Евгений ПАПЕРНЫЙ: «Мне кажется неприличным просить денег»

Премьера спектакля «Любовник» по Гарольду Пинтеру, в котором заняты Евгений Паперный и Татьяна Стрельбицкая, состоялась осенью и, как каждое творение Виктюка, наделала много шума и породила не меньше слухов, самый расхожий из которых: мэтр ставил спектакль едва ли не по телефону. И хотя опровергать домыслы — занятие пустое и неблагодарное, но я не смогла не полюбопытствовать у Паперного, как на самом-то деле все было.

— Самое смешное, что мы этот спектакль репетировали девять месяцев. И к Виктюку в Москву ездили, и он в Киев наезжал, работали долго и подробно. Лично мне о репетициях по телефону ничего не известно.

— А это вообще сложно — работать с Виктюком?

— Роман Григорьевич — режиссер, который очень много дает актерам. В творческом, моральном и материальном плане, что немаловажно. Да, он может устроить истерику на репетиции, может быть излишне экспансивным и нервозным. Что ж, к этому надо мудро подходить и с пониманием. В конце концов всех нас с возрастом подстерегают перемены не самого приятного свойства. Ну а если серьезно, то Виктюк в творческом отношении — настоящий вулкан, и как всякий вулкан, он имеет тенденцию периодически извергаться, нравиться это кому-то или нет. Имеет право.

— А вы сами человек эмоциональный?

— Очень. И, увы, вспыльчивый. Мне достаточно пустяка, чтобы поднять бурю. Когда я первый раз уходил из театра имени Леси Украинки, то так и произошло: взял и в одночасье написал заявление. Со слезами на глазах и с комком в горле, но написал. И ушел в никуда. Ведь полагается как: подготовить плацдарм, построить мост, а потом уже отходить. У меня так не получается.

— Ваш первый уход — история давнишняя, но все же, что тогда произошло?

— Руководство театра, который возглавил Эдуард Митницкий, решило закрыть спектакль, где я был занят. Ну, я и сказал все, что по этому поводу думаю, чем обидел некоторых моих старших коллег. Меня решили примерно наказать. Вот я и отреагировал.

— Второй ваш уход из театра, помнится, связан с нарушением производственной дисциплины.

— Лишь формально. Была нелетная погода, и я не успел на спектакль, хотя и предупредил об этом заранее. Думаю, моя работа с Виктюком вызывала в театре раздражение. Не дожидаясь оргвыводов со стороны тогда уже Михаила Резниковича, я ушел.

— А разве жизненный опыт не научил вас идти на компромиссы?

— Вообще-то я считаю себя человеком дипломатичным. Но по гороскопу я Тигр, который время от времени о себе напоминает. Тигр с начальством не дружит. Он может служить идее, но давить на него нельзя.

— Это касается только работы?

— Да всего. И все мои жены имели несчастье в этом убеждаться. Впрочем, даже расставшись с первой женой Людмилой Яремчук, а затем со второй Ольгой Сумской, мы продолжали играть в одном театре. Профессия — это святое. Моя нынешняя жена — киномонтажер Татьяна Моголяз оказалась, слава Богу, женщиной мудрой, что я очень ценю, и на мои «тигриные» повадки умеет верно реагировать.

— А еще, похоже, холит вас и лелеет: вы в прекрасной форме...

— Этому способствует не только жена, но и сауна, солярий, бассейн и главное — ограничение в шалостях. Раньше я, чего греха таить, мог себе позволить злоупотребить алкоголем — стрессы снимал. Сейчас, видно, инстинкт самосохранения срабатывает и организм говорит: делай стоп. Вот я и делаю.

— В «Любовнике» эротизм, чувственная атмосфера словно разлита по сцене, что, впрочем, характерно для многих спектаклей Романа Виктюка. Существует ли для вас некая грань дозволенного в искусстве, через которую вы не можете преступить?

— По этому поводу вспоминается анекдот. Что движет человеком? Соломон сказал: «Все отсюда», и указал на голову. Иисус сказал: «Все отсюда», и приложил руку к сердцу. Маркс сказал: «Все отсюда», показав на живот. Фрейд сказал: «Все отсюда», и показал ниже пояса. А Эйнштейн послушал и заметил: «Ребята, все относительно». Так что дозволенное-недозволенное в искусстве — понятие очень относительное. Виктюка в свое время клеймили за то, что он произвел сексуальную революцию в советском театре, теперь обвиняют в некой озабоченности. Но у Виктюка — это эстетика, тонкое проникновение в сферу человеческих чувств и взаимоотношений. А вот то, что позволяют себе сегодня иные театры, когда им «сверху» позволили играть «про эротику», иначе как пошлостью на грани патологии не назовешь. Да Виктюк — ребенок по сравнению с ними.

Хотя некоторые его режиссерские ходы, признаться, вызывают у меня стопор. Например, в «Любовнике», чтобы подчеркнуть бурный сексуальный темперамент моего персонажа, он придумал такое решение: я должен был разливать по сцене кефир, который вызывал бы ассоциацию с семенем. Надо признать, смотрелось это эффектно и выразительно. Но режиссер хотел, чтобы я еще и падал потом в этот кефир. Когда я представил себя в шикарном белом костюме падающим в кефир, то прагматические соображения взяли верх над эстетическими. На мое счастье, после первой же репетиции этот злополучный кефир так въелся в доски сцены, что организация, у которой мы арендовали зал, учинила нам скандал. Мне пришлось «пригрозить» Виктюку, что ущерб будем покрывать из его гонораров (он же это придумал, а я лишь безропотный исполнитель). Причем после каждого спектакля. А если поедем на гастроли в Америку? В общем, Роман Григорьевич от своей затеи отказался. Я, как это сегодня модно, ударил его рублем.

— Мы затронули важный вопрос — финансовый. Нынче спрашиваешь о творческих планах, а подразумеваешь, есть ли на них деньги. Чем занимается актер Паперный, когда не играет в «Любовнике»?

— С недавних пор преподаю в университете культуры и искусств. Вынашиваю много театральных проектов, денег на которые действительно нет. Мы с Владимиром Быстряковым придумали интересную, на мой взгляд, развлекательно-игровую телевизионную программу «Футляр с сокровищами», используя мотивы знаменитого мультфильма Давида Черкасского «Приключения капитана Врунгеля». Уже готов пилотный выпуск программы. Остается надеяться, что ею заинтересуется какой-нибудь из телеканалов.

— Евгений, слушаю вас и удивляюсь. Вы человек известный, не в последнюю очередь, кстати, благодаря анимационным фильмам Давида Яновича, которые вы озвучивали. Да только на бешено популярной песне «Мы — бандито-гангстерито...» в вашем исполнении, наверное, все нынешние молодые банкиры и бизнесмены выросли. Так что вы для них своего рода «крестный отец». Вот и попросили бы денег.

— Наверное, я безнадежно устаревший человек советского воспитания. Мне кажется неприличным просить денег. Верю Булгакову и жду, когда сами предложат. Наивно?