Варшавская мелодия

Недавно мы вместе с сотрудником Отраслевого государственного архива СБУ Петром Кулаковским были в командировке в Варшаве. Поездка была непарадная, и общая, ее, так сказать, мелодия была не оптимистической, а, скорее, элегической. Мы поехали, чтобы окончательно согласовать текст предисловия и вычитать верстку очередного толстенного тома совместного польскоукраинского научно-документального издания «Польша и Украина в 30—40-х годах ХХ века. Неизвестные документы из архивов специальных служб». Это будет седьмой том под названием «Голодомор 1932—1933 годов в Украине». Пригласил нас Институт национальной памяти Польши, выступающий соавтором и спонсором книги. А в книге более 1000 страниц.

НЕСТАНДАРТНЫЙ ТОМ

Это действительно будет нестандартный том. Как известно, в Украине интерес к теме Голодомора большой. В Польше этой проблематикой тоже интересуются. Польской литературы по теме значительно меньше, чем украинской, хотя труды, затрагивающие среди прочего тему коллективизации в Украине, появлялись еще до войны. В Польше исследователи в силу известных и хорошо понятных всем обстоятельств могли заняться этой темой только после 1989 года.

И вот сейчас вместе готовим том (надеемся) уникальных документов. Особое место среди них занимают документы и материалы польских дипломатов, разведчиков, руководителей прилегающих к тогдашней Украине воеводств. Мы печатаем также интересные материалы ГПУ УССР из Отраслевого государственного архива Службы безопасности Украины. Это разнообразные инструктивные и информационные материалы, подготовленные чекистами во время трагических 1932—1933 годов, а также документы, касающиеся иностранных дипломатических представительств в СССР и УССР. В приложение войдут дневниковые записи нескольких человек — свидетелей Голодомора.

...Каждый день мы работаем с польскими коллегами из Института национальной памяти. Это, в первую очередь, начальник Отдела архивных исследований и издания источников Института национальной памяти, доктор истории Ежи Беднарек, а также сотрудник Бюро предоставления доступа и архивизации документов упомянутого Института Марцин Маевский. Именно с ними читаем подряд все собранные для издания материалы. Такое чтение — дело непростое. Материалы выстраиваются в ужасную и (что страшнее) довольно продуманную и воплощенную в жизнь концепцию уничтожения Украины. Например, в одном из писем, подброшенном в почтовый ящик польского консульства в Харькове, говорится: «В стране свободы и неприкосновенности личности господствуют расстрелы, каторга и невероятная эксплуатация... Кражи ужасные. Крестьянин обворовывает крестьянина, рабочий обворовывает рабочего. Если у крестьянина есть курица или поросенок, то он вынужден спать около него ночью, чтобы другой, у которого нет «такого счастья», не украл его ночью и еще до утра не съел его вместе со своей голодной семьей. У крестьянина (80% всего населения) нет никакого стимула к работе на земле, потому что все равно у него все заберут».

«Я, — писал, например, консул Польши в Киеве 11 мая 1932 года, — извещаю, что с каждым днем получаю все больше сведений о голоде на Правобережье, который особенно остро чувствуется на провинции. По последним сообщениям, в таких городах, как Винница и Умань, почти ежедневно можно констатировать случаи собирания с улицы людей, падающих из-за ослабления и истощения. Еще хуже, должно быть, ситуация в селе, где, по информации из достоверного источника, разбои и убийства вследствие голода — это ежедневное явление».

Да что там село! Вот сообщение руководителя польского Генконсульства в Харькове от 16 марта 1933-го: «Разные городские рабочие, привозящие для Генерального консульства в Харькове дерево, уголь, лед и т.д., на наших глазах бросаются на шкурки от картофеля и другие отбросы, найденные на помойке Консульства, а рабочие, вывозящие мусор, на днях во дворе Консульства съели еду, приготовленную для собак...». Если такое творилось в тогдашней столице Украины, то каковы же были реалии на селе.

...Наши польские коллеги иногда удивляются, иногда просят что-то более подробно объяснить. Мы объясняем, ведем диалог, что-то уточняем и вместе с поляками все время наталкиваемся на проклятый вопрос: ну почему же мир молчал, зная, что на самом деле творится в Украине.

Некоторые дипломаты подчеркивали особенно катастрофическую ситуацию в Украине, значительно отличающуюся от южных регионов России. Вот что, например, зафиксировал в своем отчете польский генконсул, который в мае 1933 года совершил поездку из Харькова в Москву: «Во всем путешествии больше всего меня поразила разница во внешнем виде сел и полей Украины по сравнению с соседней ЦЧО (Центральная черноземная область), и даже неурожайными околицами Москвы. Украинские села находятся в значительном упадке, веет от них запустением и нуждой, хаты наполовину развалившиеся, часто с сорванными кровлями, нигде не видно новых домов, дети и старцы похожи на скелеты... Когда я непосредственно после этого оказался в ЦЧО (прежде всего, в околицах Курска и Орла), у меня было впечатление, что приехал из Страны советов в Западную Европу...»

Считая, что тайна успехов большевиков заключается в том, чтобы «абсолютно не считаться со средствами и жертвами», один из польских разведчиков констатирует: «Реализация этого всего произошла через вбрасывание огромных кадров свежевыращенных коммунистов, которых, прежде всего, ничего не объединяет со здешним населением, или внушенных теоретическими выводами до такой степени, что они стали почти фанатиками, исполняющими всякие приказы, закрыв глаза на все последствия, которые отразятся на населении».

