Ахтем Сейтаблаев: «Прошлый год прошел у меня под знаком усмирения гордыни»

Последнее время имя Ахтема Сеитаблаева часто появляется на страницах печатных изданий, звучит с экранов телевизоров, комментируется в соцсетях. Это не удивительно. Две недели назад в прокат  страны вышла его новая режиссерская работа историческая драма «Захар Беркут», которая побила рекорды посещаемости, опередив за последний уик-энд почти в два раза (и это только в кинотеатре «Жовтень») даже любимого многими киноэстета Вуди Аллена («Дождливый день в Нью-Йорке»). А седьмого ноября — новая премьера. Фильм крымско-татарского режиссера Наримана Алиева «Домой», где Ахтем Сеитаблаев сыграл главную роль. Картина получила Гран-при на Одесском кинофестивале нынешним летом, разделив его с грузинской лентой Левана Акина «А потом мы танцевали», и  выдвинута Украинским оскаровским комитетом на премию Американской киноакадемии.

В настоящее время  Ахтем  снимает новый проект, и на нашу утреннюю чашку кофе приехал практически со съемочной площадки, после ночной смены. С него мы и начали разговор. 

«ДОБРОВОЛЕЦ»

— Ахтем, вы уже приступили к съемкам фильма «Конотопская битва», который недавно презентовали на питчинге в Госкино Украины?

— Нет, сейчас мы снимаем сериал для телеканала ICTV, который называется «Доброволец». Достаточно неожиданная для меня работа, хотя на начальном этапе я имел к ней опосредованное отношение. Года полтора назад мы встречались с руководством канала, обговаривали возможные темы для постановки, среди которых была и эта. И недавно, когда режиссер, который  должен был снимать сериал, по ряду причин не смог это делать, «Добровольца» предложили мне.  Я согласился, поскольку в определенном смысле — это мой моральный долг (все-таки, стоял у истоков), над сериалом работает много моих друзей, да и его тема важна для меня.  Возвращение человека с войны. Так случилось, что мы живем в драматическое время, когда идет российско-украинская война, с фронта возвращаются люди с обожженной судьбой, с обожженной памятью. Статистика зафиксировала за последние пять лет более 1000 случаев суицида среди них (это лишь официальные данные!), около 50 процентов разводов.  Эти цифры говорят о том, что война идет не только на востоке, она разрушает жизнь многих людей и там, где нет боевых действий. Мне показалось, что история, которую мы рассказываем в «Добровольце»,  может заинтересовать телезрителей. Кроме детективной составляющей, маскулинной части, в ней есть территория для размышлений — ведь  от нас самих зависит сделать собственную жизнь такой, чтобы мы могли отдавать силы любимой работе, семье, встречаться с друзьями, пить кофе на улице, как сейчас мы с вами. Хочу надеяться, это будет мой оммаж по отношению к тем людям, кого я безмерно уважаю и за кого очень сильно переживаю. Это военные, добровольцы, врачи, волонтеры. И темы, которые мы поднимаем в сериале, непосредственно касаются их всех. Нужно сказать, не простой сериал для производства, много экшн — сцен...

— Кто из актеров занят в сериале?

— В главной роли — Олег Шульга, снимаются также Роман Мацюта, Всеволод Шекита из «Киборгов», Андрей Майстренко... Это мужское кино, женских ролей всего две, но там есть что поиграть.

— А какова судьба фильма «Конотопская битва»?

— Мы прошли два питчинга Госкино, как и многие наши коллеги, получили достаточно высокий балл. Что будет дальше, время покажет.

«ЗАХАР БЕРКУТ»

— Две недели назад на экраны Украины вышла ваша новая режиссерская работа — фильм «Захар Беркут». В чем фокус этой исторической драмы классика украинской литературы Ивана Франко сегодня, тем более, что уже существует одноименная талантливая экранизация произведения, снятая Леонидом Осыкой?

