Авторская роль

А имеет ли право на авторство актер? Тот, чье индивидуальное творчество так жестко связано с уже написанным текстом роли, с доминирующей концепцией режиссера, с партнерами, технической обслугой спектакля? Казалось бы, актер стреножен, спутан множеством взаимосвязей, взаимозависимостей, компромиссов, а иногда и «наступаний на горло собственной песне». Однако...

Однако, как известно, мировой театр вплоть до конца ХIX века держался именно на авторстве ведущего актера, исполнителя центральных ролей. Собственно, из таких актеров-лидеров и сформировалась новая театральная профессия — режиссер. По крайней мере в Украине и России, там, где чувство, этот актерский базис, первично в восприятии и воссоздании мира — М.Кропивницкий, Н.Садовский, Л.Курбас, К.Станиславский, В.Мейерхольд, Е.Вахтангов. Умствующая Европа, пошла в этом режиссерском направлении несколько иным путем, через любителей- знатоков сцены, через теорию театра — А.Антуан, О.Брам, Л.Кронеис, Э.Пискатор, Б.Брехт.

Но и в режиссерскую уже эпоху сохранялся тип великого актера-гастролера, который, играя главные роли в разных театрах многих стран с чужими партнерами, был по сути автором роли, подчиняя спектакль себе не по капризу гения, а по праву таланта. Павел Орленев, Николай Ходотов, Мамонт Дальский (Россия), Сара Бернар (Франция), Элеонора Дузе, Томмазо Сальвини (Италия), Ваграм Папазян (Армения) — их было много.

Даже в советское время в Украине практиковались выезды А.Бучмы, Н.Ужвий, Ю.Шумского в областные театры с их «коронными» авторскими ролями из «Украденного счастья» или «Платона Кречета».

А нынче как с актерским авторством роли? Близкий пример — Анатолий Хостикоев (Киев, Театр им. И.Франко) в роли Кина IV, одноименная пьеса А.Дюма/Г.Горина. Правда, в тех случаях, когда актеру принадлежит авторство вымечтанной роли, ему, как правило, приходится браться за режиссуру спектакля в целом. Сегодня иначе нельзя. Современный зритель воспитан на принципах сценического целого, актерского ансамбля, хотя охотно прощает огрехи спектакля ради восторга от игры своего кумира. А кумирами плохие или даже просто хорошие актеры не бывают. Ими становятся таланты выдающиеся, крупномасштабные мастера сцены. Например, как Жан Мельников в роли короля Лира на сцене Днепропетровского русского драматического театра им. М.Горького. Первый вариант роли Мельников сделал с молодым режиссером Вадимом Пинским. Зритель восторженно принял работу обоих. Днепропетровский «Лир» стал событием в Украине. Несмотря на некоторые неточности, замеченные критикой, это был спектакль целостный, ансамблевый, хоть и несколько громоздкий. Спектакль о том, как изменчива человеческая судьба, как она играет жизнями, словно в кости, как она обходится даже с самыми сильными людьми, о том как благими намерениями вымощена дорога в ад...

Жан Мельников блистал в главной роли, купался в лучах заслуженного успеха, но... Некоторые мысли актера о своем герое, накопившиеся в процессе репетиций, остались нереализованными на сцене — режиссер не отобрал их в спектакль. И актер дисциплинированно подчинился. Время шло. В.Пинский покинул пост главного режиссера горьковцев и уехал в Донецк. Театр надо было подхватить. И черное кресло художественного руководителя нашло народного артиста Украины Жана Александровича Мельникова. В новых заботах, захвативших его, лировская недосказанность все же не отпускала, мучила, как недоигранная гамма... И в Мельникове вызрел замысел новой сценической редакции спектакля. Из шести разных переводов Шекспира (от Н.Гнедича до Б.Пастернака и О.Сороки) артист отобрал те нюансы, которые наиболее точно передавали его собственные мысли, страстную боль современника по поводу раздела государства, засилья пороков, глухоты богачей и власти к страданиям нищего народа, отступничества и предательства самых близких людей, жестокости как нормы отношений во всех слоях общества сверху донизу, наглого попрания человеческого достоинства и напрасных жертв межклановых распрей.

