Галерея на перекрестке

Путешественников в «шахтерскую столицу», цель которых познакомиться с культурным потенциалом Донецка, ожидает злой сюрприз: в миллионном городе, по большому счету, есть только два музея — краеведческий и художественный. Последний, в дополнение, уже полвека «квартирует» в приспособленном под музей помещении, которое много раз заливалось квартирантами с верхних этажей — хорошо, если только горячей водой из прорванных труб отопления... Но непосредственно в музейных залах вас ожидает приятная неожиданность: несмотря на невыигрышное («вагончиком») расположение экспозиционных площадей, буквально убийственное освещение через боковые витрины и весьма скромное присутствие произведений общеизвестных, хрестоматийных художников, коллекция создает целостное впечатление. То есть «коллективное сознательное» выставление здесь живописи, графики, скульптуры, витражей и произведений смешанных модерных художественных техник оставляет после ознакомления ощущение чего-то достаточно стильного и завершенного. Об этом провинциальном феномене и о многом другом — в беседе с многолетним руководителем Донецкого художественного музея Галиной Владимировной ЧУМАК.

— Пани Галина, первый интересный факт в истории заведения культуры, которое вы возглавляете, — двойная дата его рождения.

— Музейная биография неотъемлема от всего, что происходило, да и ныне происходит на Донбассе. Во второй половине 30-х годов прошлого столетия здесь активно раскручивался маховик индустриализации, распространялось стахановское движение. Уловив тенденцию, известный художник Иосиф Бродский предложил создать в областном центре Сталино картинную галерею, где бы экспонировались, в частности, портреты передовиков производства.

Вскоре несколько тюков с картинами действительно поступило в город, но... из багажного отделения железной дороги их никто не спешил забрать. Руководство станции вынуждено было обращаться к власти с угрозой продать на аукционе или просто выбросить «мусор». Только после этого начали подыскивать помещение для размещения этих, как для пролетарского города, диковинок.

Картинная галерея в Сталино официально открылась осенью 1939 года. У нас сохраняется билет в городской кинотеатр «Октябрь», который давал зрителю право на обзор художественной экспозиции. Между прочим, имена там были известные в стране, если не сказать знаменитые: Кузьма Петров-Водкин, Мартирос Сарьян, Александр Дейнека, Анна Остроумова-Лебедева, Николай Кузнецов, Константин Богаевский, Александр Герасимов...

Но вскоре, как известно, началась Вторая мировая война. В суматохе эвакуации о картинах просто забыли. Немцы, которые вошли в город, из четырех сотен полотен тщательным образом отобрали 256 более ценных, которые вывезли в рейх. На сегодняшний день та первая коллекция музея де-факто считается потерянной. Лишь девять живописных работ в 1990-е годы неожиданно «всплыли» в киевских запасниках, не в самом лучшем состоянии, нуждаясь в капитальной реставрации.

— И дальше «шахтерская столица» более двух десятилетий жила без собственной картинной галереи.

— Ну, существовал небольшой художественный отдел в областном краеведческом музее. Когда в 1965 году на повестке дня появилась идея возрождения Донецкого художественного музея, то первой проблемой было — помещение. В городе как раз построили жилой дом, первый этаж которого планировался под большой продуктовый магазин типа «Елисеевского» — тогда была мода на все московское. Ну, пожертвовали гастрономом.

Произведения для новой коллекции собирали в Эрмитаже, Музее изобразительного искусства им. Пушкина, Третьяковке, а также в галереях Минска, Симферополя, Севастополя. Конечно, владельцы отдавали то, что залежалось в фондах, не имея шансов попасть в основную экспозицию.

— То есть Донецкий художественный музей с момента своего второго рождения должен был нести своеобразное клеймо второсортности?

