Бессилие воли
Театр драмы и комедии представил долгожданную премьеру — «Три сестры»![](/sites/default/files/main/openpublish_article/20101216/4232-15-1.jpg)
Спектакль поставил художественный руководитель и основатель «левобережки» Э.М. Митницкий. Эдуард Маркович — представитель (по сегодняшним временам) редкой разновидности режиссеров, которые в театре, как и в жизни, избегают пространных разговоров на общие темы, отвлеченных суждений об абстрактных истинах. В спектаклях режиссера последних десятилетий («Живом трупе», «Анне Карениной» Л. Толстого, «Майн Кампф» Д. Табори, «Море... Ночь... Свечи...» Й.-Бар-Йосефа, «26 комнатах...» А. Чехова) всегда очень четко заявлена его человеческая и гражданская позиция. Далекий от неоправданного оптимизма, Митницкий не скупился на временами чересчур категоричные приговоры, а, где не поздно, предостережения нам, современникам, живущим лишь сегодняшним днем. Нам, фатально путающим вечное и сиюминутное, главное и второстепенное, истинное и ложное, то ли по неведению, то ли с умыслом, беспечно нарушающим непреложные законы существования. Скрупулезно анализируя причины и следствия человеческих пороков и раскаяний, низких страстей и высоких порывов, Э.Митницкий не спешил утешительно обнадеживать «хэппи-эндом». Почти все рассказанные им истории оканчивались трагически — запоздалым прозрением уж не исправить прежних ошибок и не отменить неизбежное наказание...
Чеховские «Три сестры» Эдуард Митницкий репетировал без малого три года. И, надо сказать, результат превзошел все прогнозы и ожидания. По-видимому, одной из основных режиссерских задач была необходимость избежать едкой, как ржавчина, театральной фальши, зачастую производной от неточности, небрежности в деталях. Посему в спектакле нет ничего случайного, лишнего, рассчитанного на эффект, а не на смысл (к слову сказать, не обошлось и без аккуратных купюр в тексте, придавшем пьесе более строгую, внятную форму). Не последнюю роль сыграл и выбор камерной сцены — заметим, шаг довольно нетрадиционный, когда речь идет о пьесах Чехова. В реализации общего замысла дорогого стоит и честная, вдумчивая работа: художника Олега Лунева, сочинившего лаконичную сценографию-метафору, и театрального музыкального «фона» Александра Курия, решительно отказавшегося от фонограмм (спектакль проходит под «живой» гитарный аккомпанемент, и даже тревожный голос трубы, отзывающей военных из города, приглушенно доносится издали). Такая во всех смыслах положительная «мелочность» авторов напомнила, что сценическая атмосфера в спектаклях по Чехову — и впрямь один из центральных персонажей, а не только красивая фигура речи.
В «Трех сестрах» Митницкий до поры до времени добродушно, слегка иронично, повествует о милых людях — интеллигентных, порядочных, но преступно инфантильных, слабовольных, как огня боящихся ответственности; неспособных принимать решения; избегающих выбора и, как следствие, разрушающих свои и жизни дорогих им людей. В первом же действии все эти «диагнозы» недвусмысленно обнаруживаются: Ольга (Татьяна Круликовская) печально и не к месту вспоминает о смерти отца, Ирина (Елена Бушевская) с ребяческим задором желает веселиться на своих именинах, а Маша (Анастасия Тритенко) пребывает в смурной «мерлехлюндии». Так каждая из сестер настойчиво требует внимания, сострадания, заботливого участия в их судьбе, при этом эгоистично не желает слышать и понимать никого вокруг.
