Дороги, вымощенные верой

Я попробую говорить об известных вещах забытым и замалчиваемым языком. Речь пойдет о коммунизме, известном нам явлении и мало знакомом, и так же мало приятном его антиподе — капитализме. Относительно первого, то меня в детстве напичкали разговорами о безденежном рае, о равенстве и братстве между всеми народами. Меня даже лупили, когда я наивно засомневался в святости плешивого дядечки, чья физиономия красовалась на портрете. Вот так я и взрослел, смотря как сосед ворует на конфетной фабрике шоколад, а потом кривобоким детским почерком пишет анонимки и бегает сверяться ко мне, не допустил ли орфографических ошибок. Немного спустя я понял, что человечество можно уравнять только одним способом — отрубив всем, как курам, головы. Итак, попросту говоря, уже юношей я был сыт коммунизмом по горло. Я был не одинок: среди кутерьмы советского общества, которое, словно люэс, разъедала дикая нищета, вырастало мое поколение. Те, кому сегодня от тридцати до пятидесяти. Это поколение прозябало под дождем несусветного лепета о бесплатных магазинах, общественных женщинах и домах, что вскоре таки подтвердилось — в виде мусорников и ночлежек. А потом приехал родственник из Владимира и удивил меня откровением, что работа у нас не обязательна: хочешь работай, хочешь нет. Твоя воля. В стране, где каждый метр густо окроплен кровью и горьким потом, где с каждой пяди разит смертью, большинство задерганных работой гегемонов распускало сладкие сопли после работы, заправившись по кадык сивухой; а рафинированные интеллигенты щелкали языками, смотря на эту мерзость, и верили, что строят вместе с нею светлое будущее. Сколько бы я не бурлачил по жизни, все — от последнего нищего до высокопоставленного чиновника — действительно в это верили. Верили, а не изображали веру. Как вдруг все затихло и, как кукиш, вырисовалось неопровержимое: не будет социализма с человеческим лицом. И наступили иные времена: индивидов, сомневавшихся в симпатичности той «социалистической морды», перестали упекать на покос дубов на Колыму и в Магадан. Теперь их ожидали белохалатные, с первоклассной советской выучкой доктора. И оказалось, что усмирить человека проще простого — нужно только загнать его в ловушку собственного тщеславия.

То было время, когда советского интеллигента, откормленного прогорклым салом и ливерной колбасой, посетили новые мажорные мысли — о крае обетованного капитализма. Это был таинственный, когда-то запрещенный, а поэтому очень желанный мир. И потому, когда подняли все возможные занавесы, включая железный, когда уничтожили все стены, включая берлинскую, все вдруг поверили, что вот теперь и наступит долгожданное царство полных желудков и интеллектуальной свободы. И вот он наконец появился, этот желанный капитализм. Первобытный, как нежно назвал его как-то один депутат. Оскалил клыки и пошел гулять. С диким, смердящим душком советчины и славянской лени. И людям за выполненную работу вообще перестали платить деньги. Я знаю много случаев, когда рабочих просто выгоняли в конечном итоге, на улицу советуя искать задолженные им деньги хоть в зоопарке. За последние пять лет я встретил тысячи бездомных, безработных, никому ненужных мужчин. Они мрачно цепенели в сумерках времени, угрюмо смотря, как, освещенная неоном фешенебельных магазинов, из истории исчезала их страна...