Анжелина ШВАЧКА. Характер дикой птицы

Когда творческая карьера в полном порядке, артист открыт миру, излучая человеческое обаяние, тебе есть, что спросить и о чем послушать. Солистка Национальной оперы Украины Анжелина Швачка (меццо-сопрано) недавно в 191-й раз вышла в роли Кармен и была неотразима. Не потому, что она — народная артистка Украины (2012), лауреат Национальной премии Украины имени Тараса Шевченко (2016) или одна из двух в Украине кавалерствующих дам ордена «Звезда Италии». Просто Анжелина — солистка по жизни, певица по призванию, Кармен по страсти, украинка по духу, современница по эпохе.

Если вы редко посещаете Национальную оперу Украины, даже не представляете, в скольких лицах может быть один артист: Кармен, матушка Зита, Золушка, Фенена, Далила, принцесса Эбола, Ульрика, Зибель, Терпелиха, Шинкарка. Между тем, все это одна солистка в различных ипостасях.

— L’amour est un oiseau rebelle, que nul ne peut apprivoiser (У любви нравы дикой птицы, Она в неволе не живет) — это начальная строка Хабанеры, известной арии из оперы «Кармен» как нельзя лучше выхватывает характер украинской примы. Разговор под стук испанских кастаньет получился не столько об опере, сколько о жажде жизни, любви и мечте.

***

— Говорят, у кошки семь жизней, а сколько жизней у солистки Национальной оперы Украины?

— Вы сразу с интересного вопроса... Мда, никогда не задумывалась. Наверное, каждая роль, которую ты проживаешь на сцене, и есть жизнь солистки Национальной оперы. Это — если сказать пафосно... На самом деле жизнь оперной певицы одна и очень короткая. На сцене она проживает множество образов, под действием адреналина теряет много сил. Как это ни печально, карьера оперной певицы заканчивается быстро. Ведь звезда должна уйти в том возрасте, когда на нее еще приятно смотреть и сладко слушать.

— На взлете?

— Ну, по крайней мере, не дожидаясь, заката вручную. Считаю, это недопустимо. Ну, представьте в наших реалиях Джульетту или Виолетту, которая в 70 лет ходит по сцене и стоит из себя девочку. Единственной, кто могла себе это позволить: спеть в преклонном возрасте, и это ни у кого не вызывало вопросов, — была единственная и неповторимая Евгения Семеновна Мирошниченко. Она такой была одна. Поэтому я считаю, что жизнь солистки должна быть яркой, но не такой длинной, как некоторым бы хотелось.

— Попытаюсь сузить вопрос. С вашего позволения, перечислю семь ваших (основных) амплуа, как я их вижу, а вы поправите, если что не так: Кармен, Золушка, матушка Зита из оперы «Джанни Скикки», Фенена — дочь «Набукко», Далила из «Самсона и Далилы», Терпелиха из «Наталки Полтавки», и, наконец, блистательный Зибель из «Фауста»; последний, вообще, мужская роль. На кого именно вы больше похожи?

— Наверно, я вас сильно удивлю, многие режиссеры-постановщики видят во мне именно драматическое начало: принцесса Амнерис из «Аиды» Джузеппе Верди, принцесса Эболи из «Дон Карлоса» Джузеппе Верди, Любаша из «Царской невесты» Николая Римского-Корсакова. Ну, там страдание на сцене, лирико-драматическое наполнение и так далее и тому подобное.

— Как раз эти амплуа я и не назвал.

— Да. Очень часто меня приглашали в драматические оперы «Кармен», «Аида», «Дон Карлос», «Борис Годунов». Сложилась так, что за двадцать шесть лет, сколько я работаю на оперной сцене, я пресытилась этими образами... Вот честно. В оперном театре буквально с первого курса консерватории я их пела: сначала — малышей каких-то, затем стали появляться крупные, зрелые партии. Наступило пресыщение трагедиями, и по-человечески захотелось чудить. (Смеется) Теперь мне милее петь партии травести.