— Это очень хороший вопрос. Наверное, главный для меня. Когда мне предложили снимать «Захара Беркута», я несколько раз пересмотрел фильм Леонида Осыки с поистине звездным составом украинских актеров — Константином Степанковым, Бориславом Брондуковым, Антониной Лефтий. А вот книгу прочитал впервые, я оканчивал школу в Средней Азии, где Франко в программе не было. И мне показалось, что   знаю, о чем хочу снимать кино.  Любая война (в буквальном смысле — с войсками, с убийствами, с кровью) начинается с войны идеологий, с войны мировоззрений. Тугар Вовк родился на украинской земле, стал здесь боярином, а  после плена у монголов, где он увидел устройство их государственности, акцентировал свое внимание на том, какими (по его мнению) должны быть отношения между господарем и его людьми — приказ вышестоящего не поддается обсуждению, каждый чувствует себя частицей целого, бегство карается смертью. В принципе, ничего плохого в этих постулатах нет — чтобы быть сильным, нужно защищать свою землю, свой образ жизни, и должен найтись человек, который возьмет на себя ответственность за это. Так было всегда за время существования человечества. Примеров тому множество. Роль личности в истории играет огромную роль. Чингисхан — своеобразный рекордсмен (как сегодня бы сказали, его можно внести в книгу Гиннеса), он провел около 300 битв, и все выиграл. Нет ни единого полководца в мировой истории с такими результатами.

И Тугар Вовк принес этот чужой устав в свой монастырь. Хотел построить идеальную модель общества, где он — абсолютный властитель, но берет на себя обязательства защищать свой народ. Вы — мои, я — ваш! Захар Беркут, переводя на современный язык, отвечает ему: «В принципе, нас все устраивает, за маленьким исключением. Мы здесь жили веками, и согласны плечом к плечу с тобой защищать свою родину, но с одним условием: мы — сообщество вольных людей, и выполнять твои приказы согласны лишь при условии взаимного уважения». Тугар Вовк как умный человек понимает, что маленький шажок к подобным уступкам — окошко для будущего плебисцита, который еще называется народной демократией. Несовершенная форма управления, но ничего лучшего человечество не придумало... С этого момента и начинается конфликт Тугара Вовка и Захара Беркута. А тут еще дочка, единственное счастье в жизни Вовка, влюбляется в сына Беркута...

С другой стороны, Захар Беркут для меня — харизматическая личность. Отстаивая честь, достоинство, свободу людей, которые доверили ему свою жизнь, он понимает, что может потерять самое родное, что у него есть —  своих сыновей. Он как Авраам, которому Всевышний послал испытание на крепость его веры. Захар Беркут идет на такую страшную жертву, совершенно четко осознавая, что он сам воспитал своих сыновей как воинов, и они готовы уйти в мир иной, но  с честью, потому что исполняют одну из самых благородных миссий мужчины — защитника. Как бы пафосно не звучали эти слова. Это и есть  главное идеологическое столкновение мировоззрений двух человек, рожденных в одной среде. Которые, по большому счету, хотят одного и того же. Сильного народа, достатка, мирного неба, защиты от врага. Часто говорят, что дьявол — в мелочах. Это как раз тот случай.

И еще. Мне вообще очень везет на встречи с людьми, которых я называю учителями, даже если они не знают об этом. В свое время в Симферополе я познакомился с профессором, доктором филологических наук Мариной Алексеевной Новиковой, и с тех пор обращаю особое внимание на имена людей, названия городов, произведений. Все они несут  определенный меседж. И я задумался, когда приступал к работе над фильмом, что за необычное имя у славянского боярина — Тугар. Мне послышалось что-то родное. Обратился к Роланду Франко (внуку писателя), с которым мы консультировались во время съемок, он — председатель правления Международного фонда Ивана Франко. Роланд сказал: «Достеменно я не знаю, що це слово означає, але відчуваю, що, мабуть, таке незвичайне ім»я тому, що Тугар Вовк був у полоні в монголів». А в крымско-татарском языке «тугар» (туджар) означает «купец». И соединение с фамилией — Вовк (хищник, воин — символ силы, самостоятельности, но не подлости) — весьма многозначительно, и приводит к внутреннему конфликту в самом человеке. Кто Тугар Вовк больше — купец или воин?.. Расшифровка его имени много сказала мне об этом персонаже. Тугар ведь, по сути, понимает Захара Беркута, но жизнь диктует свои условия. Что, в конце концов, приводит к его личной трагедии — он становится предателем своей родины, семьи, теряет дочь.

