор. Истреблению подвергались именно те, кто составлял костяк украинской духовности — интеллигенция, духовенство, деятели «Просвиты», патриотическое крестьянство. Сегодня общеизвестны факты о более 300 тысяч депортированных на восток и север СССР украинцев, о десятках тысяч интернированных и замученных польских военнопленных и «заклятых врагов советской власти» (самый известный, но не единственный пример — Катынь), о десятках тысяч заключенных, расстрелянных при поспешном отступлении Красной армии в июне 1941 г. Недавно была опубликована тайная директива Берии от 15 сентября 1939 г. с инструкциями по уничтожению украинских и польских политических и национально-культурных центров. В официальной истории Погранвойск сообщается, например, о результатах работы одного из батальонов Осназа за 19 сентября 1939 г.: «Через границу проконвоировано около 600 пленных, в числе которых офицеры, помещики, попы, жандармы, полицейские…». 600 человек только за один день, только через одну маленькую заставу исчезли бесследно… В селе Нывыци на Львовщине в 1989 г. воздвигли памятный холм и крест в память всем погибшим односельчанам в 1939—45 гг. Только 6 имен в этом мартирологе значатся как те, что «загинули під час німецької окупації», а десятки и десятки имен — «жертви сталінізму», «не повернулися з заслання», «репресовані». И такая картина — в большинстве сел и городов «освобожденной» Западной Украины. Отдельно в Нывыцях стоит холм и крест в память о 25 сельчанах, замученных и заживо сожженных «партизанами»-медведевцами. На замалчивавшееся властью открытие этого памятного знака весной 1990 г. стихийно съехались тысячи людей. Вот почему в Западной Украине такой значительной поддержкой пользовались участники национально-освободительной борьбы 1944—50 гг.

Наконец, трудно назвать «освобождением» поход Красной армии еще и потому, что сами вожди военных союзников того похода, СССР и Германии, называли его в деловой переписке тех дней без пропагандистского камуфляжа, по-деловому — «интервенция», «оккупация».

«СПЕРВА ГЕРМАНСКАЯ АРМИЯ, ЗАТЕМ — КРАСНАЯ АРМИЯ»

Советское руководство прекрасно знало еще в июле 1939 г. о неизбежном нападении Германии на Польшу в конце августа — начале сентября. Из донесений разведки было известно, что, по мнению Гитлера, польский вопрос должен быть обязательно решен, что, в частности, Гитлер сказал: «…то, что произойдет в случае войны с Польшей, превзойдет и затмит гуннов. Эта безудержность в германских военных действиях необходима, чтобы продемонстрировать государствам Востока и Юго-Востока на примере уничтожения Польши, что означает в условиях сегодняшнего дня противоречить желанию немцев и провоцировать Германию на введение военных сил». И тем не менее 23 августа 1939 г. Германией и СССР в Кремле был подписан Секретный протокол, одним из пунктов которого был именно раздел Польши на «сферы влияния». Глубину взаимодействия СССР и Германии в агрессии против Польши на основе московских договоренностей от 23 августа 1939 г. раскрывает переписка Кремля и Берлина, поражающая степенью цинизма и пренебрежения суверенитетом третьего государства, судьбами народов.

Уже 3 сентября Риббентроп в телеграмме своему послу в Москве выразил беспокойство по поводу плохой координации действий СССР и Германии: «Мы безусловно надеемся разбить польскую армию в течение нескольких недель. Затем мы удержим под военной оккупацией районы, которые, как было установлено в Москве, входят в германскую сферу влияния. Однако понятно, что по военным соображениям нам придется затем действовать против тех польских военных сил, которые к тому времени будут находиться на польских территориях, входящих в русскую сферу влияния. Пожалуйста, обсудите это с Молотовым немедленно и посмотрите, не посчитает ли Советский Союз желательным, чтобы русская армия выступила в подходящий момент против польских сил в русской сфере влияния и, со своей стороны, оккупировала эту территорию. По нашим соображениям, это не только помогло бы нам, но также, в соответствии с московскими соглашениями, было бы и в советских интересах». Ответ советского правительства от 5 сентября: «Мы согласны, что в подходящий момент нам будет совершенно необходимо начать конкретные действия, однако это время еще не наступило… Мы понимаем, что в ходе операций одна из сторон либо обе стороны могут пересечь демаркационную линию между своими сферами влияния, но подобные случаи не должны помешать реализации намеченного плана».

