«У нас есть культ успеха, но нет культа повседневной работы»

Нынешним летнешкольникам «Дня» повезло: им представился случай поговорить с Андреем Любкой — талантливым писателем, переводчиком, блогером и колумнистом многих изданий, в частности газеты «День». Он редко бывает в Киеве, но охотно согласился на диалог со студентами, потому эта встреча была особенно приятной для «школьников». Все началось с аплодисментов — ими же и закончилось. А как иначе? Это был продуктивный разговор для будущих журналистов, ведь пан Андрей обрисовал проблемы, которые могут возникнуть в процессе написания любых материалов, и, конечно, рассказал о наслаждении от бумажных книг и газет (кстати, он как-то поделился в «Фейсбуке», что утренний кофе пьет именно с нашим изданием) и поиске вдохновения. Поэтому увлечение интересными познавательными текстами перешло и к восхищению от личности их иронического автора.

Анастасия ХАЗОВА, Восточноевропейский национальный университет им. Леси Украинки: 

— Вы ведете собственные авторские колонки, в частности в газете «День». Какое место в вашей творческой деятельности занимает блогерство и колумнистика, и вообще относите ли это к творчеству?

Андрей ЛЮБКА: — Самая худшая моя проблема — темы. Когда я начинал писать колонки в 2014 году, то мне казалось, что это очень классная возможность. Колонка — это шанс высказаться на тему, которая не всегда может быть актуальной сегодня. Это твои частные три с половиной тысячи знаков. Ты можешь что-то рассказать, донести какую-то информацию, забытый факт, напомнить об убитом писателе, что-нибудь. Оказывается, что примерно за два-три месяца темы, которые ты хочешь донести до людей, исчерпываются. Ведь писать о том, что происходит в настоящий момент, не очень хочется. Хочется писать что-то лирическое, или вечное, или мудрое. И его порой тоже нет. Вот почему, с одной стороны, колумнистика — это большое счастье для автора. Во-первых, это дисциплинирует. Например, когда я знаю, что до полуночи я должен послать новый текст. С другой стороны — это большое проклятие. Но я, скажем, из своих колонок составил две книжки: «Спать с женщинами», которая вышла три года тому назад, и моя последняя книжка «Саудаде». Это тексты, которыми я обманываю редакторов. (Улыбается). Они хотят, чтобы я писал что-то актуальное, чтобы была дискуссия, комментарии. Часто мне удается обмануть редакторов и написать «о чем-нибудь». И часто это оказывается более интересным читателям, чем мои актуальные размышления о том, почему Мари Ле Пен, например, в данный момент будет создавать новую партию или уйдет из «Национального фронта». Например, на сайте «Дня» последняя моя колонка «Что со мной не так». Это не очень формат колонки, но оказывается, что потом эти тексты имеют высшую стоимость, чем классический текст, в котором ты пишешь об актуальных темах.

«БОЛЬШЕ ВСЕГО НЕ ХВАТАЕТ РАБОТЫ»

Александр САВЧЕНКО, старший лейтенант Вооруженных сил Украины:

— Насколько трудно в наше время развиваться молодым писателям в Украине, с какими трудностями они сталкиваются и как их преодолевать?

А.Л.: — Вот нет такого слова «труднощ» в единственном числе. Есть только «труднощі». Но если говорить об одной проблеме — то это непоследовательность. Если мы хотим добиться успеха в каком-то деле, мы этим делом занимаемся. У нас большинство молодых авторов считают, что они станут хорошими писателями только тогда, когда будут долго систематически пить. Есть люди, которые все время рассказывают о своих творческих планах, над чем они работают. Но все заканчивается только на репродуцировании этой богемной жизни Парижа. Уже никто так не пьет, как Рембо, Верлен или даже Есенин — те примеры, на которых они воспитались. Но их интересует не так литература, как этот богемный флер жизни. Он частично романтичный, частично мятежный. Но немногие работают над собой. Нельзя написать роман, если его не писать. Если ты хочешь чего-то достичь — пиши систематически, регулярно, в плюс или в минус — только тогда ты начинаешь жить как профессиональный писатель. Я с 2014 года не хожу на работу, а занимаюсь литературой и перевожу.

Больше всего не хватает работы. У нас нет культа Франко — как человека, который много сделал, у нас есть культ успеха, культ богемы, какого-то сбора лайков в «Фейсбуке», но нет культа повседневной работы.

А.С.: — А если говорить о трудностях в издании своих работ?

А.Л.: — Все познается в сравнении. В настоящее время если ты что-то написал, то ты можешь это издать, опубликовать. Нет Валуевского циркуляра. Молодой поэт всегда будет иметь проблемы, потому что то, что он пишет, никого не интересует. Это — реальность. Но это хорошо. Молодой поэт должен страдать. Он должен конфликтовать с миром.

Везде есть проблема первой изданной книжки. Молодой автор всегда, во всех странах сталкивается с этой проблемой. В прошлом году мы для издательства «А-Ба-Ба-Га-Ла-Ма-Га» переводили антологию современной молодой поэзии США, и несколько этих молодых американских поэтов прилетели потом в Украину. Когда мы с ними говорили, они восхищались: «Как у вас классно! В Америке уже никто не читает, никому это не интересно, а у вас люди приходят слушать поэзию».

