«Я поставил свой револьвер на боевой взвод...»

Историю украинской национальной революции 1918— 1921 годов нельзя правильно понять, не вникнув в суть такого явления, как украинское повстанческое движение. Тогда на широких просторах украинской земли возникали и действовали целые крестьянские повстанческие армии, насчитывавшие десятки и даже сотни тысяч бойцов, вооруженных всем, вплоть до артиллерии.

Повстанцы могли вступать в союзы с другими политическими силами (большевиками, петлюровцами и даже белогвардейцами), однако такие союзы, как правило, оказывались временными, что лишний раз доказывает политическую самостоятельность этих крестьянских движений. Вместе с тем, имея довольно много общего между собой, повстанцы, руководимые разными атаманами, не так уж редко враждовали друг с другом. Эта вражда стоила жизни Н.А. Григорьеву — одному из самых известных крестьянских военачальников периода гражданской войны в Украине, который был убит в конце июля 1919 года махновцами.

АТАМАН ПОВСТАНЦЕВ ХЕРСОНЩИНЫ И ТАВРИИ

О ранних страницах жизни Никифора Александровича Серветника (таким были настоящие имя и фамилия Григорьева) известно довольно мало. Он родился в середине 80-х годов 19-го столетия в Подольской губернии, в городке Дунаевцы.

Позднее по неизвестным пока причинам будущий атаман сменил и место жительства, и свою фамилию, переехав на Херсонщину и став вместо Никифора Серветника Никифором Григорьевым. Достаточно долго Никифор Александрович ничем особым не проявлял себя, работая мелким акцизным чиновником, а позднее — сотрудником царской полиции. Вполне возможно, что именно так, обыденно и незаметно, и прожил бы всю свою жизнь выходец из Подолии, если бы не наступившая впоследствии эпоха войн и революций, которая дала таким, как Григорьев,власть над тысячами людей и огромную популярность. Надо сказать, что жизнь рано связала Никифора Александровича с походами и битвами : в 1904-1905 годах он принимал участие в русско-японской , а затем — и в первой мировой войне. На полях сражений будущий атаман хорошо проявил себя, дослужившись до звания штабс-капитана и получив за отвагу Георгиевский крест.

После свержения царизма Никифор Григорьев стал сторонником Центральной Рады, что, однако, не помешало ему пойти на службу к сменившему ее генералу Павлу Скоропадскому, решительно покончившему с разными» социалистическими экспериментами» украинских социалистов и русских большевиков. В его армии бывший царский штабс-капитан сделал прекрасную карьеру, довольно быстро став полковником гетманских вооруженных сил. Однако позднее, попав под сильное влияние политиков, оппозиционно настроенных по отношению к Скоропадскому, Никифор Александрович совершил крутой поворот в своей биографии. В августе 1918 года Григорьев возвращается на Херсонщину с целью организации партизанской борьбы против режима Скоропадского. В большом херсонском селе Верблюжки вчерашний гетманский военачальник создает повстанческий отряд из 120 человек, вооруженных вилами, револьверами и винтовками-«австриячками». Крупный успех его повстанцев (однажды григорьевцам удалось захватить австрийский военный эшелон) сделал атамана популярным человеком на Херсонщине и двинул к нему сотни новых крестьян-добровольцев. Эти постоянно растущие партизанские силы, довольно быстро ликвидировали на значительной части Херсонской губернии слабую и непопулярную власть генерала Скоропадского, а затем, присоединившись в начале декабря 1918 года к республиканской армии Симона Петлюры, развернули борьбу с отрядами немецких интервентов, сконцентрированными в Николаеве, и с белогвардейскими частями, находящимися в Херсоне. Херсонская дивизия (так стали называться григорьевские отряды после присоединения к армии УНР) взяла эти города и провозгласила здесь власть нового украинского правительства — Директории. Немало фактов свидетельствует, что сам атаман одерживал эти и другие победы не только силой оружия. Например, немецкие войска в Николаеве получили от него два ультиматума, в первом из которых Григорьев обещал, что в случае вооруженного сопротивления он их обезоружит и с позором выгонит за пределы Украины, а во втором — что они будут уничтожены, как мухи, по «мановению его атаманской руки». Стремясь избежать столь малопривлекательных и вместе с тем- вполне реальных для себя перспектив , немцы дважды сдавали григорьевцам Николаев без боя.