9 сентября Риббентроп настаивает: «Развитие военных действий даже превосходит наши ожидания. По всем показателям польская армия находится в состоянии разложения (вот откуда информация про «разложение». — А.Б. ). Во всех беседах я считал бы неотложным возобновление Ваших бесед с Молотовым относительно советской интервенции [в Польшу]». Молотов в ответе от 10 сентября оправдывается, что «советское правительство застигнуто врасплох неожиданно быстрыми германскими успехами». Красная aрмия «рассчитывала на несколько недель, которые теперь сократились до нескольких дней». Молотов повторил, что делается «все возможное», что уже мобилизовано более трех миллионов человек. Особое внимание в беседе с Шуленбургом Молотов посвятил политической подоплеке вопроса и заявил, что «советское правительство намеревалось воспользоваться дальнейшим продвижением германских войск и заявить, что Польша разваливается на куски и что вследствие этого Советский Союз должен прийти на помощь украинцам и белорусам, которым «угрожает» Германия. Этот предлог представит интервенцию Советского Союза благовидной в глазах масс и даст Советскому Союзу возможность не выглядеть агрессором».

14 сентября Молотов вызвал к себе посла Шуленбурга и заявил, что «Красная армия достигла состояния готовности скорее, чем это ожидалось. Советские действия поэтому могут начаться раньше указанного ранее срока… Учитывая политическую мотивировку советской акции (падение Польши и защита русских «меньшинств»), [Советам] было бы крайне важно не начинать действовать до того, как падет Варшава». Молотов поэтому попросил, чтобы ему «как можно быстрее точно сообщили, когда можно рассчитывать на захват Варшавы». Какие жуткие слова — «рассчитывать на захват»! Советскому руководству уж очень не терпелось, чтобы поскорее пала польская столица. Еще 9 сентября Молотов посылал телефонограмму Шуленбургу: «Я получил ваше сообщение о том, что германские войска вошли в Варшаву. Пожалуйста, передайте мои поздравления и приветствия правительству Германской империи». На самом деле Варшава оборонялась в окружении до 28 сентября. Однако 15 сентября на запрос Молотова Риббентроп обещает: «Мы рассчитываем взять Варшаву в течение ближайших нескольких дней». Приветствуя намерения советского правительства, Риббентроп одновременно обозначил обострение межсоюзнической проблемы: «Советское правительство должно освободить нас от необходимости уничтожать остатки польской армии, преследуя их до русской границы. Кроме того, если не будет начата русская интервенция, неизбежно встанет вопрос о том, не создастся ли в районе, лежащем к востоку от германской зоны влияния, политический вакуум».

К 17 сентября напряжение в связи с предстоящим наступлением Красной армии достигло апогея, гитлеровские войска в нескольких местах перешли условленную линию раздела «сфер влияния». Был окружен Львов, после длительной обороны «с характерным для поляков фанатизмом» (по выражению Типпельскирха) взят Брест. В 18 часов 16 сентября Молотов заявил Шуленбургу, что «советская интервенция начнется завтра или послезавтра. Сталин в настоящее время консультируется с военными руководителями, и этим вечером он, в присутствии Молотова, укажет [Шуленбургу] день и час советского наступления». А уже в два часа ночи 17 сентября Сталин в присутствии Молотова и Ворошилова принял Шуленбурга и заявил, что «Красная армия пересечет советскую границу в 6 часов утра на всем ее протяжении от Полоцка до Каменец-Подольска». Во избежание инцидентов Сталин спешно попросил германскую сторону «проследить за тем, чтобы германские самолеты, начиная с сегодняшнего дня, не залетали восточнее линии Белосток — Брест-Литовск — Лемберг (Львов). Советские самолеты начнут бомбардировать район восточнее Лемберга». Трудно себе представить более подробное и детальное согласование действий союзников — по минутам и метрам!