Когда шведские поэты приехали на Форум издателей, где сидит 95% студентов, из которых 75% — студентки, после выступления один из них мне сказал: «Слушай, в следующей жизни я хочу родиться украинцем». Поэтому эти проблемы — везде. Также нужно понимать разницу между поэзией и прозой, первая никогда не была коммерческой и никогда не будет коммерческой. Нужно понимать, какой вес в нашем обществе имеет поэзия. Как безгосударственная нация, мы не имели возможности в течение веков ни поддерживать поэзию, ни даже создавать прозу.

«БЫТЬ ДЕМИУРГОМ ХОРОШО, ПЛОХО  БЫТЬ АВТОРОМ»

Юлия КАРМАНСКАЯ, Восточноевропейский национальный университет имени Леси Украинки:

— Во время одной из своих презентаций вы сказали, что получаете наслаждение от роли демиурга, потому можете убить главного героя в начале книги. Однако ваши стихотворения и романы тоже творят вас как писателя. Каким образом на вас влияют собственные книги и что они в вас изменяют?

А.Л.: — Слава Богу, я не принадлежу к своим читателям, и мои книги на меня никак не влияют. Мне кажется, что быть демиургом хорошо, плохо быть автором. Здесь я согласился бы с той концепцией, что автор умер.

Вот в данный момент я могу обсуждать роман, который я пишу, — и этот диалог плодотворен, ведь я его еще творю, еще могу изменить. Мне интересны новые фразы, интересно наполнить текст новыми живыми кусками из жизни. Когда уже выйдет книга — ничего изменить нельзя. Наверное, для писателя нет ничего большего, чем то, когда книга ушла от него. Он не имеет на нее никакого влияния. Можно, конечно, сделать издание второе, переделанное, дополненное. Но все равно ты живешь тем произведением, и оно тебе интересно только в момент написания.

И вы вспоминали о романе — мой первый роман начинается с того, что звонит будильник, просыпается женщина и хочет будить мужчину, а он в кровати мертвый. Это кайф — когда ты можешь сделать, о’кей, с вымышленной, но все равно с какой-то личностью все, что заблагорассудится. И я почувствовал, что этот герой все время будет путать мне карты. Я не могу залезть в его шкуру, и потому он будет брыкаться. Он не будет мне по силам,  я его не понимаю. Единственный нормальный выход, который оставался, это убить его в первом же предложении. И когда я его «завалил», поверьте, потом можно описывать все уже иначе, куда ходили герои, что делали...  Он уже не живой, и  в этом демиургическое наслаждение писателя. А когда книжка вышла, этого сделать уже нельзя.

«НОБЕЛЬ — ЭТО ПРЕМИЯ ЗАСЛУГ»

Александр ПОДВЫШЕННЫЙ, Национальный университет «Острожская академия»:

— Скажите, пожалуйста, кого из украинских писателей современности вы бы выдвинули на получение Нобелевской или Пулитцеровской премии? За что вообще стоит давать премии?

А.Л.: — Это сложный вопрос, потому что, как правило, премию получают люди, которые не просто очень хорошо пишут, а которые известны членам жюри. Идет речь о том, что у нас есть много писателей среднеевропейского уровня, но, к сожалению, у нас очень мало переводчиков, и потому очень четкая диспропорция. У нас есть традиционный путь украинских писателей на европейские рынки — начинается в Польше, потом его подхватывают немецкие издатели, и он уже становится известным в немецкоязычном пространстве.

Три года тому назад я полетел на фестиваль в Бразилию, где нужно было перевести 10 стихотворений на португальский язык. Переводчика, который мог бы работать с поэзией, не нашлось. Был переводчик, который умеет работать с договором, мог перевести, скажем, инструкцию, но физически мы не нашли переводчика, который мог бы перевести стихотворения. Физически — за деньги.

У нас традиционно очень слабая позиция в англоязычном литературном мире: во-первых, они мало переводят, их не интересуют другие литературы. Во-вторых, у нас нет авторов, которые бы пробились и сделали коммерческий фурор, кроме Андрея Куркова. И потому, когда мы читаем, что в Британии вышла новая книга, то это идет речь в основном об университетских изданиях, малых тиражах и об очень закрытой группе читателей. Соответственно, эти тексты остаются неизвестными широкой общественности и таким образом не попадают в литературные обзоры. Для того, чтобы получить Нобеля, нужно получить перед тем хотя бы 10—15 других литературных премий в других странах и таким образом доказать, что это творчество стало частью европейского контекста. Нобель — это, скорее, награда, которая дается как признание всех предыдущих заслуг. В этом смысле, конечно, мы проигрываем. Потому что у нас со шведским языком большие проблемы, и со всеми северными языками — тоже. Перевод —  то же творчество. Как и писание — тебе нужно написать эти слова по-новому. Невозможно хорошо перевести стихотворения без долгих лет работы, а за эти долгие годы работы никто не платит.

