«Он был очень светлым человеком»

На экспозиции «Олег Голосий. Живопись нон-стоп» представлено свыше 70 полотен, 50 графических произведений, 40 фотографий, архивные материалы с 20 музейных и частных собраний Украины, а также из собрания семьи Олега. Большинство работ малоизвестны, некоторые экспонируются впервые. С помощью видео и других мультимедийных средств в «Арсенале» также представлены наиболее интересные варианты предыдущих экспозиционных решений, воплощенных на зарубежных выставках при жизни автора. Это, очевидно, наибольшая репрезентация произведений Голосия за всю историю: выставка к десятилетию со дня смерти Олега в Национальном художественном музее (2003) явно уступала по масштабами.

В центре специальной программы — фигура Голосия как выдающегося художника и художественный, культурный, философский и литературный контекст, в котором он сформировался. В лекциях, авторских экскурсиях и дискуссиях организаторы намереваются коснуться близких художнику художественных течений XIX—XX век (в частности, романтизм, экспрессионизма, барокко неотрансавангарда), проанализируют круг литературы, которая повлияла на Олега. В детской и подростковой программах главный акцент будет сделан на визуальном искусстве как способе эмоционального самовыражения и философской рефлексии.  Специальная образовательная программа «Факультатив» для студентов и молодых научных работников, которые интересуются современной культурой и искусством, будет работать как платформа для обмена знаниями. Участники и участницы смогут послушать лекции редакторов ведущих изданий онлайна, которые пишут на тему культуры и пообщаться с кураторами проекта.

Олег Голосий родился 31 мая 1965 в Днепре (Днепропетровске). Уже в конце 1980-х он стал звездой нашей художественной сцены, неформальным лидером группы, которая сформировалась в самозахваченных мастерских на улице Парижской коммуны в Киеве (сквот, больше известный как Парк; в настоящее время — улица Михайловская), оказывал большое влияние на творчество других авторов. За последние пять лет своей жизни этот еще совсем молодой человек создал свыше 270 самобытных живописных работ — полностью отличительных как от советскому академизму, так и от экспериментов одногодков Олега. Он погиб в Киеве в 1993-м при невыясненных обстоятельствах.

«Олег Голосий. Живопись нон-стоп» является частью большого исследовательского проекта, посвященного творчеству художника. Первая выставка серии — «Парень и комета» — длилась в столичной галерее The Naked Room с 15 мая до 11     июня. А итогом проекта станет камерная экспозиция «Олег Голосий. Художник в музее» в рамках отмечания 120-летия Национального художественного музея Украины в сентябре 2019 года. В музее так же состоится круглый стол из вопросов коллекционирования современного искусства.

«НЕ ДОГОНЯТ», 1992 Г. ИЗ ЗБОРНИКА СЕМЬИ ХУДОЖНИКА

В день открытия в «Мистецькому Арсеналі»  мы поговорили из Денисом Голосием — младшим братом Олега.

Денис родился в 1974 в Днепре (тогда Днепропетровске). Работал в московской галерее «Риджина», профессионально увлекался дизайнером, фотографией. В 2004—2012 — журналист и ведущий фотограф для журнала «Октопус». В настоящее время живет в Днепре. Предоставил для выставки значительное количество ранних работ и архивных материалов.

— Денис, какие твои первые впечатления от экспозиции?

— Настроение очень хорошее, потому что много людей, а это, по-видимому, самое главное. То, как оно скомпоновано, развешено — тоже хорошо. Я смотрю, конечно, больше на работы. Некоторые из этих картин, в частности, 1986—1987 гг., видел еще в детстве. Какие-то из них есть в каталогах, но это не то же самое. А здесь как будто встретил человека, которого не видел лет 30.

— Сложно было это собрать?

— Скорее, сложно было все это сдвинуть и понять, что именно хочу сдвинуть. Мне очень помогла Катя СЕМЕНЮК, которая работала в «Я-галереи» в Днепре, в настоящее время уже, к сожалению, закрытой. Когда она узнала, что я брат Олега, и дома есть его работы, загорелась, что нужно что-то с этим делать. Начала меня шарпать, побуждать к действию. Мы встречались с галереей «Арт-свит» в Днепре, с Татьяной КОЧУБИНСКОЙ из Пинчук-арт-центра, с девушками из Национального художественного музея. В конечном итоге, я тоже загорелся этой идеей. Ведь раньше четкого понимания, что делать с этими работами, у меня не было.

— Все, что сейчас можно увидеть в «Арсенале» — из Украины?

— Да. Возможно, что-то из-за границы, кроме России, но вот знаменитую картину Олега «Психоделическая атака голубых кроликов» из Амстердама привезти не удалось. В основном полотна из частных собраний, но я приятно удивился, обнаружив, что пара работ — из Сумского художественного музея. Оказывается, они такие молодцы, что покупали современную украинскую живопись еще тогда. Хороший музей, реально заботятся о коллекции.

— В целом, это серия из трех выставок, которая занимает все лето и даже часть сентября. Почему такая продолжительность?

