Композитору Виктории Полевой
За уникальную музыку, получившую признание в мире
Автор трех симфоний, балета «Гагаку» по новелле А. Рюноскэ «Муки ада», множества оркестровых, хоровых, вокальных и камерных произведений Виктория Полевая сегодня является одним из самых интересных и ярких украинских композиторов. Воспитанная в семье с серьезными музыкальными традициями (дед Петр Могила (псевдоним - Петр Полевой) - артист Государственного украинского народного хора им. Г. Веревки), отец - композитор Валерий Полевой), она нашла свой путь, утвердилась как самостоятельный и сильный художник. Работам Полевой присущ напряженный драматизм, это музыка духовного усилия; катарсис здесь приобретает первичную энергию высокого потрясения. К ее произведениям обращаются лучшие оркестровые и камерные составы как в Украине, так и за рубежом.
В этом году Викторию выдвинули на соискание Шевченковской премии - поэтому, наконец, к ней приходит официальное признание на родине.
- Я постоянно варилась в музыкальной среде. Писать - и есть жить. Я пыталась понять, что помню о детстве. В четыре года, вполне определенно - музыка в голове: прижимаю ухо к подушке, и вдруг, как кнопкой, включается оркестр. Убираю ухо - перестает. Я думала, что это радио. Наверное, вот исходная точка: оно там есть, оно звучит. Несколько раз пыталась сказать родителям, но никто не верил. Я обижалась.
- Я всегда жила двойной жизнью. Была немой-глупенькой в мире взрослых, учеба в школе и после нее были настоящим адом. Я должна была быть послушной, сидеть со всеми, слушать и кивать, однако внутри все это ненавидела. И уже когда вошла в мир культурных взаимодействий, то модус отрицания принесла с собой. Выбрала в кумиры такие фигуры, рядом с которыми много довольно приличных культурных явлений ничего из себя не представляли: Скрябин, потом Вагнер, Малер, Сильвестров и Пярт. Дальше - Веберн, Лигети, Кейдж, и всегда - Моцарт.
- Один собеседник в интернете как-то сказал мне, что чувствует себя «чайником» во всем. Вот и я так. Чайник с расписными боками. А внутри чувствую пустоту. Периодически пытаюсь ее заполнить, но когда я полная, появляется тоска по пустоте. А то, что показываю миру, - это стороны, которые я разрисовываю, чтобы просто поддерживать общение. Поэтому вопрос «что есть то-то?» Ведет к ответам типа «оно не есть», или «оно является не», или «оно не». Отсюда и названия моих произведений: «Ноль», «Оно», «Прогулки в пустоте», «Песенка Никто» - как отрицание существования объективных вещей. Реально то, что неуловимо. Остальные - роспись на боках.
- Часто музыка связана с людьми. Лицо, какое-то слово, взгляд могут зародить внутреннее движение, прорасти через музыку. У меня есть несколько таких произведений-портретов. Имя человека переводится звуками, образуется серия, а закон расположения этих звукобукв идет от меня. Как у Брака или в Пикассо - черты лица разбросаны по картине.
- Нет любимых звуков, тембров, тональности. Я все люблю, я всеядна. Мне нравится и плохая музыка тоже. У меня есть сочинение-хэппенинг «концерт немых заик» под названием «Эхос». Это мизерабельная музыка слабых, смешных, неуверенных в себе существ. И ремарки: «играть фальшиво». Петь плохими голосами. Речь идет о том, что процесс рождения благозвучных фонем очень сложный и идет от явного неблагозвучия, особенно если те, кто ищет эти слова, не владеют речью. Скорее всего, результат будет некомфортным, непривлекательным, но появится благодаря напряженному, интенсивному поиску. Мне нужен звук как стремление. Поэтому я очень часто использую крайние регистры, там, где петь и играть неудобно: очень высоко или слишком низко. С одной стороны, это дает очень большое пространство, а с другой - пафос взлома собственных границ, собственного «не могу». Вот что важно.
- Музыка - это территория, где тебе ничего не дают. Только отдаешь! И бьют все. Это территория наказания. Знаете, что автор переводится как «виновный»? Ты виноват в том, что это произведение появилось на свет. А в нашем мире виноватый подлежит осуждению; заявляя себя автором, ты мучишься. Наверное, это то, о чем я мечтаю, и территория, на которой я могу, не совершая официально преступлений, быть наказанной (смеется). Моя личная тюряга.
- Только узник знает, что такое свобода. А так - болтаешься в пространстве. Вот если тебя прикуют, кишки начнут вынимать, как у героя Мела Гибсона в «Храбром сердце», - вот тогда ты взвоешь: «Freedom» - «Свобода!».
Section
Корона «Дня»