Важно понимать, что могла бы получить Нобелевскую премию, например, Лина Костенко, но она абсолютно непереводная. Она создала прекрасные стихотворения на украинском языке. Без этого ювелирного подхода к слову, который у нее есть в украинском языке, те месседжи, что она хочет дать миру, — пусты. Если вы переведете это на английский язык и его прочитают шведы, то вряд ли они дадут за эти слова Нобелевскую премию.

Я не думаю, что для писателя премии — очень важно, особенно в своей стране, и это какой-то показатель. Больше всего мое достижение сейчас — это то, что в какой-то момент изменилась ситуация, и я смог заниматься только тем, что я люблю и что хочу делать, — писать. Благодаря тому, что есть читатели и мои книжки стали более-менее популярными, я могу заниматься тем, что люблю, и тем, что у меня более-менее получается, потому что все другое получается еще хуже. И потому это наибольшее счастье и наилучшее признание.

«В РАЗМЫШЛЕНИЯХ О ТЕКСТЕ КАК РАЗ И КРОЕТСЯ СУТЬ ЛИТЕРАТУРЫ...»

Любовь РЫБАЛКО, Одесский национальный университет имени И.И. Мечникова:

— Сейчас по вашему рассказу проходят съемки фильма «Королева рамы». Насколько я понимаю, они будут дебютными. Расскажите подробнее об этом. Продолжается ли этот процесс и довольны ли вы результатом?

А.Л.: — Это рассказ об Ужгороде, его снимают в Киеве. В главной роли львовская актриса из Театра имени Леся Курбаса — Наталья Рыбка-Пархоменко. В принципе, фильм должен был бы появиться осенью, первый этап съемок завершен. Мне приятно, что они (режиссер Марина Лопушина, оператор — Юрий Данкевич. — Авт.) снимают этот фильм. У меня есть несколько таких так называемых видеопоэзий, но это были любительские работы. А это уже фильм с бюджетом, костюмами, кастингом актеров и так далее. Я никакого влияния на этот фильм не имел.

Дискуссионным моментом стало название — его хотели изменить. Я долго над ним думал, и оно мне нравится. «Королева рамы» — в нем есть отголосок «Королева драмы», то есть существует этот хипстерский компонент. А с другой стороны, «Королева рамы», потому что это рассказ о раме велосипеда. Это реальная история из Ужгорода после Второй мировой войны. После определенных наших разговоров, мне кажется, что удалось их убедить в том, чтобы название осталось. Литература чем хороша? Литература классная не тем, что написано, а тем, что не сказано, так ведь? То есть тем процессом сотворчества, когда читатель сам что-то представляет. Скажем, для кинематографистов было непонятно, почему этот брат подставляет другого брата, даже невзирая на то, что ему нравится его жена. И они должны были доснять еще один элемент, которого не было в книжке. Как они малые где-то бегают, играют и как мама больше любит одного брата, а другой всегда на втором месте, и как этот сызмальства просто лелеет злобу, зависть и таким образом формирует свою жизнь. Потом он становится таким негодяем и мерзавцем, который всегда завидует брату, что у него есть семья, что он порядочный, его уважают, а этого никогда не любили. Мне кажется, что рассказ, в котором этого фрагмента нет, — лучше, потому что читатель сам должен задать себе вопрос: «А почему так случилось? Неужели этот так сильно любил эту жену? Неужели это такой плохой человек, или есть какие-то другие мотивы?» И вот в этом раскапывании правды, в этих размышлениях о тексте как раз и кроется суть литературы, мне так кажется. Это послевкусие, когда ты прочитал, но какая-то мысль тебе волнует, и ты дальше думаешь об этих героях: «Что они делают? Почему они сделали так?..»

«ОДИНОЧЕСТВО РЕГЕНЕРИРУЕТ»

Мария ГОРШКОВА, Хмельницкий национальный университет:

— Две ваши последние книги — это малая проза, которая проникнута поиском гармонии. Нашли ли вы собственную гармонию, помогает ли в этом писание?

А.Л.: — Гармонию я нашел, собственно, в писании. Гармонию я нахожу в рыбалке. Я бы не сказал, что книга «Комната для печали» проникнута поисками гармонии. Это, скорее, книжка о светлой меланхолии, об одиночестве. У нас не любят одиночество. Эти книжки «для лидеров» говорят, что тебе нужно строить социальные круги, заводить нужные знакомства, общаться, вести переговоры. Никто не говорит о том, насколько полезно побыть в одиночестве, насколько полезно побыть самому и насколько, в принципе, полезно пострадать или немного себя пожалеть. Насколько этот процесс действительно регенерирует. Для меня одиночество можно сравнить с розеткой, с помощью которой ты заряжаешься энергией. Вот я иду на рыбалку, рыбачу, и это возможность подумать о многих таких вещах, о которых я не имею времени думать даже дома, ведь дома я беру книжку. А когда ты берешь чужую книжку, ты прекращаешь вести собственные размышления. Одиночество в «Комнате для печали» в действительности и грустное, но это для меня очень светлое состояние или даже процесс. И потому гармония — в аскетизме...

Напомним, Летняя школа журналистики «Дня»-2017 проходит при поддержке Центра информации и документации НАТО в Украине.