Cпектакль, которого не могло не быть

Бертольт Брехт ныне не очень-то привечаем постсоветским театром. Слишком политизирован, слишком заезжен предыдущим режимом, назидателен, да и сама его метода «эпического театра» может показаться устарелой. В общем, у каждого театрала сыщутся свои претензии. Находясь в таком полузабытьи, Брехт, как ни странно, выигрывает. Ведь времена меняются по каким угодно линиям, только не по прямым; и то, что казалось абсолютно нереальным, приобретает внезапно зримые, жестко воплощенные очертания. В первую очередь это касается самого спектак ля об Артуро Уи. Его сценическая история в Киеве сама по себе наполнена пафосом противоборства: будучи поставленным в год под зловеще- мифологическим номером 1984 на малой сцене театра им. И. Франко молодым смутьяном Козьменко-Делинде, спектакль был запрещен буквально после нескольких показов и снят с репертуара. Спустя полтора десятка лет повзрослевший режиссер возрождает давнюю работу на большой сцене того же театра. Вопрос «зачем?» возникает так или иначе. Попытка ли это все же показать работу широкой публике, способ ли вспомнить собственную бескомпромиссную молодость? Обличение тирании ныне не возбраняется — к сожалению, тиранов меньше не стало.

Пьеса Брехта имеет тенденциозно антифашистскую направленность. Гангстерская драма в стиле американских 1920-х постепенно перерастает в притчу о становлении очередного фюрера. Захватывая торговлю цветной капустой, бандит Артуро не просто возносится к богатству и власти — он, подобно шварцевскому дракону, уничтожает и души — покупает, развращает. Среди продажных государственных мужей и алчных торговцев карьеру Уи не остановить. Богдан Ступка в роли главного злодея настолько же целеустремлен, насколько и комичен. Постановщик этот потенциал использует сполна: многие эпизоды с участием главного героя заставляли весь зал покатываться со смеху. Смешно — да; страшно — вряд ли.

Четкие рамки брехтовского памфлета казались достаточно тесны для многих исполнителей, хотя и точно соблюдены режиссурой. Давно испытанный арсенал театрального воздействия может показаться устаревшим, но и поныне достаточно эффектен для достижения отклика у публики, о чем свидетельствовала благожелательная реакция последней. В изобилии имелись разнообразные приемы иронии и отстранения — иноязычные зонги в исполнении Полины Лазовой, фронтальные мизансцены, обращения актеров прямо к зрителям, да и само оформление подмостков. Здесь Козьменко-Делинде остался верен своему принципу пустого пространства, оставив на приподнятом помосте всего несколько рядов стульев и придав таким образом сцене сходство с залом суда. Из той же обоймы — исполнение партий «капустных королей» актрисами, общая атмосфера притона в сценах криминальных разборок, музыкальное оформление и многие другие приемы такого рода. Приемы, надо сказать, достаточно прямолинейные. Плакат, даже остроумный, остается плакатом. И в этом смысле прошлое действительно довлеет над спектаклем, не позволяя увидеть ужас карьеры Уи. Число обведенных мелками контуров на полу растет — но страшно не это. Думаю, не один человек в зрительном зале ощутил, что насилие, бандитская власть, овладевшие миром спектакля, — пугающе современны, что картина кровавого бесчестья, созданная в далеком антураже далекой эпохи — настолько о нас и нашей нынешней жизни, что вот тут уж — действительно не по себе. Именно потому финал спектакля, столь же прямолинейный, как и все действие, с лихвой искупает многие недочеты. Единственный оставшийся в живых порядочный человек (адвокат в исполнении Остапа Ступки) на глазах всемогущей банды Уи, лежа на авансцене, собственноручно обводит себя мелом — контур смерти и одновременно вызов, линия сопротивления...

Осуществив сегодня «Карьеру Артуро Уи», Козьменко-Делинде мог, как режиссер, оставаясь в плену давних иллюзий, словно пропустить те полтора десятилетия, что прошли со времени первой постановки. Но он очень точно угадал время, в которое нужен именно этот спектакль, угадал то настроение, которым сейчас наполнен воздух. Хорошо бы — не предугадал сюжет.