18 сентября Сталин вдруг неожиданно высказал Шуленбургу сомнение в том, «будет ли германское верховное командование придерживаться московского соглашения в соответствующее время и вернется ли на линию, которая была определена в Москве (Ниса— Нарев—Висла—Сан)». Сталин отметил, что «он не сомневается в добрых намерениях германского правительства». Его беспокойство было основано «на том хорошо известном факте, что все военные ненавидят возвращать захваченные территории». В немедленном ответе Риббентроп заверил: «Соглашения, которые я заключил в Москве по поручению Фюрера, будут, конечно же, соблюдаться, они рассматриваются нами как фундамент новых дружественных отношений между Германией и Советским Союзом». 22 сентября советские войска заняли Брест и Львов. Части вермахта покинули занятые территории советской «сферы влияния». Перед этим в Бресте и Львове состоялись совместные военные парады советских и германских частей. В Бресте парадом командовали танковый стратег Рейха генерал Гудериан и комбриг Кривошеин. Советские войска не встречали на пути своего продвижения особого сопротивления разгромленной немцами польской армии и занимали «положенные» ей территории. В районе северо-западнее Львова 21—26 сентября создалась критическая обстановка. Как свидетельствует Типпельскирх, остатки польских дивизий пытались прорвать немецкий фронт и проложить себе путь в Венгрию. После ожесточенных боев оставшиеся в живых 4 тыс. человек предпочли немецкий плен русскому. 22 сентября между советскими и германскими войсками была установлена демаркационная линия.

Уже 19 сентября Молотов заявил Шуленбургу, что «советское правительство считает, что теперь для него, как и для правительства Германии, созрел момент для окончательного определения структуры польских территорий». Молотов дал понять, что «первоначальное намерение, которое вынашивалось советским правительством и лично Сталиным, — допустить существование остатка Польши — теперь уступило место намерению разделить Польшу по линии Ниса—Нарев—Висла—Сан». Советское правительство выразило желание немедленно начать переговоры по этому вопросу и провести их в Москве. 25 сентября Сталин заявил в Кремле германскому послу, что «при окончательном урегулировании польского вопроса нужно избежать всего, что может вызвать трения между Германией и Советским Союзом». С этой точки зрения он считает «неправильным оставлять остаток независимого Польского государства». 27 сентября в Москву прибыл Риббентроп. И хотя последние польские части еще продолжали оказывать сопротивление германским войскам (до 30 сентября держалась крепость Модлин, лишь 2 октября сдался небольшой военный порт Хель), в Москве 28 сентября Молотов и Риббентроп подписали «Договор о дружбе и границах», установивший границы между государствами «на территории бывшего Польского государства» (об этом читайте в последней части исследования). Состоялся четвертый в мировой истории раздел Польши.

Поход Красной армии в Польшу был спокойно и благожелательно воспринят и в СССР, и в Германии. Константин Симонов вспоминал: «То, что наши войска вступают в Западную Украину и Белоруссию, мною, например, было встречено с чувством безоговорочной радости, казалось мне справедливым… Все подтверждало, что Сталин прав… Хотя все-таки что-то было не так, какой-то червяк грыз и сосал душу». Германское население тоже приветствовало вступление Красной армии в Польшу. Газета «Правда» писала 20 сентября 1939 г.: «Берлин в эти дни принял особенно оживленный вид. На улицах около витрин и специальных щитов, где вывешены карты Польши, весь день толпятся люди. Они оживленно обсуждают успешные операции Красной армии. Продвижение Красной армии обозначается на карте красными советскими флажками». Доклад Молотова об «освобождении» Западной Украины и Западной Белоруссии на сессии Верховного Совета СССР 31 октября 1939 г. был встречен бурными, продолжительными аплодисментами, депутаты встали и устроили овацию. Молотов доложил о «переходе к нам» территории около 200 тысяч кв.км с населением около 13 миллионов человек. Потери Красной армии были объявлены «минимальными» — 737 убитых и 1 862 раненых. Немецкий народ тоже «с облегчением» (так у Типпельскирха) воспринял потери в польской кампании — 13 981 убитых и пропавших без вести, 30 322 раненых. Пропаганда Германии старалась еще больше укрепить доверие народа к его руководителям и психологически настроить его на продолжение войны.