Остальные герои страдают теми же душевными «недугами». Благородный Вершинин (Анатолий Ященко), который, без сомнения, любит Машу еще со времен их московского знакомства, оказывается способным лишь на адюльтер — для серьезных отношений не хватает решимости. Предел его отваги — лихой танец-прощание на глазах у обманутого мужа Кулыгина (Лев Сомов), который, наблюдая роман Маши и Вершинина, из громогласного балагура и сибарита превращается в жалкого нюню. Прощая неверную жену, этот Кулыгин поступает почти подло, поскольку выбирает наименее травматичный, в первую очередь для себя, вариант будущего. Во многом с ним схож и Андрей Прозоров (Андрей Саминин), человек, панически боящийся объективной правды, не просто закрывающий глаза на шашни жены Наташи (Т. Комарова) с Протопоповым, а до последнего упрямо отрицающий сам факт измены. Прозоров, как в личный ад, опускается на самое дно черного отчаяния, истошно молит о помощи, но при всеобщем дружном невмешательстве бесславно спивается. И даже Наташа здесь, по большому счету, бездеятельна и вовсе неагрессивна, она больше дразнит и подзуживает сестер, но по-настоящему бороться ей не с кем. С Прозоровыми Наташа общается как с расшалившимися детьми: если надо успокоить, берет на руки то Андрея, то Ольгу — и укачивает; если надо продемонстрировать свое желание уволить старую няньку, принимается топать ногами и ломаться — дескать, так им понятнее будет. Печальный барон Тузенбах (Владимир Цывинский) и вовсе не карикатурный, а трогательный и искренно влюбленный Соленый (Андрей Мостренко) страдают от неспособности Ирины сделать выбор. Дуэль, похоже, единственный осмысленный «взрослый» поступок в этом спектакле, решаются на него соперники от отчаяния и безысходности, а помешать, образумить, остановить их, разумеется, некому.
В течение спектакля не оставляет ощущение, что еще совсем немного — и сбудется желание Ольги, и «все мы узнаем, зачем живем, зачем страдаем». Окончатся бессмысленные прятки с истиной, и найдутся слова, чтобы произнести наконец-то главное тем, кого любишь. Но в самый ответственный момент каждому не хватает малой толики усилий над собой. Страх необратимых последствий просто-таки насылает на героев столбняк, заставляет болтать «философскую» чушь или натужно комиковать, скрывая стыд, или беззвучно глотать слезы, презирая себя за ничтожность.
Но вот что парадоксально — правда, не разбавленная вежливой ложью, для этих героев оказывается попросту губительной. Идет на смерть нелюбимый Ириной барон Тузенбах; участь убийцы выбирает отвергнутый Соленый; бегством спасается от любви Вершинин; загоняет себя в долговую яму рогоносец и мямля Прозоров. А Чебутыкин (Александр Ганноченко), позабытый всеми, и вовсе отрекается от мира, не желает более продлевать и без того просроченный договор с совестью. К слову сказать, договор этот в спектакле просрочен у каждого, даже у «эпизодических» персонажей. Пылкие юноши Родэ (Антон Вахлиовский) и Федотик (Кирилл Майкут), не хотят замечать, что им в будущем уготована судьба Тузенбаха и Соленого, а почтенного возраста Ферапонт (Владимир Мовчан) и Анфиса (Галина Корнеева) и вовсе выступают в роли молчаливых и безучастных свидетелей чужой жизни, чужого горя. Потому-то и расхаживает «гоголем» по сцене господин Протопопов (Алексей Тритенко), холеный, безнаказанный, наглый.
От Москвы, «лучше которой ничего нет на свете», героев отделяет высокая стена из чемоданов-кирпичей. Иногда на стену облокачиваются в трудную минуту в поиске опоры, иногда за ней прячутся, игриво перестукиваясь, иногда под ней усаживаются в ожидании чуда или катастрофы. В финале, напуганные, ошарашенные известием о смерти барона, сестры с невиданной прытью начинают перебрасывать через стену личные вещи и так и замирают, обняв ее, застыв перед последним рывком к «новой жизни». Вряд ли им хватит сил преодолеть злополучное препятствие. Но само усилие, не в пример прежней разрушительной пассивности, уже чего-нибудь да стоит...
Выпуск газеты №:
№232, (2010)Section
Культура