ФОТО ИЗ ЛИЧНОГО АРХИВА

— Захотелось ребячества, озорства?

— Вот именно мне захотелось хулиганить и чудить. И на текущий момент у меня пять любимых партий. Вы будете, наверное, громко смеяться, но это... Зибель, тетушка Зита, Терпелиха из «Наталки Полтавки». И пару второстепенных партий, как говорят, ни о чем. Это — музыкант, некий мальчик-травести в опере «Манон Леско», исполняющий небольшой мадригал, и пастушок в «Тоске». Две последние роли, поверьте, тоже не случайны: я очень люблю Джакомо Пуччини, просто обожаю. Сегодня это мой любимый композитор из оперных.

— Значит, для вас именно Пуччини идеален?

— Нет.

— Почему?

— Он не любил меццо-сопрано. У него были другие любимцы — драм-сопрано, лирика-драм-сопрано, спинтовое сопрано.

— Не станем о нем, вернемся к вам.

— Да. Пуччини я люблю с первой до последней ноты, и когда представляется возможность спеть в его опере, не имеет значения, какую партию, — я всегда соглашаюсь, чтобы купаться в музыке и наслаждаться.

— Как это романтично... Вернемся к цифрам. По репертуару театра я прикинул: у вас, Анжелина, сегодня минимум тридцать пять персонажей, которых вы поете в 25 операх. Не посещали ли вас идея сделать монооперу, где все партии только бы вы исполняли?

— Нет.

— Вот я вам подбросил идею.

— Спасибо. Знаете, интересно очень. Я даже не задумывалась над этим никогда.

— Это редко случается, жанр не разработан.

— Вы имеете в виду надергать из разных спектаклей арий и выстроить их драматургически?

— Нет. Заказать специальное либретто и оригинальную музыку под Анжелину Швачку. Как по мне, пора.

— Интереснейшая мысль.

— Современная опера — технически сложнейшее действие, где без слаженной работы многих служб зрелище невозможно. Когда в оперном театре Торонто я смотрел «Призрак в опере», меня поразили не пять тысяч костюмов или перепад декораций в двенадцать метров, а сам факт, что пара главных героев за весь спектакль сцену не покидала. Их переодевали прямо на сцене. Не как вас, Анжелину Швачку, в «Золушке», где за одну минуту пять костюмеров за сценой помогают сменить наряд?

— Для меня это не новация. У меня тоже был опыт... переодевания на сцене. Случилось это в постановке «Аиды» в опере «Ванемуйне» в Тарту. Четвертый год подряд я так пою по контракту: спела уже шесть или семь постановок... Так вот. Во втором действии меня, эфиопскую царицу Аиду, переодевала дочь: я в исподнем, а она помогает одеть штаны, затем — кофточку, а зрители в полумраке наблюдают за полуголой героиней.

— Как в театре теней?

— Ну, да. Со стороны выглядело будто я с Рамфисом... занимаюсь любовью: такое вот смелое прочтение классики в стилистике модерн. Признаюсь, сначала такая смелая идея эстонского режиссера-постановщика показалась мне неприемлемой, а потом, спев много спектаклей, на ситуацию я посмотрела иначе. Мало действия в этом музыкальном отрезке, а коллизию нужно чем-то заполнять.

— Этой историей вы, Анжелина, подтолкнули меня взглянуть на вас под иным углом зрения.

— Как интересно.

— Да. Казалось бы, вы закончили музыкальное училище в Днепродзержинске,

— ... с красным дипломом!

— ...стали работать по специальности, снискали репутацию подающего надежды хорового дирижера. И вдруг — решительная смена амплуа: опера! Это что, было наоборот: много действия, но мало музыки?

— Во-первый, я всю жизнь пела. Во-вторых, на дирижерско-хоровой факультет я пошла потому, что хотела петь... Не важно было где, даже — в хоре.

— Так.

— Тогда в Днепродзержинске не было вокального отделения, и я тайком подумала: пойду на хоровое дирижирование, чтобы реализовать мечту — петь. Но потом мне, знаете, понравилось дирижировать, и я вошла во вкус. У меня были руки хорошие, педагоги пророчили будущее. Ведь я была абсолютистка.