— Все заглавные роли в вашем фильме играют голливудские актеры. Кто из них произвел на вас наибольшее впечатление — не только по профессиональным, но и по человеческим качествам? Как вы общались? На каком уровне ваш английский?

— На уровне нуля! (Смеется) Когда выезжаю за границу, и офицер спрашивает о цели поездки, накрывает чувство стыда! «Люди, люди! Зачем я еду?!» Я четыре раза начинал заниматься с педагогами, но постоянно вносят свои коррективы съемки... Однако на площадке,  когда хочешь подробно поговорить с актером про его роль, про тему, содержание фильма, про «зачем» ты снимаешь сегодня это кино, помогает, конечно же, язык жестов. Плюс микст английских, украинских, крымско-татарских слов! (Смеется) Я очень благодарен актерам, и это еще один признак профессионализма и подхода к работе (прямо по Станиславскому! — смеется), что они все прочитали повесть Ивана Франко. Все. Живо интересовались местными традициями — что, как, почему, украинской кухней. Их совершенно потрясли наши вареники с вишней! Все артисты приходили на площадку подготовленными, в рабочем настроении. Было видно, что они любят свою профессию, и очень дорожат ею.

Отдельно хочу отметить, что все американские актеры — в прекрасной физической форме. В прекрасной! Начиная с Роберта Патрика, исполнителя роли Захара Беркута. Если я и хочу походить на кого-то в определенном возрасте, то именно на него. Роберт Патрик — это мощь,  мудрость, сила, любовь к профессии и доскональное ее знание. К тому же мужчина в кубе! От него исходит невероятная энергия, и при всем этом он абсолютно не изображает из себя звезду. Приходя на площадку, Роберт все внимательно осматривал, ощупывал. Помню, увидев декорацию Тухли, с удивлением спросил у художника-постановщика Влада Одуденко: «Дерево?! Это ведь безумно дорого! У нас в Америке подобные вещи делают из пенопласта!» На что Влад ответил: «Мистер Роберт! У нас пенопласт в два с половиной раза дороже!» (Смеется) И это правда.

Что удивительно, Алекс МакНиколл, который играет Максима Беркута, в течение месяца настолько  хорошо научился говорить на украинском, что, приходя на площадку, здоровался так: «Доброго ранку всім! Я відчуваю, що сьогодні ми гарно попрацюємо, і, взагалі, нас очікує шалений успіх!» (Смеется) У меня создалось впечатление, что он какой-то тайный агент! И по завершении проекта я подарил ему подушку, на которой было написано: «Шалений успіх!»

 Но кроме американских актеров  в «Захаре Беркуте» заняты и украинские , и я горжусь тем, как они прекрасно работали на площадке.  

— В «Захаре Беркуте» у вас был со-режиссер с американской стороны — Джон Винн. Не возникало разногласий в творческом подходе к материалу?

— Мы достаточно долго притирались друг другу. У Джона — это первая режиссерская работа, а у меня — первый опыт со-режиссуры. Порой приходилось идти на компромисс, и не все в фильме я могу назвать «моим». Это, конечно, отразилось на результате, но не критично.

— Вы ведь сняли такой сложно-постановочный фильм за 50 смен? Как это возможно?!