Постепенно география григорьевского повстанчества расширилась, охватив также и Екатеринославщину. Там солдаты Херсонской дивизии воевали не только с белогвардейцами, но и с партизанами знаменитого «батьки» Нестора Махно, которые тоже боролись против новой украинской власти. Как и другие петлюровские военачальники, Никифор Александрович имел приказ — скорейшим образом ликвидировать махновские отряды, представлявшие большую опасность для Директории на Юге...

КРАСНЫЕ КОМБРИГИ

Ни Григорьеву, ни другим командирам Петлюры выполнить этот приказ не удалось — слишком уж сильным и влиятельным стало махновское движение. Однако махновцам и григорьевцам не суждено было вечно находиться по разные стороны баррикад. 29 января 1919 года атаман Григорьев пошел путем «батьки» Махно, подняв восстание против Директории.

Причин для этого у Херсонской дивизии было достаточно: украинское правительство не провозгласило Советскую власть, к которой стремилось большинство григорьевцев, и к тому же фактически признало интервенцию стран Антанты на Юге Украины. Через день Григорьев вступил со своими отрядами в Херсон — уже не как петлюровский атаман, а как советский военачальник...

Вместе с тем положение войск Григорьева и Махно было тогда довольно сложным. Обоим атаманам приходилось вести постоянную борьбу сразу с несколькими сильными противниками — петлюровцами, деникинцами, антантовскими интервентами и немецкими колонистами. И надо сказать, что не всегда крестьянские командиры выходили из нее победителями. Во второй половине января 1919 года белогвардейцы захватили центр махновского движения — село Гуляйполе, а в самом начале февраля французские интервенты вытеснили отряды Григорьева из Николаева и Херсона. В сложившейся ситуации Махно и Григорьев решили присоединиться к наступавшей Красной армии. Такое намерение атаманов полностью соответствовало планам советских военачальников, желавших усилить Красную Армию за счет местных повстанцев. Вскоре решением советского военного командования была образована Заднепровская стрелковая дивизия, состоявшая из трех бригад. Командиром 1-й Заднепровской бригады стал Никифор Григорьев, а командиром 3-й Заднепровской бригады — Нестор Махно...

Так бывшие противники оказались не только в одной армии, но и в одной дивизии. Впрочем, довольно скоро Заднепровская стрелковая бригада фактически перестала существовать как единое целое, что было вполне естественно.

Пути красноармейцев Григорьева и Махно расходились все дальше и дальше: григорьевцы наступали в юго-западном направлении — на Одессу, махновцы же в юго-восточном — на Таганрог... И все-таки, несмотря на разные маршруты гражданской войны, оба красных комбрига поддерживали друг с другом постоянную связь. Из штаба в штаб летели боевые донесения, а в конце марта 1919 года «батько» Махно прислал Григорьеву подкрепление — кавалерийский отряд. Не остался перед махновцами в долгу и Никифор Александрович, выделив им крупную партию трофейного оружия.

Во время этого похода оба красных военачальника добились выдающихся военных успехов. Бригада Григорьева освободила от петлюровцев, белогвардейцев и антантовских интервентов Знаменку, Елисаветград, Херсон, Николаев, Одессу и другие города. Не отставали от нее и бойцы бригады Махно, которые выбили деникинцев из Гуляйполя, Бердянска, Волновахи и Мариуполя. За успехи в революционной борьбе Григорьев и Махно были впоследствии награждены орденами Красного Знамени, о них советская пресса сказала немало хвалебных слов. Однако советское правительство вряд ли бы удостоило их таких почестей, знай оно заранее, какую опасность будут представлять для нее в дальнейшем григорьевщина и махновщина...

