Врата Европы

Общественность Украины в настоящее время рассматривает кандидатуры авторов на получение Шевченковской премии 2018 года. Среди трудов, отобранных на второй тур конкурса, — книга Сергея Плохия «Брама Європи: історія України», опубликованная в 2015 году сначала на английском, а затем на украинском языке. Сразу после появления этой книги на английском языке я опубликовал в «Українському історичному журналі» обстоятельную рецензию. Не пересказывая изложенного в журнале, предназначенном для достаточно узкого круга исследователей и преподавателей, хотел бы в газетном варианте остановиться на двух важных проблемах: значении отечественной истории в нацие- и державотворчестве именно на современном этапе и значении этой книги в ее переосмыслении.

Сначала стоит сказать несколько слов об авторе новейшей интерпретации истории Украины. В научных кругах хорошо знают Сергея Плохия — выпускника Днепровского университета, специалиста по украинской истории XVII — XVIII вв. В 1990 году в возрасте 33 лет он защитил докторскую диссертацию, с 1991 года жил и работал в Эдмонтоне (Канада), а с 2007 года стал директором Украинского научного института Гарвардского университета (США). Спектр его интересов в последние годы чрезвычайно расширился и теперь охватывает все периоды отечественной истории — от Руси до независимой Украины. Он не исследователь «белых пятен» во всем этом диапазоне, а талантливый интерпретатор нарратива, создаваемого усилиями последнего поколения специалистов. Его «Браму Європи» следует сравнивать с предыдущими синтезами отечественной истории.

Сравнивая советский исторический нарратив с дореволюционным, следует указать на имеющуюся между ними существенную разницу в освещении прошлого трех восточнославянских народов. Дореволюционные историки-систематики, начиная с М. Карамзина, впритык не видели существования отдельного от россиян украинского народа. Этот талантливый литератор и одновременно историк, автор 12-томной «Истории государства Российского» (тома выходили в свет с 1816 по 1829 гг.) нашел способ продлить на полтысячелетия историю России за счет истории Украины. Он рассказывал о династии Рюриковичей, которая в России возглавляла рожденное в Киеве государство вплоть до времен Ивана IV и Федора Ивановича. Идя протоптанной тропой, другие российские историки-систематики воспроизводили в тех же хронологических рамках историю уже не государства, а народа — русского народа. В таком нарративе украинцы не исчезали, но превращались во второсортных россиян — «малороссов».

В наиболее обнаженном виде претензии российских деятелей на территорию, историю и саму душу украинского народа выступали в критических обстоятельствах. Историк и по совместительству лидер партии кадетов П. Милюков в ноябре 1918 года подготовил для российской делегации на Парижских мирных переговорах инструкцию, в которой указывалось: «С украинцами недопустимы никакие разговоры, потому что само понятие «украинский народ» вымышлено немцами. Официальное признание слов «Украина» и «украинцы» неминуемо потянет за собой уменьшение русского народа более чем на треть и отрежет русские земли от Черного моря. Если бы даже «Украина» на мировом конгрессе и была включена в состав российского государства, но сохранила это название, то мы бы оставили и на будущее богатое поле деятельности для сепаратистов, потому что пока существует отдельный народ, до тех пор требования своего отдельного государства всегда будут иметь почву и смысл» (перевод на украинский язык — по книге Д. Дорошенко «История Украины 1917 — 1923». — Нью-Йорк, 1954, том 2, С. 411.).

В отличие от царской, большевистская империя признала существование украинского и белорусского народов и посадила их в одну с российским народом колыбель — Киевскую Русь. Это означало, что вместе с советской государственностью украинцы получили право на треть собственной истории. Вместе с этим им пришлось дорого заплатить за призрачную государственность, за право пользоваться родным языком в общественно-политической жизни, за возможность перестраивать в цензурированном виде «социалистическую по содержанию» национальную культуру. Чтобы предотвратить возможные проявления сепаратизма, Кремль не раз прибегал к репрессиям, не останавливаясь даже перед геноцидом.

Возможно, мы и дальше соглашались бы находиться в одной «колыбели» с россиянами. Ведь оба народа веками находились в одной стране, и взаимное влияние бесспорно. Но это теперь не в нашей воле. Россия выбрасывает из «колыбели» всех украинцев, оставляя только тех, кто соглашается быть «малороссом». Угрозу, которую она излучает, трудно преувеличить. Убедительно высказалась на эту тему представительница народа, который уже наполовину поглощен россиянами на протяжении последних веков. В интервью газете «День» белорусская писательница Светлана Алексиевич сказала: «Не трудно догадаться, что самый главный противник России на постсоветском пространстве — Киев. Вся история России построена на «его холмах». Если забрать Киевскую Русь у россиян, то останется одна лишь Орда. А кто с этим согласится из них?».

Чтобы понять опасность, которую несет современная Россия, нужно отойти от представлений о том, что оба народа родились в одной «колыбели». Предназначенная для широкого круга читателей, книга С. Плохия эффективно будет способствовать преодолению таких представлений. Прошлое Украины С. Плохий рассматривает в рамках ее современной территории, то есть как историю всех народов, которые здесь находились. Некоторые из этносов стали родоначальниками нынешних украинцев, другие не имели к ним прямого отношения, но как первые, так и вторые в своих взаимоотношениях формировали полотно отечественной истории. Великое княжество Литовское и Польское королевство возникают в авторском нарративе с того момента, как они устанавливают контроль над территорией, входившей в границы современной Украины. О Великом княжестве Московском заходит речь лишь тогда, когда оно в борьбе с Литвой за наследство Киевской Руси установило в начале XVI в. контроль над Черниговской землей. Проблематика Древней Руси рассматривается исключительно в рамках отечественной истории.