— Я не знаю... (Задумывается) Команда у нас была прекрасная, конечно. Юра Король, на мой взгляд, выдающийся украинский оператор. Он — и друг замечательный,  и человек очень хороший, и оператор, который всегда вникает в содержание сцены. Это так важно! Перед каждой съемкой Юра спрашивал: «Расскажи про что...» — «Ты сценарий читал?!» — «Читал. Но ты же режиссер». Ему было нужно знать не только содержание сцены, но и  что за ней стоит. Ведь второй план — категория чувственная. Это уникальное качество оператора, достаточно редко встречающееся. Художник-постановщик Влад Одуденко... Прекрасный профессионал, волшебник. Собственно, подобные слова я могу сказать о любом члене съемочной группы — это команда единомышленников, которая знает и любит кино, и работать с ними было удовольствие.

«ДОМОЙ»

— В кинотеатрах Украины вовсю «чеканит шаг» «Захар Беркут», а седьмого ноября уже ожидается  новая презентация — фильм Наримана Алиева «Домой», где вы сыграли главную роль. Как по мне, одну из лучших (если не лучшую) в вашей актерской биографии. И как вы все это успели, ума не приложу...

— (Смеется) Я вам скажу больше. Первого сентября прошлого года мы закончили съемки «Захара Беркута», второго у нас была «шапка» (традиционное завершение съемочного периода. — Авт.), а третьего сентября я уже поехал на площадку фильма «Домой» режиссера Наримана Алиева. 

Вообще-то, Нариман предлагал мне сыграть другого персонажа, брата главного героя Мустафы. Но когда я прочитал сценарий, он меня обжег по многим причинам. И потому, что я — крымский татарин, и потому, что история, рассказанная в фильме, отчасти напомнила мне мои взаимоотношения с отцом. Хотя, слава богу, не такие драматичные, как в фильме. Но, в первую очередь, мое внимание привлекли имена режиссера (и соавтора сценария) Наримана Алиева и автора сценария Марыси Никитюк. Они очень разные люди, и мне стало интересно, что же этот тандем напридумывал. (Улыбается) Наримана я знаю давно, еще со времени его поступления в институт, и слежу за его творчеством. Поначалу меня насторожило, что он выбрал такую сложную тему (хотя молодые люди, только начинающие свой актерский или режиссерский путь, часто берутся за непростые сюжеты), но, поговорив с ним, понял, что это не сиюминутное решение, не настроенческое, а очень серьезная попытка разобраться в себе, в собственной идентификации, в том, что делает семью — семьей, народ — народом. И я сам напросился на пробы Мустафы (кстати, моего младшего братишку сыграл прекрасный актер Театра драмы и комедии на левом берегу Днепра  Акмал Гурезов, не представляю, кто бы смог сделать эту роль лучше него). Я знал, что Нариману нужен персонаж внешне старше, чем я (по возрасту — то все нормально, у меня старшая дочка всего на два года младше Наримана). Поэтому я пригласил художника по гриму Аллу Леонову, с которой мы в то время работали на фильме «Захар Беркут»,  она меня немного «подстарила». И я честно три раза ходил на пробы, впервые в жизни...

Говорят, что у творческого человека — два состояния: абсолютная никому ненужность и тотальная загруженность. Бывают, конечно, моменты, когда ощущаешь выгорание: ты ведь живой человек, у тебя есть жизнь кроме профессии. Тогда нужно элементарно поспать или переменить обстановку, или... жанр в профессии. В прошлом году, мне кажется, я с этим справился

Мы с Нариманом много говорили о персонаже, о том, что помним из детства, о происходящем сегодня в Крыму. Потом начали репетировать сцены. Это было здорово! Я сам по мере возможности всегда стараюсь вызывать актеров до съемок, хотя бы для того, чтобы просто пообщаться. Договориться о некой системе координат, в которой мы будем существовать, о теме, о том, как каждый персонаж будет жить в сценарном мире. Это помогает наладить человеческий контакт, а мне (как режиссеру) — что-то узнать об актере и, может быть, даже изменить характер или поступки героя. После таких встреч, благодаря личности артиста, нередко образ становится более объемным, и мне это нравится.

— Кто из актеров еще пробовался на роль Мустафы?

— Я не знаю, честно говоря. У нас в Украине (материковой) хоть и живет тысяч пять—семь крымских татар (во Львове достаточно много, в Виннице — после аннексии Крыма), но актеров среди них мало. (Смеется). В нашем народе пока еще существует традиция слегка снисходительного отношения к людям моей профессии.