ПОЛИТИЧЕСКИЙ ПОВОРОТ

Следует подчеркнуть, что в годы гражданской войны политическая ситуация в Украине нередко менялась с калейдоскопической быстротой, и тот, кто еще вчера был, казалось, вполне надежным союзником, сегодня мог легко превратиться в заклятого врага (впрочем, могло быть и наоборот). Большевиков объединяла с григорьевцами и махновцами общая борьба против петлюровцев, деникинцев и иностранных интервентов, а разъединяло разное представление о том, как следует строить новую жизнь. В вопросах землеустройства коммунисты пошли путем насаждения крупных государственных хозяйств — совхозов, в то время как большинство крестьян Херсонщины и Екатеринославщины предпочитали или уравнительный раздел барской земли, или же добровольные, а не насаженные «сверху», коммуны. К тому же крестьяне отвергали и введенную коммунистами продразверстку, стремясь либо к нормальным товарно-денежным отношениям, либо к честному, равноправному товарообмену. Однако большевистские хозяева Украины, мягко говоря, не особенно учитывали интересы крестьян, чем сами, своими же руками толкнули Григорьева, Махно и их бойцов во вражеский лагерь...

Наступавшим на Одессу солдатам атамана Григорьева было по многим каналам хорошо известно, что делает в их тылу большевистская власть. И, конечно, известия о принудительной «коммунизации» и о насильственном лишении крестьян продуктов собственного труда вызывали у них законный протест.

Постепенно в их среде сформировалось твердое мнение, что власть коммунистов — не своя, не украинская, а принесенная в Украину лицами другой национальности, и прежде всего — евреями. Те, кто побывал тогда в войсках атамана, отмечали сильные антисемитские настроения его солдат. Именно с ними и возвратились григорьевцы в родную Херсонщину после взятия Одессы. В районе дислокации григорьевских отрядов начались массовые убийства коммунистов и им сочувствующих, чекистов и продотрядников. Назревал крупный вооруженный мятеж, который, ввиду того, что у Григорьева было около 20 тыс. хорошо вооруженных солдат, мог представлять большую опасность для большевистской власти.

Документальные данные свидетельствуют, что весьма сложная политическая обстановка складывалась и на Екатеринославшине, в зоне влияния махновцев, где крестьянство также протестовало против насаждения совхозов и проведения продразверстки. Своими приказами Нестор Махно запретил « у себя» продотряды и разогнал чекистскую организацию в Бердянске. Вместе с тем, в отличие от «григорьевских» районов, там протест против политики коммунистов не приобрел антисемитскую окраску, и эта деталь очень важна для понимания того, почему в конце июля 1919 года в херсонском селе Сентово прозвучали роковые для атамана Григорьева выстрелы...

Но все это произойдет потом. А ранее, 27 апреля 1919 года, на одной из конспиративных квартир города Екатеринослава собралось пять человек. Трое из них были доверенными лицами «батьки» Махно, а двое — посланцами атамана Григорьева.

Приглушенными голосами, явно боясь привлечь чье-то внимание, члены конспиративного собрания начали обсуждать план взятия Екатеринослава общими силами махновцев и григорьевцев. Однако среди заговорщиков нашелся предатель ( им оказался махновец Горев ), который поставил в известность об этих тайных переговорах большевистскую власть, и махновско-григорьевские конспираторы были арестованы ЧК. Через несколько дней командующий советскими войсками в Украине В.А. Антонов- Овсеенко побывал в Гуляйполе и прямо спросил Махно о его закулисных контактах с григорьевцами .Сам « батько» таких контактов не отрицал, однако подчеркнул, что пошел на них не для того, чтобы вступить с Григорьевым в антибольшевистский сговор, а для того, чтобы выяснить тайные намерения атамана. Отвечая так на вопрос командующего Укрфронтом, Нестор Иванович говорил явно не всю правду. Конечно, сам «батько» не преминул тогда прозондировать политические настроения Григорьева и григорьевцев — однако, естественно, не просто так, а для выяснения реальных возможностей будущего махновско-григорьевского выступления против большевистской власти. И надо сказать, действия Нестора Ивановича были вполне естественными : ровно десять дней назад в советской газете «Коммунар» появилась статья под названием «Долой махновщину!», прочитав которую, Махно понял: коммунисты рассматривают его уже не как друга, а по крайней мере как потенциального врага...