«У РУССКИХ БЫЛО МНОГО ГРЕХОВ ПЕРЕД ПОЛЬШЕЙ»

Потери Польши в сентябрьской войне были значительно тяжелее — 66,3 тысячи убитых и около 700 тысяч пленных на германском фронте, 13,9 тысяч убитых и 217 тысяч пленных — на советском. Две трети всех военных потерь Польши убитыми во Второй мировой войне пришлись именно на сентябрь 1939 г. Впереди у польского народа были огромные жертвы среди мирного населения, прежде всего — в гитлеровских концлагерях. Трагедией польского народа стало исчезновение Польского государства, воскресшего было на обломках трех империй после Первой мировой войны из более чем векового небытия. Трагедией Польши стало то, что она оказалась в адском эпицентре политических интриг, сговоров и неуемных гегемонистских устремлений. Вступая в неравный бой с германской армией, Польша не подозревала, что ее уже «разделили» в Кремле два самых мощных военно-политических монстра. «Вопрос о том, желательно ли в интересах обеих Сторон сохранение независимости Польского государства, и о границах такого государства будет окончательно решен лишь ходом будущих политических событий», — было записано в Секретном протоколе. Германия и СССР легко переступали через договоры о ненападении с Польшей, поправ своей агрессией все нормы международного права.

Трагедией Польши стало то, что правительство не смогло найти надежные гарантии и защиту перед лицом смертельной опасности. Польша в 1939 г. не хотела слышать ни о каком сотрудничестве с СССР, всецело полагаясь на гарантии Англии и Франции. 20 августа, например, министр иностранных дел Польши Бек заявлял: «У нас нет никакого соглашения с СССР. Нам не нужно такого соглашения». Однако гарантии оказались иллюзорными. Объявив войну Гитлеру 3 сентября 1939 г., Англия и Франция и шагу не сделали для помощи Польше, в одиночку сражавшейся с Германией. Такие гарантии не без оснований, хотя и цинично, поднял на смех советский премьер Молотов в речи перед Верховным Советом 31 октября 1939 г.: «Война между Германией и Польшей закончилась быстро, ввиду полного банкротства польских руководителей. Польше, как известно, не помогли ни английские, ни французские гарантии. До сих пор, собственно, так и неизвестно, что это были за гарантии. (Общий смех)».

Осознание вины перед Польшей, желание восстановить справедливость по отношению к польскому народу было одним из главных вопросов послевоенного обустройства Европы на всех переговорах руководителей стран Большой тройки, начиная с первой встречи в Тегеране (декабрь 1943 г.). Открывая дискуссию по «польскому вопросу» на Крымской конференции (февраль 1945 г.) Черчилль заявил, что «Великобритания интересуется Польшей, потому что это — дело чести Великобритании». Он хотел бы, чтобы у поляков была родина, где они могли бы жить, как считают нужным. Черчилля более всего интересовал вопрос польского суверенитета, свободы и независимости Польши. Сталин в своем вступлении сказал: «...для русских вопрос о Польше является не только вопросом чести, но также и вопросом безопасности. Вопросом чести потому, что у русских в прошлом было много грехов перед Польшей. Советское правительство стремится загладить эти грехи… Известно, что поляки не любили русских, так как русские три раза участвовали в разделе Польши (про личное участие в Четвертом разделе, самом жестоком и кровавом, генералиссимус скромно умолчал. — А.Б. ). Однако наступление Красной aрмии и освобождение ею польского народа от гитлеровской оккупации совершенно перевернули настроение поляков… Советский Союз заинтересован в создании мощной, свободной и независимой Польши. Вопрос о Польше — это вопрос жизни и смерти Советского государства». Общая решимость трех союзных государств антигитлеровской коалиции обеспечила нахождение (в бурных спорах по согласованию состава будущего польского правительства) решения, сцементировавшего новую Европу. Еще на Крымской конференции были обсуждены вопросы о восточной границе Польши, о временном правительстве Польши, о существенном приращении территории Польши на Севере и Западе в согласии с мнением нового польского правительства народного единства. На Потсдамской (июль-август 1945 г.) конференции был в основном решен вопрос о западной границе Польши. И хотя между недавними союзниками отчетливо обозначились серьезные разногласия, в польском вопросе именно советское руководство, надо отдать должное, проявило твердость в отстаивании позиции Польши. На заседании министров иностранных дел 24 июля Молотов, в частности, заявил: «Решить вопрос так, как предлагают нам представители польского правительства, значит решить жизненный вопрос не только для настоящего, но и для будущего Польши. Все поляки будут собраны в одном государстве. Это один из величайших результатов разгрома Германии, когда украинцы соединяются в одном государстве, а поляки, все поляки, соединяются в своем государстве. Мы получим в Европе в лице этих государств — Украины и Польши — миролюбивые демократические государства».