— А какие профессии престижны у крымских татар?

— Наверное, это присуще любому народу, который долгое время находился под прессом власти (попытка его уничтожения, невозможность получить образование, позволяющее работать адвокатом, врачом, летчиком, стать профессором), где-то с середины 60-х годов у крымских татар стало своеобразным «национальным спортом» (так шутили) — каждый ребенок в семье должен обязательно получить высшее образование. Но при этом и огород тоже должен быть в порядке! (Смеется) И это не блажь, это способ выжить.

— Вы тоже работали на огороде?

— Если я скажу, что работал, слегка рассмешу моих родственников, которые прочитают это интервью, но отец постоянно приобщал меня. У нас был очень большой сад, очень большой! Яблок столько, что хватало на всех родственников и оставалось до следующего сезона.          

— Родители и старшие дети и сейчас живут в Крыму?

— Да. Я их всех очень люблю, приглашаю в Киев постоянно, но пока они не хотят уезжать из Крыма. Дочка долгое время мечтала стать актрисой (она снималась у меня в «Хайтарме»), окончила режиссерский факультет университета Поплавского в Крыму, после аннексии полгода училась в Киеве, но все-таки уехала домой, не смогла адаптироваться. К тому же, я думаю, у нее   был в Крыму любимый человек. (Улыбается) Сейчас Назлы работает методистом в отделе культуры, ей нравится — общается с интересными людьми, ездит в командировки, и нет необходимости погружаться в проблемы, связанные с идеологией. Селим после окончания девяти классов поступил в юридический колледж, но мы с ним договорились, что оканчивать обучение он будет в Киеве.

— Ваша гражданская позиция не отражается на отношении крымских властей к детям?

— Говорят, что особо не отражается, но иногда с улыбкой интересуются, не мои ли они дети... На границе   спрашивают постоянно, передают «приветы»! (Смеется) В этом году Селим с Назлы приезжали в Киев на День независимости, мы вместе ходили на Марш достоинства, они своими глазами увидели  праздник, почувствовали его атмосферу. Сын в свое время четыре школы поменял из-за того, что скандировал «Слава Украине!» Он у меня, в принципе, спокойный мальчишка, но рука тяжелая. Отстаивает свою позицию, вот и приходилось мигрировать. Шестой — девятый классы оканчивал уже в крымско-татарской школе. Там, среди своих, было, конечно, гораздо комфортнее. И безопаснее.

— Вы сказали, что авторитарные, жесткие отношения Мустафы с сыном в фильме «Домой» отчасти напомнили вам ваше общение с отцом? Это норма для крымско-татарских семей?

— Я не склонен обобщать, сегодняшний день вносит коррективы, по-разному строятся отношения в каждой семье. Часто мудрые женщины — крымские татарки — по сути  являясь главой семьи, делают вид, что главный — муж. Это замечательно. Мой отец — достаточно жесткий человек, с очень четким представлением о семейной жизни, о традициях, о воспитании детей. Я не могу сказать, что не чувствовал со стороны отца любви к себе, но ее проявления были настолько редки и достаточно скупы, что в детстве я их практически не считывал. Ну, разве что, когда болел, температура 39, папа, уходя утром на работу, спрашивал: «Что тебе купить? Что ты хочешь?»

— Не обнимал, не целовал, когда вы были маленьким?

— Нет, нет... По большому счету, мы впервые и поговорили-то с глазу на глаз, когда мне было 20 лет, и я решил жениться. Проговорили полтора часа...

— Папа вас понял?

— Да. Я не скажу, что испытывал жгучую боль от недостатка общения, но постоянный страх не соответствовать представлениям отца о том, каким я должен быть (настоящим мужчиной), присутствовал. Это очень нехорошее ощущение скованности, зажатости в его присутствии. Я очень не хочу, чтобы мои дети ощущали себя так при мне. Хочу быть их другом. И хотя из-за занятости уделяю им не очень много времени, судя по тому, чем они со мной делятся, надеюсь, так и будет.