Тогда среди большевистских работников разного ранга нашлось немало «горячих голов», настоятельно предлагавших немедленно ликвидировать « контрреволюционные гнезда» в Херсонской и Екатеринославской губерниях. Вполне возможно, оно действительно было бы так, не окажись тогда советская Украина под одновременными и сильными ударами петлюровцев, белогвардейцев и антибольшевистских крестьянских повстанцев. Именно по этой причине в высших эшелонах большевистской власти фактически возобладала умеренно-компромиссная линия по отношению к Григорьеву и Махно. Ее активным реализатором выступил все тот же Антонов-Овсеенко. Вопреки многочисленным и крайне тревожным фактам он утверждал, что григорьевские и махновские войска представляют « наш надежный боевой резерв» и против советской власти никогда не выступят. Эти иллюзии развеялись поздним вечером 9 мая 1919 года, когда на стол командующему Укрфронтом легла телеграмма от предсовнаркома УССР Х.Раковского. В ней было всего пять слов: «Григорьев поднял восстание. Будьте осторожны!»

МАХНО ПРОТИВ ГРИГОРЬЕВА

Вначале вчерашнему советскому полководцу и сегодняшнему мятежному атаману сопутствовали крупные военные успехи. Всего лишь за две недели при поддержке крестьянства и некоторых красноармейских частей григорьевский мятеж охватил Херсонщину, Екатеринославщину, Полтавщину и Киевщину, восставшие захватили Херсон, Николаев, Елисаветград, Екатеринослав, Александрию, Черкасы и другие города. Однако вместо того, чтобы оперативно организовать здесь новую жизнь «без коммунистов и комиссаров», атаман и его повстанцы направили свои главные силы на истребление беззащитного еврейского населения.

По захваченным восставшими городам прокатилась волна кровавых еврейских погромов, жертвами григорьевцев пали тысячи евреев, которые, к слову сказать, в своем подавляющем большинстве принадлежали к еврейской бедноте, не имевшей отношения ни к совхозам, ни к продразверстке, ни к большевистской партии, ни к политике вообще...

Это, без сомнения, была крупнейшая политическая ошибка атамана Григорьева и григорьевцев. Массовые кровавые погромы оттолкнули от восстания многих рабочих и крестьян, которые, вполне естественно, не увидели в погромщике- григорьевце гаранта завтрашней спокойной и стабильной жизни. А тем временем на подавление восстания двинулась крупная большевистская армия, почти вдвое превосходящая григорьевцев в живой силе. К началу июня 1919 года войска атамана были выбиты из всех захваченных ими городов, численность григорьевцев, понесших значительные потери ранеными, убитыми и пленными, сократилась до трех тысяч человек.

Вполне естественно, что и в начале мая, и в начале июня Никифор Александрович и его повстанцы остро нуждались в союзниках. Особые надежды в данном плане атаман возлагал на Нестора Махно, и они имели некоторое основание. Григорьев отнюдь не забыл конспиративное собрание григорьевцев и махновцев в конце апреля 1919 года. В самом начале восстания «батько» получил от атамана несколько телеграмм, в одной из которых были такие строчки : «Батько! Что ты смотришь на коммунистов! Бей их!» Но « параллельно» Махно получал послания и от ближайшего соратника Ленина Льва Каменева.

Прекрасно понимая, к каким катастрофическим последствиям может привести «контрреволюционный» альянс сил Григорьева и Махно, Каменев категорически настаивал, чтобы «батько» решительно и бесповоротно отмежевался от григорьевского выступления.