В рассказе о Киевской Руси С. Плохий избегает дискуссий между норманистами и антинорманистами, продолжавшихся с XVIII в. Наезды викингов он рассматривает как органичный элемент движения избыточного населения Скандинавии, которое не могло прокормиться сельскохозяйственным трудом, а потому выплескивалось за пределы своего климатически неблагоприятного края в другие регионы Европы и даже в далекую, еще не открытую европейцами Америку. Дружины профессиональных воинов из Норвегии, Швеции и, возможно, Финляндии, которых в Восточной Европе называли «варягами», без особого труда подчинили себе племенные союзы местного населения и наконец основали государство, которое только в XIX в. назвали «Киевская Русь». Чтобы подчеркнуть тот факт, что туземная людность не имела прямого отношения к грабительским походам на Константинополь, чем любят гордиться российские интерпретаторы истории, С. Плохий пользуется собственными именами вождей — Рорик (Рюрик), Гельги (Олег). Аскольд и Дир фигурируют у него под привычными именами, но других мы не знаем. Автор считает этих двух вождей такими же варягами, как и Гельги, а не местными князьями.

С. Плохий не случайно дал своей книге такое название — «Брама Європи». Украина действительно была и ныне остается транзитной территорией, через которую пролегают пути с востока на запад, то есть воротами Европы. В центре Киева, на Владимирской улице находятся остатки Золотых ворот — главных ворот, построенных в столице Руси в 1037 году великим князем Ярославом Мудрым. В том же году Ярослав заложил и Софийский собор — одно из немногих каменных сооружений, перешедшее нам в наследство от Киевской Руси — могучего средневекового государства. Ярослава называли тестем Европы: его дочь Елизавета (Елхисиф) была женой норвежского конунга Гаральда, вторая дочка Анна — женой французского короля Генриха II, третья дочка Анастасия (Агмунда) — женой венгерского короля Андраша I. Сам Ярослав был женат во втором браке на дочери шведского конунга Олафа Ингигерде-Ирине.

В первых частях книги С. Плохия украинцы не фигурируют. Ведь как этническая нация они формировались более-менее одновременно с другими европейскими народами. В дальнейшем это название используется в качестве этнической характеристике, а во времена независимости украинцы выступают в книге как граждане Украины всех национальностей. С XIV            в. территории, на которых формировался украинский народ, отошли к Великому княжеству Литовскому и частично к Польскому королевству. Политика этих государств так же, как отношения между ними, стали определяющими для Украины. С. Плохий замечает, что вряд ли можно переоценить значение Люблинской унии 1569 года для судьбы Украины. Объединение двух государств в Речь Посполитую и подчинение украинских земель польской короне впоследствии привело к разграничению Украины и Белорусии, поскольку они оказались в разных, хотя и союзных, политических организмах. Украинское население в Польском королевстве фигурировало под названием «русинов», после поглощения части территории Украины Австрийской империей — «рутенов» (латинизированная форма русинов), а в Российской империи — «малороссов». Лидеры украинского национального движения в XIX в. не признали своего малороссийства и превратили средневековый топоним «Украина» в этнотопоним. Чтобы соединить прошлое Руси с будущим Украины, подчеркивает С. Плохий, М. Грушевский назвал свое самое известное произведение «История Украины-Руси».

Освободительную войну украинского народа под руководством гетмана Богдана Хмельницкого С. Плохий называет «большим восстанием». Оно действительно начиналось как восстание — седьмое за полвека. В дальнейшем восстание переросло во всенародную войну. На борьбу поднялись крестьянские отряды, атакуя землевладельцев с их частными армиями, католических священников, евреев. Крестьянский антисемитизм, следует добавить, имел не столько религиозную подоплеку, как пишет автор, сколько социально-экономическую. После Люблинской унии польские и полонизированные украинские землевладельцы заводили на Правобережье фольварковые хозяйства. В результате наплыва американского золота в Европе состоялась «революция цен»: цены на зерно резко выросли. Производство хлеба на экспорт оказалось очень выгодным делом, и землевладельцы сами взялись за ведение хозяйства, используя принудительный труд крестьян. За период, меньший, чем продолжительность человеческой жизни, крестьян закрепостили. Сами паны сидели в Варшаве, а управление поместьями поручали еврейским арендаторам. Поскольку в тогдашней структуре общества евреи были не столько этническим сообществом, сколько социально-экономическим сословием, возмущение закрепощенных крестьян переместилось с еврейских арендаторов и процентщиков на все еврейство.

В январе 1654 года в обмен на обещанную военную помощь Б. Хмельницкий признал себя вассалом московского царя Алексея Михайловича. С. Плохий отмечает, что поворот в сторону Москвы не был ни «воссоединением», ни «союзом двух братских народов», как утверждала советская историография. Ни в Переяславе, ни в Москве еще не пользовались этническими категориями, когда говорили о военном альянсе Украинского казацкого государства с Россией, полученном ценой потери суверенитета.

Последние части книги практически не отличаются по набору сюжетов и их интерпретации от созданных в Украине синтетических и монографических трудов. Поэтому нет смысла пересказывать их содержание.

Книга О. Субтельного, открывшая перед украинцами отечественную историю во всей ее полноте, имела четыре издания. С. Плохий не уступает Субтельному по умению доступно излагать сложные проблемы. Его книга имеет преимущество в том, что она основывается на весомые достижения украинской историографии последних трех десятилетий и, что самое важное, сепарирует историю Украины от истории России. Ни один историк до сих пор не был лауреатом Шевченковской премии. Но наступили времена, когда история становится оружием в борьбе с коварным врагом. Таким же оружием, как винтовка, пушка, танк.