— У вас абсолютный слух?

— Даже открою вам тайну. В музыкальную школу родители меня отдали в пять лет.

— Вы сами потребовали или мама отвела?

— Боже упаси, мне было пять лет: что я могла требовать!?! Я была обычным ребенком, пока на три года мне не подарили маленькое красное пианино. Если помните, в нашу молодость в магазинах игрушек между пластмассовых пупсов стояли такие миниатюрненькие инструменты?

— Да.

— Почему-то в нашем магазине все пианино были красного цвета. И вот на день рождение родители сделали мне подарок. Это была их роковая ошибка. Как начала я блемкать, так уже остановиться и не смогла. Сначала по клавишам просто била ладошками, а потом маму удивила ... Как-то раз она, уставшая, вернулась с работы, а ее Анжелина в три с половиной года сидит и играет «В траве сидел кузнечик»! То есть я блымкала-блымкала и сама подобрала мелодию. Моей дочери десять лет, и недавно Аня попросила: «Мама, я хочу научиться играть на пианино, хотя бы какой-то «Собачий вальс» — покажи».

— И как успехи?

— Месяц уже показываю: смотри, тарара-пам-пам... Это же просто, очень просто.

— И?

— Месяц Аня подбирает мелодию, но у нее ничего не получается. «Yes», — думаю, — «Наконец-то природа отдохнула на детях».

— Не наговариваете на Анечку: знаю, она у вас успешно занимается танцами.

— Да, что есть, то есть. Посмотрим, что из всего этого выйдет; главное, дать ребенку самостоятельно сделать выбор. А вот сын мой, Александр, как и мама, — абсолютист.

— Он, кажется, — баритон?

— Вы, видать, подготовились к разговору... Да. Он закончил музыкальную школу, сейчас учится в училище имени Глиэра. Саша не только вокалист, но и гитарист, пианист. Похоже, он пошел по моей линии, и линии своего дедушки (тенора), народного артиста Украинской ССР Александра Андреевича Вострякова.

— Анжелина, признайтесь: вы все ваши детские тайны мне открыли?

— (Хихикает. — Какой красивый грудной бархат — А.Р.) Нет. Когда родители сдали меня в музыкальную школу, я ненавидела читку с листа. По этому предмету у меня у меня была твердая «тройка». Тягомотина эта мне казалась ужасно скучной: сиди и разбирайся в маленьких блохах, которых композитор на лист набросал. Ну, маленькая была...

— Когда ситуация изменилась?

— Когда я стала играть детскую программу, составленную из произведений Баха и Моцарта. Мне тоже было скучно, но выход я нашла. Своего педагога я просила: —  «Пожалуйста, сыграйте мне пять раз: чтобы я почувствовала динамику, фразировку» и так далее. Ничего не подозревая, учительница исполнила произведение ученице пять-шесть раз, а я приходила домой и по памяти, на слух, то сочинение подбирала.

— Невероятно. Что ребенком семи-восьми лет?

— Именно. А на следующий урок педагог меня даже хвалила: «Молодец, Анжела: все выучила! Только почему так много ошибок?»

— Анжела?

— Вообще-то, по паспорту я — Анжелина, но педагог называла меня Анжела и всегда журила: «Ах, как плохо ты разобрала произведение — столько ошибок». Ей даже в голову не приходило, что ребенок ноты не открывал, представляете?

— Так вы — феномен!

— В какой-то степени... До сих пор я таких детей не встречала. Теперь я сама пять лет преподаю в Национальной музыкальной академии Украины по классу вокала, веду семь учениц. Да, девочки прилежно ходят, усердно учат, долго и тщательно, по три месяца поют по нотам. Для меня это было неприемлемо. Я приходила к педагогу, получала задание и на следующий урок приходила с выученным музыкальным материалом. Память, наверное, была такая — как трансформер.

— Вспомните, что стало переломным моментом, когда вы решили, что хватит этой половинчатости: больше не буду заигрывать с хоровым дирижированием, пора стать вокалисткой?