Обстоятельства, таким образом, настоятельно требовали от Махно того, что можно было вполне назвать политическим самоопределением. Вполне понятно, что столь важный политический вопрос Нестор Иванович не мог решать единолично. 12 мая 1919 года в Мариуполе собрался съезд махновских военачальников, который и должен был определить отношение махновцев к григорьевскому восстанию. Мнения командиров Махно резко разделились. Большинство из них считали Григорьева контрреволюционером и даже утверждали, что самим восстанием руководит не атаман, а кто-то из ближайшего окружения генерала Деникина. Их вывод был однозначен: нужно забыть разногласия с большевиками и крепить союз с Красной армией, направленный как против Деникина, так и против Григорьева. Диссонансом однако прозвучало на сьезде мнение начальника махновского штаба Якова Озерова, который называл григорьевцев «нашими братьями» и предлагал немедленно присоединиться к их восстанию...

Выступал на собрании военачальников и сам Махно. В своей речи «батько» сильно прошелся по антикрестьянской политике большевиков, однако не меньше досталось в ней и самому Григорьеву, которого Нестор Иванович назвал фактическим пособником деникинцев.

Правда, вопрос об отношении махновцев к атаманскому восстанию Махно тогда оставил открытым, и это становится вполне понятным, если вникнуть в детали того весьма непростого положения, в котором оказался сам «батько» в мае 1919 года. С одной стороны, политика коммунистов в деревне толкала его в сторону Григорьева, Зеленого Ангела и других крестьянских атаманов, чьи отряды уже боролись против большевиков. Однако, с другой стороны, вполне реальная опасность белогвардейско-помещичьей реставрации «двигала» Нестора Ивановича обратно, к союзу с коммунистами и Красной армией. Кроме того, в момент работы военного съезда Махно имел еще довольно смутное представление о характере, целях и реальной силе поднятого Григорьевым мятежа. Все эти вопросы он попросил выяснить своего близкого соратника Александра Чубенко, который вскоре с несколькими другими махновцами пересек линию большевистско- григорьевского фронта...

До атаманского штаба посланцам Махно добраться не удалось, однако о григорьевщине они все-таки кое-что узнали. По мнению махновского штабиста, герой взятия Одессы и кавалер ордена Красного Знамени Григорьев пошел дорогой петлюровских атаманов-погромщиков, зверства которых были хорошо известны в Украине.

Сведения о еврейском погроме в Пятихатках стали для «батьки» решающим аргументом. Абсолютным большинством голосов махновский военный кворум объявил Григорьеву войну. Вскоре штаб Махно обнародовал воззвание с характерным разоблачительным названием — «Кто такой Григорьев?», в котором атаман был охарактеризован как погромщик-антисемит, предатель революции и враг народа. Надо отметить, что Нестор Иванович отнюдь не ограничился тогда словесным осуждением григорьевского восстания. Вскоре командир 3-й Заднепровской бригады двинул против григорьевцев 6-й Заднепровский полк и бронепоезд «Спартак», которые вместе с другими советскими частями разгромили мятежников в районе Екатеринослава. Так в очередной раз Махно помог большевикам, которые, однако, вскоре отплатили «батьке» черной неблагодарностью...

ПОВСТАНЧЕСКИЙ АЛЬЯНС

25 мая 1919 года командир 3 й красноармейской Заднепровской бригады «батько» Махно был объявлен вне закона. Советские войска приступили к разоружению махновских частей, а 12 июня чекистам удалось схватить большинство членов штаба Махно, которые впоследствии были расстреляны. Факты свидетельствуют, что чекисты охотились и за самим Махно, однако тогда командир махновцев сумел избежать ареста. Нестор Иванович и его бойцы оказались в крайне опасном положении : спереди на него напирали деникинцы, а с тыла — красноармейцы...

Сам «батько» трезво отдавал себе отчет в том, что для успешного противодействия и красным, и белым сил у него явно недостаточно. Есть свидетельства, что именно тогда пришла в голову командира махновцев идея создания мощной повстанческой армии, основная база которой должна была располагаться на Херсонщине. Но там по-прежнему действовали григорьевские партизаны, с которыми махновцы были в состоянии войны... Новые реалии, однако, заставили «батьку» пересмотреть свое отношение к «контрреволюционерам», и вскоре во главе большого отряда он направился в херсонские степи с намерением заключить с ними военный союз против большевиков и белогвардейцев.

