Игра в слова

Это свободная реминисценция хрестоматийной новеллы Мыколы Хвылевого «Я (Романтика)». Александр Середин в Харькове уже хорошо известен именно своей страстью к подобным переделок (он, в частности, «переписал» булгаковского «Пушкина» и лермонтовского «Героя нашего времени»). Этот спектакль — своеобразное испытание для киевской публики, по крайней мере, для тех, кого Левобережный театр приучил искать в зрелищах отчетливо артикулированный смысл. Здесь же зрелище — размыто-многозначительное, и позволяет прочитывать себя как угодно.

Сценический интерьер (художник-постановщик Олеся Головач) организован несколько необычно. Действие происходит под стеной, противоположной публике, а между артистами и зрителями — полностью пустое пространство. Это так, будто вы смотрите на большую шахматную доску, пустую, как минное поле, только на крайней, дальней от вас линии, есть несколько шахматных фигур, которые двигаются вдоль этой линии, влево вправо, только не вперед. Пространство для маневра — минимальное.

Та задняя стенка, под которой скопились артисты, — казенная, бело-голубая, Бог знает, когда окрашена, больше всего напоминает казенный бесплатный туалет (впечатление подкреплено несколькими навязчивыми «писсуарными» мизансценами). Хотите — можете трактовать это как иллюстрацию к высказыванию «мочит в сортире». Как видим, понятие «романтика» здесь дано в его искаженном антиромантическом виде. В конечном итоге, разве не так ли оно и в новелле М. Хвылевого, где за романтикой стоит кровь и ужас?

Однако, в этом спектакле первооснова (Хвылевой) кажется иногда не так «переписанной», как банально, по-школярски списанной, и не из оригинала, а из каких-то убого упрощенных рефератов. От этого чувствуешь себя, по меньшей мере, не по себе. Например, когда персонажи говорят, что, мол, романтика — это революция, а революция «виновата в смерти людей». Здесь легкомысленно, как в школьном произведении, перепутаны разные эпохи и разные революции, и этого трудно не почувствовать, потому что театр — это всегда «о теперь», а не «о когда-то». Вот еще картинка: один из персонажей Мыколы Хвылевого нетерпеливо просится, чтобы его отправили на фронт, а этот нетерпеж очевидно от того, что он нестерпимо хочет писать.

...Ближе к финалу персонажи таки выходят на условную авансцену, чтобы обыграть две аббревиатуры — КВН и НКВД. Фантастическое сближение смыслов. Как говорят в подобных случаях, что-то в этом есть — какое-то очень живое и откровенное свидетельство о поколении, которое легко начинает с чистого листа, без старых долгов и обязательств, и с умением играть в слова.