Поэтому, если вернуться к фильму, подобные отношения отцов и детей (родные — не родные) мы все часто встречаем в жизни, и  не только у крымских татар. Они обусловлены жесткостью внешнего мира: выходить замуж или жениться — только на своих, неукоснительное соблюдение национальных традиций и так далее. Так происходит не потому, что тот или иной народ не любит людей другой национальности, представителей иной религиозной конфессии, а потому, что если ты сегодня не построишь крепостную стену вокруг своего мира, то этого мира завтра может не стать. Это естественная реакция крымских татар и других народов, которые веками подвергались гонениям, на внешнюю угрозу уничтожения. Хотя при этом в семье моего отца двое его братишек женаты не на крымских татарках, но их жены еще более крымские татарки, чем[м1]  представительницы моего народа! (Смеется) Такова диалектика жизни.

И потому мне очень понравилось в сценарии «Домой»  то, что авторы оставили возможность моему  герою Мустафе попросить прощения у сына перед тем, как уйти... Я не мог пройти мимо такого сценария!

«НОМЕРА»

— Кроме всех проектов, о которых мы уже поговорили, был еще один, необычный для вас. Вы стали со-режиссером фильма «Номера», снятого по пьесе Олега Сенцова, когда он находился в российской   тюрьме и мог влиять на  творческий процесс только по переписке. Очень ответственная и сложная задача. Как вы с ней справились?

— (Улыбается) Да, прошлый год прошел у меня под знаком усмирения гордыни.

— Усмирили?

— Не знаю... В случае с Олегом, я четко понимал, что мы работаем на разных территориях. Моя —  зрительское, жанровое кино, его — авторское. Потому, честно говоря,  удивился, когда мне предложили этот проект. Подумал: вот, опять начнутся разговоры — вновь этот татарин бежит впереди паровоза. Подобная ситуация уже случалась — с фильмом «Киборги», когда мне инкриминировали, будто занимаюсь самопиаром, пользуясь ситуацией... Правда, по большому счету, мне эти комментарии не интересны — я уже взрослый, не собираюсь никому ничего доказывать. Более того, время — свидетель, что самый жесткий критик себе — я сам, никто не знает, как я себя чувствую, когда вижу свои промахи. Поэтому, подумав, согласился, но поставил условие: моя фамилия должна быть в списке других возможных режиссеров, а  Сенцов  сам решит, кто будет снимать фильм.  Олег  выбрал меня. И написал: «Мой крымский брат, я хочу, чтобы мое кино снимал именно ты».  Хотя мы встречались с ним только на Одесском кинофестивале в 2012 году, где оба стали победителями. Сенцов получил приз ФИПРЕССИ за свой дебют «Гамер», я — «Золотого Дюка» за лучший украинский фильм «Чемпион из подворотни». С тех пор не виделись.

Пьеса «Номера» напомнила мне «В ожидании Годо» Сэмюэля Бэккета, я написал об этом Олегу, ему моя мысль показалась любопытной. Все дальнейшие режиссерские действия мы обсуждали  в письмах.

— Какой была реакция Сенцова, когда, освободившись, он увидел фильм?

— Олег поблагодарил съемочную группу, правда, сказал, что это немного не его кино. Что естественно, конечно же.

— «Захар Беркут», «Домой», «Номера», «Доброволец», разработка «Конотопской битвы». Общественная деятельность, кинофестивали. Плюс семья, жена, дети. Сколько у вас часов в сутках?

— Я понял, что мне комфортно, когда я постоянно занят. Говорят, что у творческого человека — два состояния: абсолютная никому ненужность и тотальная загруженность. Бывают, конечно, моменты, когда ощущаешь выгорание: ты ведь живой человек, у тебя есть жизнь кроме профессии. Тогда нужно элементарно поспать или переменить обстановку, или... жанр в профессии. В прошлом году, мне кажется, я с этим справился. (Смеется).