По пути туда махновцы атаковали Елисаветград, но были довольно быстро выбиты оттуда превосходящими красноармейскими силами. Впрочем, и этого короткого времени оказалось для Махно достаточно, чтобы почерпнуть дополнительные сведения о Григорьеве и его повстанцах, которые оказались отнюдь не утешительными. Он узнал, что не так давно григорьевцы уничтожили здесь 2 тыс. евреев, часть которых были убежденными анархистами...

Эта потрясающая по своему трагизму информация заставила Нестора Ивановича глубже задуматься о своем будущем союзе с атаманом. Самих рядовых григорьевцев, которые, как считал Махно, стали слепым орудием в руках «авантюриста», надо было просто влить в махновское войско и перевоспитать, но вот всю антисемистски настроенную григорьевскую верхушку следовало уничтожить... Имея именно такой план, который по своей сути представлял собой тайный заговор против атамана Григорьева и котором «батько» не сказал никому ни слова, Нестор Иванович направился в село Верблюжки, а затем, не найдя там Григорьева, — в село Компанеевку, куда вскоре прибыл вместе со своим начальником штаба и сам атаман...

Григорьев, потерпевший ряд жестоких поражений от красных, был отнюдь не против увидеть в лице Махно не врага, а долгожданного союзника. Однако что касается ведущих махновских командиров, то антигригорьевские настроения были среди них еще довольно сильны, и они в своем большинстве решительно выступили против союза с «погромщиком-контрреволюционером», а кое-кто даже предлагал арестовать и расстрелять атамана. Махно вынужден был раскрыть близким соратникам свой тайный план, сказав : надо присоединить к себе рядовых повстанцев-григорьевцев, а расстрелять самого Григорьева мы всегда успеем...

Вскоре махновские и григорьевские отряды объединились в одну партизанскую армию. Ее главнокомандующим стал Григорьев, который, однако должен был во всем подчиняться армейскому Реввоенсовету, а на роль его председателя был назначен Махно. Был сформирован объединенный повстанческий штаб, большинство членов которого были махновцами. Было решено, что объединенная повстанческая армия будет сражаться и против красных, и против деникинцев, и против петлюровцев.

При этом, уступая настоятельному требованию «батьки», Никифор Александрович твердо пообещал ему полностью отказаться от еврейских погромов...

Подобные факты свидетельствуют, что довольно быстро повстанческое войско оказалась под контролем руководителей махновщины. Оставалось, в общем, немного — «вывести из игры» самого Григорьева...

ВЫСТРЕЛЫ В СЕЛЕ СЕНТОВО

Вполне понятно, что сам Махно не имел реальных возможностей для того, чтобы сразу же реализовать свой замысел в отношении атамана и его людей. Нужно было прежде всего накопить достаточно компрометирующих сведений о Григорьеве (они были нужны для того, чтобы впоследствии убедительно разоблачить его в глазах рядовых повстанцев)— а на это, естественно, требовалось время. В дело энергично включилась махновская контрразведка, которая начала отслеживать буквально каждый шаг атамана. Компромат не заставил себя долго ждать...

Вскоре после объединения с махновцами григорьевцы вновь совершили нападения на Александрию и Елисаветград. Захватив эти города, повстанцы уничтожили в них около 70 евреев. И это — при чуть ли не клятвенном обещании Григорьева больше не трогать евреев пальцем... Контрразведчики «батьки» также рассказали Махно о весьма подозрительном контакте атамана с одним местным помещиком, которому Григорьев оставил пулемет и большую партию одежды... Еще большей тревогой дышали агентурные сведения о том, что григорьевцы готовят покушение на Григория Махно — родного брата Нестора Ивановича, который стал начальником штаба объединенной армии... «Батько» не мог не задуматься над тревожным вопросом: а не готовит ли его союзник переворот в армии?

Но все это было ничто по сравнению с тем, что произошло в один из июльских дней 1919 года. В тот день махновцы привели к своему « батьке» двух интеллигентного вида мужчин, которые настаивали на встрече с атаманом Григорьевым. Быстро сообразив, что незнакомцы не знают атамана в лицо, Нестор Иванович назвался Григорьевым и вскоре выяснил, что незнакомые мужчины были... белогвардейскими офицерами, которые прибыли для связи к его союзнику. Задержанные имели при себе письмо к атаману от белого генерала Романовского, из которого следовало, что Григорьев уже давно действует по указке деникинского штаба...

