Апофеоз телесности

Это совместный проект Театра на Подоле и независимого театра «Мизантроп» (руководитель последнего, Илья Мощицкий — постановщик и автор сценической версии спектакля) — по мотивам античных мифов, трагедий Эсхила и Еврипида. Некоторые из серьезных и достойных доверия людей об «Орестее» говорит: «Это — Европа!». Не будем спорить. Это действительно в чем-то напоминает определенные «зарубежные» ощущения — где-то посреди спектакля у тебя вдруг начинается острая ностальгия и хочется домой, хотя дома, возможно, не все так гламурно-прилизано, как здесь...

Еще до премьеры авторы проекта подчеркивали, что одна из их задач — сполна испытать технические возможности новой сцены Театра на Подоле. Действительно, эти возможности были использованы полностью. В спектакле есть такие фантастические трехмерные видеопроекции, что не только у нас, но и за рубежом редко встречаются.

Однако не все хорошо с нерукотворной режиссерской технологией, которая, собственно, придает целостность и смысл любому зрелищу. Легко говорить в интервью, что у нас тут, мол, «архетипы сознания выйдут наружу, чтобы проявиться в мире неограниченных визуальных возможностей», или о том, что «здесь античный миф заговорит на языке современности, трансформируясь в высокоинтеллектуальное эстетическое полотно, с медитативно-гипнотическим погружением в смыслы через красоту человеческого тела и глубинные философские размышления». Или: «Постановка станет апофеозом телесности, к которой тяготеет европейский современный театр и которую обходят стороной наши творцы». Круто сказано, но на самом деле эти намерения нередко остаются на уровне деклараций, а то, что мы видим, кажется иногда навязчиво-претенциозным и обманчиво-многозначным. К тому же в спектакле есть абсолютно пустые эпизоды, когда на сцене не происходит ничего, просто артисты ходят туда-сюда в полумраке. Эти эпизоды невыносимо одинаковы и лишены смысла, тягуче повторяются и забирают столько времени, что невольно думаешь: если бы это убрать, спектакль шел бы не 2 часа, а один или и меньше, но в нем осталось бы то, что действительно стоит внимания. Например, среди нескольких других, тот эпизод, когда грешный герой буквально «рождается назад»: здоровый голый дядя постепенно исчезает в материнском лоне, на прощание помахивая нам босыми подошвами сорок третьего размера.

Конечно, рецензент не имеет права диктовать мастеру, сколько должен продолжаться спектакль. Но тут вот в чем дело: «Орестея» Мощицкого по природе своей — обычное шоу, которое нормально воспринимаешь где-то на открытой уличной сцене. Пока интересно — смотришь, потом идешь дальше. Однако здесь, в закрытом помещении театра, ты превращаешься в заложника «высокоинтеллектуального эстетического полотна», а убежать не можешь, вот и лезут в голову «несвоевременные мысли».

Напоследок — относительно актеров: они, и «подоляне», и «мизантроповцы», очень пластичны, а что касается «красоты человеческого тела» — это именно о них сказано.