Украинский разлом

Случается, что отдельно взятый образ истории (живописный, поэтический, прозаический, музыкальный) на удивление точно передает содержание, закономерности и тайны прошлого, поднимаясь до уровня поразительного символического обобщения целой эпохи. Относительно эпохи украинской Освободительной Революции в 1648—1676 гг., то здесь ярким примером является знаменитая в свое время (да и в настоящий момент, к счастью, еще не совсем забытая) картина выдающегося украинского художника Николая Семеновича Самокиша (1860—1944) «Бой Максима Кривоноса с Яремой Вишневецким», созданная в 1934 году. Это полотно достойно того, чтобы присмотреться к нему очень внимательно: какие мощные, яркие характеры, какая сила чувств, невероятная ненависть к врагу, безудержная воля к победе... Оба главных героя образуют композиционный центр картины.

Вообще, о Николае Самокише можно рассказывать очень долго — его жизнь и творчество могут быть темой отдельной статьи, и то не одной. Блестящий баталист (назовем — для полярного сопоставления — всего два произведения художника: «Въезд Богдана Хмельницкого в Киев в 1648 году» (1929); это полотно большевистская критика остро критиковала как «националистическое», потому что, мол, абсолютно нет исторической роли «старшего брата», зато безусловно показана государственная мощь Гетманщины) и, с другой стороны, «Переход Красной Армии через Сиваш» (в 1939 году Николай Семенович получил за это произведение Сталинскую премию.), уроженец Нежина, художник, всю жизнь духовно неотделимый от Украины, героическая история и природа которой стала ведущей темой его творчества — таким был Николай Самокиш. Здесь, по причине нехватки места, мы ограничимся лишь этими сжатыми сведениями о художнике; добавим только, что когда художник почтенного возраста (Самокишу было за 80 лет) остался в Крыму в годы нацистской оккупации, то сотрудничал с бандеровским подпольем (имеются достоверные свидетельства), от которого получал материальную помощь...

Но наша статья — не о талантливом художнике, а, собственно, о двух героях его знаменитой картины — Кривоносе и Вишневецком. Это — ожесточенные, непримиримые, смертельные враги; их боевой азарт блестяще воспроизведен Николаем Самокишем. Но мы попробуем обратить внимание читателей на особую, символическую сторону этого конфликта. Попробуем показать, что здесь перед нами — поединок, который передает глубину и невероятную силу украинского разлома середины ХVІІ в. Почему? Потому что, кроме национально-освободительной Революции 1648—1676 гг., то есть восстания против Польского государства, которое постепенно разгоралось, приобретало четкие идеологические черты — апелляцию к государственническим традициям Древней Руси, Княжеской эпохи (концепт этой революции уже достаточно глубоко разработан в трудах современных украинских историков) — кроме этого, произошел трагический разлом, раскол, политико-конфессиональный раздел в среде нашей тогдашней элиты, Русской шляхты, одна часть которой (под религиозными лозунгами «обороны православной веры») пошла за Хмельницким — и за Максимом Кривоносом, его ближайшим соратником в 1648 году (эту элиту, эту шляхту заставили в большой степени подняться на борьбу широкие слои малоимущего казачества и крестьянства, да, «темного», да, необразованного!), а другая часть этой Русской Шляхты, чьим военным, политическим и волевым лидером был Ярема (после перехода в католичество в 1632 году — уже Еремия) Вишневецкий, прямой потомок славного гетмана запорожцев Дмитрия Байды-Вишневецкого, князь, более того — «некоронованный король» Левобережной Украины 30—40-х годов ХVІІ в., между прочим, князь Русский (не поляк, а украинец!) — эта шляхта буквально насмерть стала против движения Хмельнитчины, видя в нем катастрофу единого возможного для нее государственного порядка. Да, далеко не вся Русская Шляхта полонизирована и окатоличена (Вячеслав Липинский в свое время указывал на солидный процент представителей православной шляхты в окружении Хмельницкого), именно эти люди образовали первозданное «государственническое ядро» Гетманщины, именно в их рядах находился Кривонос — «правая рука» гетмана. А противоположный полюс — это были тоже украинские шляхтичи, готовые отдать жизнь за Речь Посполитую, утопить в крови «бунт черни», как они это называли. Вот такой была трагедия украинского разлома.

Здесь, кажется, пора хотя бы коротко рассказать о Максиме Кривоносе, «человеке-легенде» (около 1600—1648 гг.), лисянском полковнике, герое Корсунской битвы (май 1648 г.), летней подольской (именно тогда он и столкнулся с Яремой Вишневецким, хотя прямых свидетельств их физического поединка нет — картина Самокиша символическая) и осенней волынско-галицкой кампании того же года, того, кто впервые в истории Львова взял штурмом известный Высокий Замок (осень 1648 г.), а вскоре после этого при до сих пор «темных» обстоятельствах внезапно умер.