— Давайте различать принадлежность, так сказать, ко второму эшелону и банальную второсортность. Нельзя же, например, «отменять» в русской поэзии Владимира Бенедиктова или Евгения Баратынского только потому, что существовал «солнце Пушкин». Так же в изобразительном искусстве. Тем более, что разделение на «гениальных и просто способных» в искусстве всегда условно, временно. Те же Якопо Амигани, Джорж Доу, Август Ридель, представленные в настоящее время в нашей музейной коллекции, бесспорно, не настолько известны, как «раскрученный» предшественник Рембрандт, однако сегодня у них в мире есть свой стабильный круг почитателей. И ценность их произведений постепенно растет. А разве кто-то осмелится поместить в «тыловые шеренги» Ивана Айвазовского, Константина Маковского, Константина Коровина или, например, основателя футуризма Давида Бурлюка?

Другой источник увеличения художественного веса музейного собрания — научная деятельность по идентификации неисследованных произведений. В свое время мы получили немало картин, которые в сопроводительных документах описывались приблизительно так: «Портрет неизвестного работы неизвестного». Приведу одну историю. Несколько лет изнурительного труда понадобилось научному сотруднику Татьяне Пановой, чтобы исследовать полотно, на котором была изображена старинная комната, украшенная большим количеством картин. В конечном итоге оказалось, что идет речь о картинной галерее Василия Кокорева, основателя первого московского публичного музея, да и автор работы — небезызвестный мастер кисти Александр Гребнев. Третьяковка сейчас локти кусает, что когда-то неосмотрительно отдала довольно большую ценность. Но теперь она — наше, неотъемлемое.

К сказанному следует добавить, что в течение многих лет музей разыскивал, покупал (иногда, скажем честно, настойчиво выпрашивал у авторов или наследников художника) интересные работы, которые приобщались к нашей коллекции. Ныне знатоки оценивают ее на уровне лучших собраний Украины.

— Еще одна очевидная социальная задача музея — хранить, фиксировать для истории творчество донецкого художественного общества. Здесь уместно было бы вспомнить трагическую историю Геннадия Олемпиюка. Из-за несчастного случая талантливый донецкий художник, которому пророчили блестяще будущее, неожиданно ушел из жизни, его произведения оказались рассеяны, в результате имя ныне быстро уходит в небытие.

— Могу не задумываясь прибавить еще одно равнозначное, также достаточно трагическое, недооцененное, по моему убеждению, имя: Николай Дубина. Кстати, обоих можно найти в нашей экспозиции.

Отвечая же на ваш вопрос: музей здесь делает все, что может. Несколько раз в год предлагаем площади для выставок донецких художников, коллективных, или индивидуальных (юбилейных). По окончании обязательно закупаем хотя бы одну работу. Многие из представителей Донецка охотно сами дарят музею свои картины, например, народный художник Украины Юрий Зорко. Сейчас у нас большая выставка живописи еще одного признанного донецкого мэтра, Григория Тышкевича.

— Говорят, музей становится похожим на скупого рыцаря, когда замыкается в рамках собственной коллекции. ДХМ также пережил тяжелый в материальном плане период, когда приходилось, прямо скажем, имитировать выставочную деятельность, бесконечно тасуя имеющиеся фонды. Но ныне словно прорвало: вы показали первоклассную живопись Ивана Марчука, вместе с «диковинами на колесиках» модного скульптора Олега Пинчука.

— Знаете, привезти в Донецк Марчука нам предложила какая-то очень неожиданная организация, типа международной ассоциации греков-предпринимателей. Иван Степанович, которому мы «на всякий случай» перезвонили, сказал, что он сам немного удивлен предложением, но если люди с открытым сердцем предлагают...

Выставку скульптуры Пинчука спонсировали известные донецкие предприниматели, братья Андрей и Сергей Клюевы. В дополнение закупили одну из работ — она сейчас в наших залах. А вообще при нашем бюджете часто приходится полагаться на фортуну. Скажем, я сама не верила, что удастся «завернуть» в Донецк, по пути из Эрмитажа в Латинскую Америку, выставку японского прикладного искусства, — а таки получилось.

— Зато недавно привезенная из национального Музея исторических драгоценностей знаменитая скифская золотая пектораль, на которую «клюнули» представители Донецка, в конце концов, оказалась лишь копией...

— Я вам скажу, это принципиальный вопрос. Думаете, золотая маска Тутанхамона, которую — за большие деньги, между прочим, — демонстрируют время от времени по всему миру, это аутентичный артефакт? Да ни одно государство мира не рисковало бы такой бесценной вещью, как пектораль. Если копия сертифицирована, художественно совершенна, она выполняет надлежащую эстетическую задачу.

