Виктор СУВОРОВ: На «авторитетных» историков давит груз прошлого

— «Тень победы» посвящена одному- единственному человеку — сказал Владимир Богданович. Это — маршал Советского Союза Георгий Константинович Жуков. В Германии книга увидела свет еще перед новым годом; в нынешнем году она вышла в Польше, Венгрии, Румынии, Болгарии, готовится к изданию в Италии, Испании и Англии. В России, к сожалению, издать ее невозможно. По- видимому, российская демократия и свобода имеют определенные пределы, которых я уже достиг. Но благодаря Интернету главы из книги уже «гуляют» по всему свету, в том числе и на русском языке. Что касается основной идеи, я показываю, что маршал Жуков был не только воплощением жестокости и карьеризма, но и редкой бездарью в чисто военном отношении.
— Но в прежних книгах, помниться, вы восхищались его полководческими способностями, особенно, что касается проведения наступательных операций. Неужели вы изменили точку зрения?
— Первоначально работу я назвал: «Беру свои слова обратно». К сожалению, все мы жертвы советской пропаганды. Был стереотип: «Жуков не имел ни одного поражения». В «Ледоколе» я его пару раз повторил. Но уже во время написания «Ледокола» я начал сомневаться в этом. Когда же присмотрелся к нему, возникло очень много вопросов. Теперь могу сказать наверняка — как полководец он был величиной отрицательной.
Возьмем такой пример. В своих мемуарах маршал Жуков пишет о том, что 21 июня 1941 года у него исчезли последние сомнения, что немцы нападут и будет война. И вот после этого, уже 22 июня, в 0 часов 25 минут он отдает приказ войскам: «На провокации не поддаваться и никаких мероприятий не проводить» (Директива № 1). Вдумайтесь в смысл приказа. Стал бы умный человек отдавать приказ войскам не поддаваться на провокации, ПОСЛЕ того, как понял, что речь идет не о провокациях, а о нападении противника? Директива № 1 до адресатов дошла не сразу. Какое-то время ушло на шифровки-расшифровки, передачу из вышестоящих штабов в нижестоящие. Когда указания Жукова попали в войска, уже вовсю горели аэродромы, рвались склады с боеприпасами, дымились хранилища нефти, германские танки давили передовые советские дивизии. На этом фоне солдатам объявляют: никаких мероприятий без особого распоряжения не проводить! То есть не сопротивляться, когда тебя истребляют. А кто вступит бой, — тот провокатор. Жуковская директива являлась, по сути, смертным приговором Красной Армии. Я ставлю вопрос: зачем Жуков отдал такой приказ? Он что, не понимал, к чему это приведет? Если не понимал, то какой он «гениальный полководец», как его привыкли называть? За предписанием «не поддаваться провокациям» последовал следующий, не менее «гениальный» жуковский приказ. В 7 часов 15 минут того же, 22 июня Начальник Генерального штаба приказывает наступать. То есть вместо того, чтоб нацелить войска на оборону, Жуков снова бросает их вперед, требуя за день-два захватить польские города Сувалки и Люблин.
После войны Жуков рассказывал, что «враг был сильнее». Коль так, отдавай приказ на оборону! Если наши войска слабее, то наступление для них — самоубийство. Тем более, если наступление спонтанное, на подготовку которого Жуков не дает ни минуты. А как наступать, когда сожжены аэродромы? Когда наши разведывательные самолеты не могут подняться в воздух, следовательно, командиры не представляют, где противник? Жуков требовал наступать «вслепую» в условиях полного господства противника в воздухе, требовал наступать в условиях, когда противник все видит с воздуха, а у нас, образно говоря, выбиты глаза...
В детстве я слышал выражение: не лезь на рожон! Мне казалось, что это ругательство. Потом узнал, что копье с очень широким и массивным пером называется рогатиной. А наконечник — рожон. С таким копьем ходили на медведя. Причем не ватагой, а по одному. Надо было косолапого раздразнить, вынудить его к нападению. Рожон упирали в грудь медведя, а конец копья — в землю. Если выдерживало древко копья и нервы охотника, зверь сам себя убивал. Он сам лез на рожон. Всей своей массой.
Директива маршала Жукова о наступлении погубила Красную Армию. Этой директивой Жуков бросил русского медведя на немецкий рожон. Неужели после этого у кого-то повернется язык Жукова называть гением?
— Однако даже советская историография не отрицает того, что в самом начале войны командованием было сделано множество ошибок. Гениальным Жукова именуют не за начало войны, а за ее конец.
— Поверьте, к концу войны «великий полководец» отнюдь не стал гениальнее. Вспомним штурм Берлина. Представьте себе город с населением около 3 миллионов. человек. Он окружен и беспрерывными бомбежками превращен в океан битого кирпича. В городе нечего есть; не работает канализация (а уже апрель месяц). Нет воды, электричества. В городе тысячи беженцев и столько же раненых. Это даже не блокадный Ленинград, за которым стояла вся страна и по дороге жизни доставлялось многое из необходимого. Надеяться Берлину не на что. Еще немного — и он будет наш без боя. А что решает Жуков? Решает штурмовать! А зачем? Затем, чтобы красное знамя водрузить! Только ради этого положили сотни тысяч своих. С точки зрения военной — это преступление. Говорят, его Сталин торопил. Но когда предлагается столь чудовищное преступление, полководец должен сказать Верховному главнокомандующему: расстреляйте меня, но я перед страной, перед своим народом и перед историей буду чист. Он этого не сделал.
— Все у вас, господин Суворов, складно получается. Однако если ваш взгляд на Вторую мировую истинен, почему же вам не удалось убедить в этом хотя бы одного всемирно известного историка?
— Убедить удалось. Но беда в том, что человек не мог в этом признаться. Речь идет об известнейшем английском специалисте по бывшему СССР Джоне Эрикссоне, который недавно умер. Если я не прав, говорил я ему, так пожалуйста, и напишите в статье — Суворов не прав. — Нет, я не могу так написать — отвечал Эрикссон. То есть внутренне он со мной соглашался. Однако и вслух сказать об этом не мог. Лично я готов его понять: всю жизнь он повторял домыслы коммунистической пропаганды, на этом сделал имя. И вдруг появляется некий Суворов, который говорит — все это неправильно, есть другое объяснение. Если он признал бы мою правоту, придется признать, что жизнь зря прожита. В подобной ловушке находятся сегодня очень многие профессиональные историки. Они не могут меня поддержать только потому, что это будет означать крушение их карьеры. Тем не менее, я не отчаиваюсь. Потому что появляется молодая поросль, на которую груз прошлого не давит. На них я и надеюсь.
Что же касается широкой публики, изменения в сознании людей просто кардинальные. Люди стали интересоваться историей, спорить о войне, пытаются найти истину. Однажды обратился ко мне молодой человек. Говорит: «Я тебя, Суворов, ненавижу. Ты гад и предатель. Судья тебе Бог и военный трибунал. И заслужил ты «вышак». Однако за то, что ты разбудил у народа интерес к истории, черт с тобой, пусть бы тебе 15 лет дали». Мне это жутко понравилось.
СПРАВКА «Дня»
Виктор Суворов. Настоящее имя — Владимир Богданович Резун. Профессиональный разведчик, окончил Военно-дипломатическую академию, работал в резидентуре ГРУ СССР в Женеве. Бежал на Запад. В СССР был приговорен к смертной казни. В России и по сей день обвинение в измене не снято. В настоящее время проживает в г. Бристоль (Великобритания)
Выпуск газеты №:
№112, (2002)Section
История и Я