— Потому что наступило время. Что-то показывали в Москве — пару картин на коллективных вернисажах, что-то в Днепре. А еще же есть архивы, не менее интересные. Так что  — назрело, дождались. С другой стороны, никто этим не занимался. Катя меня стимулировала, Александр Соловьев (известный арт-критик и куратор, работает в «Мистецькому Арсеналі». — Д.Д.) узнал, какое количество работ у меня есть, у него появился план большой выставки, к которой можно привлечь коллекционеров. А то, что это превратилось  в три экспозиции — это как будто и случайность, но случайностей не бывает. Говорила Катя: подожди, через полгода открывается классная галерея The Naked Room, и хорошо бы именно там Олега показать. Запустили переговоры, арт-сообщество усвоило информацию, начали звонить коллекционеры. И Нацмузей тоже включился. Чуть ли не случился конфликт — кто будет первым. Очень хорошо, что все смогли договориться и сделать один долговременный проект.

— Не воздержусь от более личного вопроса: каким ты помнишь Олега?

— Для меня он почти не изменялся. По-видимому, потому, что это очень короткий промежуток времени. Я не беру детство, а то время, когда он вернулся из армии, и началась его взрослая жизнь. Я пытался проводить с ним больше времени, потому что оторваться от родителей и махнуть к нему в Киев, было всегда в радость. Мама спокойна, потому что я под надзором, а мне 12—15 лет. Присмотр, конечно, очень специфический. На Паркоме я очень любил бывать — они там умели веселиться. Помню, сидели они, пили пиво, и здесь Олег вдруг: «О, слушай, Денис, отвези дяде Толе пива на Борщагивку. Нужно его срочно угостить».  Нашел две трехлитровых банки — отвези, быстрее! Я упирался некоторое время, но поверил, что дяде Толе жизненно необходимое пиво и поперся на общественном транспорте — другого не было — с огромной сумкой. Пиво я, конечно, не довез. Разбил.

— Какой кошмар!

— Я очень грустный вернулся. Меня через многие годы догнал этот флешбек, я понял, что это они просто от меня на некоторое время избавиться хотели. Но тогда я верил в свою миссию.

— По-видимому, иметь настолько известного брата — это определенный вызов?

— У меня с ним были, считаю, очень хорошие отношения. Трогательные.  Он вообще был очень открытым, говорил вещи, от которых мурашки бегали по коже. Определенное время он увлекался теннисом, я ездил покупать ракетки, мы играли в парке на Днепре. Однажды, помню, мы вышли  на природу, на пляж, расстелились на траве, и он мне сказал, очень серьезно и проницательно: «Ты знай, я тебя не брошу». Помню ощущение, когда его не стало — обида, что он не сдержал обещания. Такое, детское.

«БРАТИШКА», 1987

Он в действительности был очень светлым человеком. Не люблю это слово, но не могу подобрать синоним. Очень легким, воздушным. Веселым. Любил шумные компании. И при этом мог вдруг куда-то исчезнуть(из динамиков на улице начинает играть музыка). «Адажио» Альбинони — Олег его любил, кстати... (вздыхает) На кассете было, часто крутил. До сих пор это меня пробирает, когда слышу.

— Можешь вспомнить еще какой-то интересный случай из вашей жизни? Такой, как говорят, художественный?

— Как-то мы везли Олегу подрамники в Киев с моим другом Бориком. Это 2х3 метра. Отец работал на заводе, дружил с начальником модельного цеха, где это могли сделать. В подрамниках нуждались многие, потому что Олег был очень плодотворным. Мы не раз ездили. И вот ночь, зима, едем в общем вагоне. Подрамники влезли только в тамбур, причем по диагонали. Когда поезд тронулся, пришла проводница и сказала, что ее отжучивал начальник поезда, поэтому она открывает сейчас дверь и выбрасывает эти дурацкие доски, потому что ей это не нужно. Мы ее уговорили подождать до станции — мол, скоренько перенесем подрамники в нерабочий тамбур. Через вагон их не пронесешь, потому что огромные. То есть нужно по улице. Стоянка — 2 минуты. Весь проект даром, если испытываем фиаско. Следовательно, поезд останавливается, открываются двери тамбура, выскакиваем, пара изо рта, фонари, хватаем подрамники под мышку, Борик впереди, я позади и бежим вдоль вагона к нерабочему тамбуру. Проводница обещала открыть. Мы бежим, и у меня в голове одна мысль: если не откроет, то назад не добежим, останемся с этими подрамниками на неизвестном полустанке. К счастью, открыла. Мы с Бориком хохотали до самого Киева, настолько это смешно выглядело.

— Какой ты видишь последующую судьбу полотен и рисунков, которые сохраняются у тебя?

— Мне хотелось бы, чтобы они остались в Украине насколько это возможно, чтобы их увидело максимальное количество людей. То, что случилось в итоге с выставочным проектом, превзошло мои надежды.

Теперь работы из нашего семейного собрания имеют статус, который девушки из галереи The Naked Room назвали «Artist estate», — имение семьи художника. Они из меня сняли огромную головную боль относительно архивных материалов — потому что, конечно, я бы их никогда бы не выбросил, но с каждым переездом или ремонтом их количество постепенно бы уменьшалось. Поэтому когда галерея предложила обустроить вот такую исследовательскую институцию, я с радостью привез и отдал им все, что нашел, и продолжаю находить, потому что все это тонким слоем размазано по дому. А в целом, мы предварительно договаривались, в том числе с Национальным художественным музеем, чтобы большую часть работ передать туда для формирования постоянной экспозиции. Люди должны это видеть.