Слава Кривоноса (он же — Перебийнос) была удивительной. Народная песня повествует о нем так:

«Не дивуйтесь, добрії люди,

Що на Вкраїні повстало

(а некоторые до сих пор искренне удивляются или же осуждают... — И.С.):

Ой за Дашевим під Сорокою

Множество ляхів пропало!

Перебийніс водить немного —

Сімсот козаків з собою,

Рубає мечем голови з плечей,

А решту топить водою»

Является ли странным, что поляки называли ненавистного им Максима не иначе как «псом», «дикарем», «свиным хоботом» (намекая на форму носа). Не удивительно также, что есть предложения дать подразделениям современной Украинской Армии имя Максима Кривоноса — ведь этот, по мнению поляков, «дикарь» боролся («объективно», а, весьма возможно, и сознательно) за Украинское Гетманское государство. А опорой этой борьбы был союз казацкой военной верхушки, православной шляхты, массово вооруженного казачества и крестьянства! Странным является другое: мы до сих пор почти ничего не знаем о жизни этого героя до 1648 года (а он был на то время не только зрелым — уже и не совсем молодым человеком, имел уже взрослого сына).

Более того, совсем разными являются версии о происхождении Максима (просто-таки «человек ниоткуда»!). Согласно одной из них, казацкий герой был выходцем из обычной крестьянской семьи с Черкасщины или, возможно, даже из Острога на Волыни (!). Но есть и другие гипотезы. В частности, утверждают, что Кривонос был потомком дворянской семьи из Шотландии (семья Камеронов, что в переводе означает «кривой нос»; об этом писал польский генерал Христофор Хувальдт). Пишут также, что «Кривоносы в ХVІІ в. были достаточно известным благородным родом на Мстиславщине» (таково мнение современного отечественного историка Владимира Кривошеи).

Поэтому о родословной Кривоноса мы имеем лишь множество предположений и гипотез (однако следует подчеркнуть: какой бы ни была его родословная — этот человек бесспорно принадлежит к самым ярким «звездам» украинской элиты!). Потому что он не знал поражений со стороны врага. Потому что его казаки блестяще вели как атаку, так и разведку (находясь даже в тылу поляков). Потому что (только один момент!) именно он впервые придумал перевозить пушки на лафетах (первые грузоподъемные телеги). Потому что он умел искусно выискивать войска (как в битвах под Корсунем, где были пленные Николай Потоцкий и Мартын Калиновский, и под Пилявцами). И наконец, потому, что мастерски умел брать вражеские укрепленные крепости, как, например, Немиров на Подолье (его защищали отряды Вишневецкого — сам «князь русский» был недалеко — и Кривонос переодел несколько сотен своих казаков в польскую форму, сделав вид, что это «подмога» от самого Яремы и с помощью такой выдумки взял город с минимальными потерями) или подольский Бар (его казакам Кривоноса удалось подорвать). Еще более убедительный пример — львовский Высокий Замок, который до Кривоноса вообще никому не удавалось захватить. Также путем взрыва была взята крепость Тульчин на Винничине. В реальных столкновениях на территории Подолья с Яремой (можно еще вспомнить бои под Полонным, Константиновым, Махновкой) казаки Кривоноса ничего не уступили отборным войскам Вишневецкого. Заметим, что летом 1648 года Кривонос писал к «сиятельному» князю Владиславу Заславскому: «Те, що було зачалося, заспокоїлося, і вже ми не хотіли пустошити землі польської, тільки уївся нам князь Єремія: людей мордував, стинав, на палю садив — скрізь, в кожному місті серед міста шибениця, а тепер виявляється, що на палі були невинні люди... Коли ваша милість пришлеш на певний час до нас послів — я буду говорити, а коли ні — мушу боротися».

Максим Кривонос умер в ноябре 1648 года во время осады казаками польской крепости Замостье. Опять же, версии разные: кто-то из историков утверждает, что это случилось в результате эпидемии чумы, другие — что дало о себе знать давнее ранение «ниже, под сердцем», а третьи — даже что это коварное отравление, подстроенное врагами. Загадочным является прошлое и происхождение нашего героя, так же выглядит и его смерть.

А теперь — о Яреме Вишневецком. Если Максим Кривонос, несомненно, «наш», то является ли «нашим» жестокий князь Ярема? Об этом, уважаемый читатель, во второй части статьи.

Окончание читайте в следующем выпуске страницы «История и Я»