Разведчица, работавшая машинисткой в польском консульстве, оставила очень реалистичные описания разговоров с людьми, с которыми она контактировала, анализ текущей ситуации. Такой анализ мы видим и в сообщениях старост прилегающих к Советской Украине воеводств. Туда убегали люди от голода в «социалистическом раю», рассказывая о том, что переживали.

С польскими коллегами мы в основном печатаем материалы для служебного использования, не для широкой публики. И уже это дает основания утверждать, что мы вместе делаем еще один шаг к реалистичному, лишенному односторонности пониманию того, чем на самом деле был Голодомор.

Ну а наше пребывание в Варшаве стало еще одним шагом к осознанию того, что не только у нас, но и у наших соседей бурлит политическая жизнь. Вопрос лишь в том, как ее вводить в определенные рамки, чтобы не погибнуть в ее бурном потоке. И тут неожиданно для нас зазвучала «мелодия» Леха Валенсы, экс-президента Польши и лауреата Нобелевской премии мира за 1983 год.

ВАЛЕНСА

По телевизору мы наблюдали, как в Королевском замке на «Старувке», то есть в самой старой части Варшавы, состоялось официальное чествование Валенсы: ему исполнилось 65 лет, а с момента получения им «Нобелевки» прошло 25 лет. Вот и праздновали. Для Польши Лех Валенса, как заведено говорить, — фигура знаковая, а потому коротко упомяну о его жизненном пути.

Итак, родился он в 1943-м и был четвертым ребенком в крестьянской семье. В училище, где готовили механизаторов для села, Валенса выделялся плохим поведением и весьма скромными способностями. Окончив училище, он работал электромехаником в конторе, похожей на советскую МТС, потом служил в армии, а потом снова вернулся в село. Высшего образования он не получил, да и не пытался получить.

В 1966-м он решил переехать в Гдыню, но вышел на вокзале в Гданьске за пивом, опоздал на поезд. И остался в Гданьске, где вскоре начал работать электриком на верфи имени Ленина. Кто знает, как развивалась бы польская история, если бы Валенса не вышел за пивом...

Польша — не Украина. Когда в декабре 1970-го польское правительство подняло цены на продукты, на верфи начались забастовки. Вот тогда и выдвинулся Валенса. В августе 1980-го он уже возглавил забастовку на судоверфи, а вскоре стал лидером «Солидарности» — федерации рабочих союзов, заменившей подконтрольные правительству профсоюзы.

Фактически Лех Валенса стал неформальным лидером страны, деятелем, с мнением которого вынуждены были считаться и в партийно-государственных, и в рабочих, и в интеллектуальных кругах.

«Солидарность» поддерживала забастовки и протесты до декабря 1981-го, когда ее деятельность запретили. Валенсу и других активных оппозиционеров арестовали. В это бурное время Валенса стал лауреатом Нобелевской премии мира.

В 1988 году — новая волна забастовок, заставивших правительство начать переговоры с «Солидарностью» и объявить дату свободных выборов в парламент. В июне 1989-го выборы принесли победу кандидатам «Солидарности». И тут Лех Валенса проявил характер: он отказался формировать правительство вместе с коммунистами. Правительство возглавил его соратник Тадеуш Мазовецкий.

В октябре 1990-го президент Войцех Ярузельский пошел в отставку, а в октябре Лех Валенса победил на внеочередных президентских выборах. Вот к чему привела его любовь к электричеству... На посту президента Валенса поддерживал курс на рыночные реформы и создание системы сильной президентской власти. Новому президенту был свойственен авторитарный стиль управления. При этом он проводил однозначно прозападную политику.

Валенса стремился консолидировать страну, поскольку в обществе начался раскол. В сентябре 1993-го при его содействии коалиция левых партий получила большинство в парламенте и сформировала правительство. Он хотел объединить левых и правых под своим «патронатом». И это была его роковая ошибка: Валенсу начали критиковать и правые, и левые. На выборах в ноябре 1995-го президентом был избран кандидат Союза демократических сил Александр Квасьневский.

Но на Западе не забыли о Валенсе: во время Олимпиады в Солт-Лейк-Сити в США ему поручили поднять флаг зимних Игр. И в Польше его помнят. Это засвидетельствовало и упомянутое чествование в Королевском замке, и большой концерт, состоявшийся вечером. А на следующий день Валенса снова оказался на острие общественного внимания. Именно тогда на телевидении началось обсуждение книги, в которой были собраны документы о специфических отношениях Валенсы и коммунистической спецслужбы Польши. На экранах снова появились Валенса, Квасьневский, глава Института национальной памяти Польши доктор Януш Куртыка, другие деятели...

Я смотрел, слушал и понял: поляки остаются поляками. Они не боятся публично обсуждать самые острые темы и вопросы. Что касается Валенсы, то, несомненно, его «не сдадут», слишком много он значил во время разрушения коммунистической Польши. Однако «не сдать» вовсе не означает что-то о Валенсе забыть или что-то (даже неприятное) замолчать.

Мы так еще не умеем и, к сожалению, не очень-то и учимся. Бьем, бьем, а любим так, как будто априорно никаких недостатков и отрицательных черт у политиков не бывает. Бывают! Еще какие... Поэтому, давайте не будем делать себе политических идолов. Ни из кого. Так, как поляки не делают из Валенсы.

...А Варшава, в которой мы были многократно, и на этот раз поразила. Мы ездим сюда ежегодно (а бывает и несколько раз в год) с 1996 года. Мы видели, как непросто начала меняться жизнь, а главное — как заработали законы, как крепчало убеждение, что законы для всех одинаковые.

А знаете, чем поразила нас Варшава на этот раз? Чистотой, опрятностью. Так хочется, чтобы и у нас было поменьше грязи. И политической, и той, которая просто неприятна...