Впав в необузданную ярость, Махно собственноручно расстрелял деникинцев. Нестор Иванович и его командиры имели тогда не меньшее желание расстрелять и самого Григорьева. Однако как уже достаточно опытный в разных отношениях человек, Махно учитывал, что лица, представившиеся ему деникинскими офицерами, могли на самом деле быть чекистами, имевшими задание спровоцировать весьма выгодный для большевиков махновско-григорьевский вооруженный конфликт. Было решено и дальше следить за каждым шагом атамана...

В один из июльских дней 1919 года Григорьев выступил с частью повстанцев в направлении станции Плетеный Ташлык, имея задание задержать там передовые отряды белогвардейцев. Однако поведение всегда бесстрашного атамана оказалось крайне странным и подозрительным. Вместо активного сопротивления деникинцам Григорьев сдал станцию без боя...

Позднее, рассказывая об этом эпизоде Махно, Никифор Александрович объяснил его существенным превосходством белых в живой силе и технике. Вполне возможно, что в другом случае Махно и поверил бы атаману, однако встреча с людьми, отрекомендовавшимися офицерами-деникинцами, заставила Нестора Ивановича посмотреть на эту ситуацию совершенно другими глазами. У Махно уже не осталось сомнений, что Григорьев действует заодно с белогвардейцами. Вскоре (в конце июля 1919 года) верхушка махновщины вынесла атаману смертный приговор...

Прав ли был Нестор Иванович и его командиры, посчитав Григорьева тайным союзником деникинцев? На мой взгляд, этот важный вопрос все еще нуждается в дополнительном исследовании. Однако довольно большое число прямых и косвенных данных позволяют с весомым основанием предположить, что это было именно так. Добавлю, что в этом в принципе не было ничего неестественного. Разочаровавшись в большевистской власти, Григорьев вполне мог развернуться в сторону Деникина, который восстанавливал милую крестьянскому сердцу свободу торговли и совхозов не насаждал.

27 июля 1919 года объединенная армия Григорьева и Махно вступила в херсонское село Сентово, где вскоре состоялся большой крестьянский митинг (по другим данным, это был повстанческий съезд). Первым выступил на нем Никифор Григорьев. В своем выступлении атаман подчеркнул, что главная цель украинского повстанческого движения — эта беспощадная борьба с «угнетателями-коммунистами», и что борясь с ними, повстанцы не должны пренебрегать никакими союзниками, включая и деникинцев. Однако, поставив вопрос так, атаман, выражаясь современным языком, сильно подставил себя. В ответ близкие соратники Махно — Чубенко и Шпота — заклеймили Григорьева как погромщика и контрреволюционера, в глазах которого « по-прежнему виден блеск золотых царских погон». Вполне естественно, что присутствующий на митинге Григорьев сразу же потребовал от «батьки» и его ораторов объяснений. Атаман получил их в здании местного сельсовета, куда он пришел в сопровождении Махно и нескольких других видных махновцев. Поставив свой револьвер на боевой взвод и спрятав оружие за спиною, Чубенко напомнил Никифору Александровичу и кровавые еврейские погромы, и его дружбу с помещиками, и его контакты с белогвардейской армией... Атаман схватился за кобуру пистолета, однако Чубенко опередил Григорьева, выстрелив ему в голову. Через несколько секунд «подсудимого» поразили пули самого Махно и известного махновского военачальника Семена Каретникова. Тяжелораненому Григорьеву еще хватило сил выбежать во двор, однако преследователи выбежали вслед за ним и там, во дворе, его добили. Вскоре по приказу Махно были уничтожены и члены атаманского штаба. Рядовые же григорьевцы, заблаговременно окруженные махновцами по приказу «батьки», не решились на вооруженное сопротивление своим союзникам, хотя и любили своего атамана. Большинство из них вскоре признало военную власть нового командира — Нестора Ивановича Махно.