— Едва не забыл спросить: в недавние мрачные времена немало украинских музеев бесповоротно утратили жемчужины своих коллекций. По тем или иным причинам. Какова ситуация в ДХМ?

— Абсолютно вся коллекция на своих местах, это можно, в частности, проверить по каталогам, изданным еще в советские времена. Вспоминается лишь единичный случай, кража небольшой работы из частного собрания, которая была привезена на выставку Айвазовского, и это случилось невесть когда.

В этом случае пожалуюсь: недавно получили из столицы суровое указание относительно того, что договоры на охрану музея должны, мол, заключаться на конкурсной основе. С другой стороны, существует положение, что музей должна опекать исключительно Государственная служба охраны. Зачем расставлять руководителям заведений культуры такие бумажные ловушки? Мы и без того все меньше научные работники, все больше бюрократы.

— Как-то посчастливилось посмотреть на ваши запасники. Там множество работ эпохи социалистического реализма, когда художников бригадами вывозили на комсомольские ударные новостройки, а потом обязывали музей покупать картины. До недавнего времени это считалось малоинтересным балластом, но времена меняются: идеологически выдержанный «соцреал» ныне на пике моды.

— Частично мы имели возможность демонстрировать работы такого плана на выставках, посвященных очередному юбилею рекорда Стаханова, который все еще широко отмечается на Донбассе. Есть желание создать отдельную большую экспозицию, но при нынешних условиях, пока находимся в старом помещении, реализовать идею возможно лишь за счет ущемления классической, устоявшейся экспозиции. На это я как директор никогда не пойду. Поэтому придется ждать лучших времен.

— Вот мы, кажется, дошли до самого главного в сегодняшнем разговоре: перспектив переселения в новое здание.

— Не так давно городская власть Донецка обнародовала планы строительства нового комплекса художественного музея, рядом со стадионом «Донбасс Арена». Ныне даже выделен соответствующий земельный участок под стройплощадку. Специалисты, правда, говорят, что грунты там ненадежные, возможна усадка и, соответственно, трещины в стенах, но если все сделать по совести, то осложнений не будет. Еще вопрос — рядом река Кальмиус. У меня, например, есть снимки двух картинных галерей в Китае и Бразилии, которые располагаются вообще посреди искусственных озер, и ничего. Но вспомним питерский Эрмитаж (хотя в свое время он строился как царский дворец, а не пинакотека).

У городского головы Александра Лукьянченко я спрашивала: что будет с транспортом? Ныне музей располагается хоть в малопригодном помещении, но в самом центре, на пересечении двух уютных бульваров. Скажем, школьники, которые едут два часа из маленького шахтерского поселка, чтобы приобщиться к прекрасному, после экскурсии имеют возможность отдохнуть в тени под деревьями, перед тем, как опять сесть в автобус. А как будет на новом месте? Мэр гарантировал, что не менее уютно. Говорит, со временем рядом со стадионом образуется новый городской центр.

Между тем в интернете выставили первые проекты нового здания музея, якобы для общественного обсуждения. Я не совсем понимаю, как можно путем интерактивного голосования решать сугубо специфические вопросы по соблюдению санитарных норм сохранения раритетов, освещения, вентиляции, разделения потоков экскурсантов, безопасности. Из всех проектировщиков только один, самый молодой архитектор, пришел ко мне попросить соответствующие нормативные документы (и я его запомнила). Ну, ничего, окончательно будет решать вопрос комиссия, в которой и я имею не последнее слово, еще пообщаемся...

Вот в чем донецкая общественность действительно могла бы сказать весомое слово, так это в отстаивании идеи синтетического, комплексного центра искусств на базе нового музея. Я бы хотела иметь постоянно действующий кинозал, где бы демонстрировались образовательные фильмы по искусству, а также помещение для камерных концертов, возможно, открытые для посещения студии художников, реставрационные мастерские. Наконец, само слово «музей» когда-то означало «место, которое выбрали музы».