Мельников не выбирает генеральной, доминирующей темы. В новом варианте спектакля, который он тактично переименовал в «Трагедию о короле...» (подсказала полуоткрытая книга), артист высказывается сразу обо всем этом, словно торопясь воспользоваться богатством смыслов гениальной драматургии. Ибо другого такого случая в актерской судьбе может и не представиться. А в современной драматургии (где она?) искать подобный уровень глубины и философии напрасно. Эта истовая исповедальность артиста в роли, его абсолютная правдивость и искренность в самых пафосных моментах, простота и внятность его интонаций — главная сила. «Трагедии о короле...» В этом как бы «ничего-не-игрании» мощно звучит крупная личность не только давнего легендарного Короля, но и современного артиста с активной неравнодушной позицией и страстной верой в возможность достучаться до человеческих сердец и разбудить спящие души. Мельников избегает знаменитого сумасшествия Лира. Буря — это не смятение королевского разума, а кавардак мира. Это мир сошел с ума, а король просто поднялся над миром, и поэтому смеет называть вещи своими именами. Вот мир его и не приемлет.

Волей-неволей автору нынешней интерпретации образа Лира пришлось заняться режиссурой спектакля в целом. И сценический мир зашатался не хуже бури — в нем сверкали молнии философских прозрений постановщика и набегали тучи невнятностей, чужеродностей, приблизительностей. Впрочем, обусловленных благородными намерениями режиссера Мельникова. Например, огромный текст пьесы Шекспира сокращен до двух с половиной часов сценического времени, оставив остальным персонажам по сути только фабульные действия. Это естественно, если мощный акцент сосредотачивается на Лире. Но в этих сокращениях и торопливом исполнении талантливых молодых актеров Якова Ткаченко (Эдгар) и Александра Голубенко (Эдмунд) потерялась судьбоносная для братьев и отца Глостеров информация о том, что письмо сына против отца — фальшивка, состряпанная интриганом. И тогда зритель вправе думать, что Эдгар (бедный Том) вовсе не так чист душой и совершенно справедливо изгнан отцом (в мягком, душевном исполнении Виктора Баенко). Кстати, и самому старшему Глостеру не хватило текста в сцене попытки самоубийства. Заметно «усохла» и роль шута, стала малопонятной его функция при короле. Стушевалась ревнивая смертельная борьба сестер Гонерильи (Н.Новостройная) и Реганы (Л.Воронина) за любовь Эдмунда. Но, впрочем, таков замысел постановщика. Слишком режет глаза грубая театральная бутафория, все эти неподвижные «горящие» факелы, шлемы из папье-маше, шатающиеся «каменные» башни и звякающие (а не громыхающие) цепи «подъемных мостов». Для современного зрителя, научившегося считывать образы с условности, наверное, было бы более убедительным действо на совершенно пустой или даже «раздетой» сцене, чем на наивных подделках камней и замков. Резкий контраст между этой бутафорской искусственностью (что кладет свой отблеск и на игру некоторых актеров) и потрясающей правдой открытых страстей короля — главное противоречие спектакля.

Есть и другие. Тактичный коллега Мельников оставил в спектакле немало фрагментов режиссуры Пинского (в частности, это первая сцена раздела государства). Но ведь нынче возникал иной Лир, а соответственно и другой, совсем другой спектакль, а не латание старых, упущенных ранее возможностей. Между тем собственные режиссерские привнесения Мельникова весьма оригинальны, смелы и эмоционально сильны. Зловещим, болезненным рефреном спектакля становится проход слепых и нищих по авансцене, избиение ими Лира в сцене бури. Среди них есть девочка, которая замертво падает от изнеможения. Потрясенный смертью ребенка, Лир пытается ее похоронить, но замечает признаки жизни и подхватывает девочку на руки, защищая собой. В финале режиссер убивает всех, в том числе и Эдгара. И это не расхожая мысль, что «у Шекспира в конце всегда гора трупов». Его король Лир бродил среди мертвых на поле брани — это все его дети, его народ, умерший, вымерший, павший. Страшное предостережение!

Спектакль начинает и кончает наш современник, Лицо от театра, он же шут (Владимир Жевора).

Горьковцы не вышивали эффектных узоров по канве Шекспира. Они добыли в этом источнике неиссякаемой мудрости новую кроху истины. И даже не кроху — ведь зритель спектакля «Трагедия о короле...» испытывает возбуждение и прилив душевной энергии от личного, проникновенного обращения к нему (к каждому!) короля Лира. Возникает ощущение собственной причастности к судьбам державы, к вечной связи времен. И потому актер Жан Мельниов имеет право на великое счастье авторства роли шекспировского Лира.