— Сама я — из поселка городского типа Мелиоративный Новомосковского района Днепропетровской области. Он возник во время строительства канала Днепр-Донбасс. Там продавцом в местном магазине, торговавшем овощами, трудилась моя мама. Как колхозного стипендиата, меня отправили на учебу в Днепродзержинское музыкальное училище, куда экзамены я сдала на одни «десятки». Училась я четыре года по специальности хоровое дирижирование, пока меня не услышала педагог от Бога, преподаватель-методист Леонида Сергеевна Градосельская.

— Вот она, фея!

— Точно! Замечательный педагог, заслуженный работник культуры Украины, она воспитала целую плеяду оперных певцов: Татьяна Краснова-Пименова, Оксана Крамарева, Геннадий Кабка, Ольга Ус, Юлия Ус, Денис Вишня. У нее просто феноменальная чутье на талант! Прошло через Леониду Сергеевну множество воспитанников, послушала она и меня, а потом сказала: «Помахать руками ты всегда успеешь, давай-ка попробуем поступить на вокальное отделение в Киев». Именно Леонида Сергеевна убедила меня, что я должна петь.

— С чего у вас все началось?

— С Анны Герман.

— Какая была любимая песня?

— Все. В свое время я исполняла абсолютно все ее песни, все пять пластинок — и миньоны, и диск-гигант «Эхо любви». На польском, на итальянском, на русском. Более того, я сама себе аккомпанировала. Верите, сейчас могу сесть за рояль и все сыграть — любимый репертуар я помню в руках.

— Жаль, что мы в вашей гримерной в Национальной опере, а не на сцене...

(Смеется. — Ах, какой красивый грудной бархат — А.Р.) — С песнями Анны Герман я выступала на многих конкурсах, подражала манере и очень быстро голос стал походить на... кумира. Потом долгие годы довелось это из себя выдавливать.

— С высоты положения солистки Национальной оперы Украины, теперь, как вы думаете, когда талант поступает в консерваторию, музыкальную академию чему он там в принципе может научиться? Если как явление, он все равно останется самобытным исполнителем.

— Понимаете, какая штука интересная... Если есть голос и талант от природы, или, как говорят, Боженька поцеловал тебя в темечко

— ...в голосовые связки.

— ...в темечко, ты попадаешь в консерваторию... Уточню, говорю о том времени, когда в вуз десятками приходили самородки, украинские певцы, которые теперь стали бриллиантами в многих зарубежных труппах. Так вот, если ты попал в консерваторию, все зависело, да и сейчас зависит, к кому именно ты попал.

— В смысле? К какому педагогу?

— Да. Есть три типа педагогов: хирург, терапевт и гомеопат.

— Вы кто по профилю?

— Нечто среднее между терапевтом и гомеопатом. Мой девиз: не навреди. Когда появляется интересный голос, его так деликатно следует огранивать, чтобы ничего, данного природой не испортить, не переиначить. У каждого педагога личный тембр голоса, свои собственные физические особенности.

— Полагаю, важно не производить вокальные ксерокопии?

— Именно. Когда я своим примером демонстрирую, как следует ученицам петь, старшие коллеги делают замечание: меньше показывайте голосом, а то студенты будут петь вашими размноженными голосами.

— Ученики должны искать собственный голос, подбирать свой вариант мелодии «В траве сидел кузнечик».

— Ученики должны искать свой Путь, а с ним появится и голос, и манера. Педагог по вокалу должен подсказывать свет в конце туннеля, по которому своими ногами должны пойти ученики.

P.S. Мы закончили интервью, вышли через служебный вход театра и попрощались. И снова Анжелина Швачка убедилась: мысли материальны, а мечты имеют обыкновение сбываться. Просто по дороге домой солистка Национальной оперы Украины получила от киевского композитора Юрия Шевченко предложение спеть центральную партию в спектакле-сказке «Кот в сапогах». О, это сладкое предвкушение сказки, постепенно перетекающее в явь!