За 60 лет мировое сообщество ушло очень далеко от нравов и обычаев 1939 г. Все территориальные проблемы урегулированы системой международно-правовых актов, в том числе — двухсторонними соглашениями, в частности, договорами начала 70-х годов между ФРГ и СССР, Польшей, Чехословакией, а также Заключительным актом Общеевропейского совещания 1975 г. в Хельсинки. Трагедия Польши сентября 1939 г. стала далекой поучительной историей. Ярчайшей демонстрацией преодоления всех противоречий, претензий и обид тех лет стала встреча 1 сентября 1999 г. на пограничном мосту президента Германии Йоханесса Рау и президента Польши Александра Квасьневского с супругами. Фотография их символического рукопожатия в день 60-летия начала Второй мировой войны обошла страницы всех газет.

УКРАИНА И ПОЛЬША

Возвращение к событиям сентября 1939 г. (а также 1939— 41 гг.) неизбежно порождает вопрос: а не бросают ли они тень на современную Украину? Нет, никоим образом! Во-первых, современная территория и границы Украины безупречны как с международно-правовой, так и с морально-исторической точек зрения. Нынешняя украинско-польская граница была установлена не в 1939 г., она является результатом глобальных военно-политических процессов 1941—45 гг. На Крымской конференции (1945 г.) руководители США, СССР и Великобритании согласились с так называемой «Линией Керзона» (с отклонениями 5—8 км в пользу Польши), которая была признана исторически и этнически справедливой границей между Польшей и Советской Россией еще Версальским договором от 28 июня 1919 г. Эта граница была согласована с польским временным правительством национального единства, а впоследствии подтверждена рядом двухсторонних соглашений. Незыблемость границ, добрососедские отношения сегодня основываются на Уставе ООН, Заключительном Акте Совещания по безопасности и сотрудничеству в Европе (1975 г.), Парижской Хартии для новой Европы, двухсторонних соглашениях, прежде всего — Договоре о добрососедстве, дружеских отношениях и сотрудничестве, который был заключен в Варшаве 18 мая 1992 г. Горжусь тем, что имел честь участвовать в ратификации этого исторического украинско-польского документа Верховной Радой 12-го созыва в символичный день 17 сентября 1992 г. Вершиной нравственного осмысления уроков истории украинско-польских отношений стало Совместное заявление президентов Украины и Республики Польша «До порозуміння і єднання» (Киев, 21 мая 1997 г.), которое венчают слова: «На порозі ХХI століття пам'ятаймо про минуле, але думаймо про майбутнє».

Во-вторых, ни украинское государство, ни украинский народ не несут на себе тяжесть ответственности за события августа-сентября 1939 г. Не случайно в названном Совместном заявлении президентов эти события не упоминаются в числе трагических страниц украинско-польской истории. Сентябрь 1939 г. принес украинскому народу не меньше страданий, чем польскому. Это и трагедия массовых репрессий в Западной Украине, и братоубийственное противостояние украинцев в составе воюющих между собой армий (как это не раз бывало ранее в украинской истории). С дьявольским прицелом Сталин создавал 12-ю армию, совершившую «освободительный поход» в Польшу, именно на Украине комплектовал ее украинцами, рассчитывая, видимо, на польско-украинскую рознь. Командовал армией будущий нарком украинец С.Тимошенко, а рядом с ним множество командиров-украинцев.

60-летие вступления Красной армии в Западную Украину — сложная и деликатная дата. Бесспорно, объединение украинских земель после 17 сентября 1939 г. — эпохальное событие в судьбе украинского народа. Однако нам всем должно хватать такта и понимания непростой истории этого объединения. И в день юбилея стоит помнить уроки и уважать чувства тех, кому эта история причинила боль.

Продолжение в «Дне» от 28 сентября 1999 г.