«История – это способ думать о будущем»

Агнешка Холланд родилась 28 ноября 1948 г. в Варшаве, в семье еврея и католички. Отец — Хенрик Холланд, социолог, публицист, деятель правящей ПОРП, мать — Ирена Рыбчинска, журналистка, участница Варшавского восстания 1944 года; родители Хенрика погибли в гетто. Муж — режиссер Ладислав Адамик, их дочь — режиссер и сценаристка Кася Адамик.

Агнешка Холланд закончила Лицей Стефана Батория в Варшаве, затем — отделение кино и телевидения Музыкальной академии в Праге (1971). По возвращении в Польшу работала ассистентом режиссера у Анджея Вайды и Кшиштофа Занусси, снялась в нескольких ролях второго плана. С середины 1970-х начала делать собственные фильмы. За дебютный полный метр «Провинциальные актеры» (1978) получила приз ФИПРЕССИ в Каннах. С 1981 работала за рубежом, сначала в Германии и Франции, потом в США. Снимает игровые, документальные и рекламные фильмы. В биографической драме Холланд об Артюре Рембо «Полное затмение» (1995) одну из своих первых и лучших ролей сыграл Леонардо Ди Каприо. Фильм «В темноте» (2011), рассказывающий о Холокосте во Львове, получил номинацию на «Оскар». Писала сценарии для Вайды («Без наркоза», «Любовь в Германии», «Дантон», «Бесы») и Кшиштофа Кеслевского («Три цвета»). Работала в сериалах, в частности — в политической саге «Карточный домик». Преподает в Бруклинском колледже Нью-Йоркского университета.

Наш разговор состоялся во время Одесского фестиваля, где пани Агнешка получила почетного «Золотого дюка» за вклад в киноискусство и представила свой новый фильм «След зверя».

УЧИТЕЛЯ

— Агнешка, вы работали с Вайдой в юности. И вы сами из артистической семьи. От кого вы более всего научились тому, что делаете в настоящий момент?

— Вайда был очень важен для меня — как продюсер, как учитель и как друг. Я встретила его очень давно, еще в начале 1970-х, по окончании киношколы в Праге. Он собрал команду, в которую вошли несколько молодых кинематографистов. Я начала сотрудничать с ним, писать для него сценарии. Он присутствует во всей моей профессиональной жизни.

Также на меня повлиял, но по-другому, Кшиштоф Кеслевский. Были еще режиссеры, писатели, художники, но именно упомянутые мастера ближе всего мне. Мы, конечно, разные: есть стиль Вайды, есть стиль Кеслевского, есть мой стиль — но чувство ответственности, когда я рассказываю историю средствами кино, и желание общаться с аудиторией, думаю, одинаковые у нас трех.

— А вам самой роль наставницы по душе?

— Мне не нравится учительствовать. Однако я люблю вдохновлять людей — то есть делиться с ними тем, что считаю важным, но при этом не судить, не поучать. Я больше заинтересована в диалоге, чем в проповеди. Я не отказываюсь от роли наставницы — но просто не указываю другим, что им делать, я делюсь с ними мыслями о том, что могло бы выйти. Авторитет — не та вещь, которую можно выбрать по собственной воле. Думаю, все дело в доверии и диалоге. И если у меня есть определенный авторитет перед младшими коллегами, то это не потому, что я сужу их работу, а из-за уважения друг к другу.

ПОВЕСТВОВАНИЕ

— Теперь о, собственно, вашей работе. Что должно быть в сюжете, чтобы он стал вашим сценарием?

— Это довольно загадочно. Я получаю много сценариев. Иногда они действительно качественные, но не пробуждают желания рассказать эту историю. Я хотела бы этот фильм посмотреть, но не чувствую, что должна его снимать. Почему эту историю, а не другую? Думаю, это связано с моим жизненным опытом и с тем, как я вижу мир. Если история понятна всем, я не хочу ее рассказывать. Мне нужно почувствовать какую-то тайну, какой-то вызов. Мне нравится, когда сначала я абсолютно не знаю, как сказать то, что хочу, и что из этого выйдет в конце. Процесс, потенциал процесса — вот что важно для меня.

— Вы вспомнили о тайне, которую должен  иметь сюжет,  — вероятно, такой тайной является биография Артюра Рембо. Мне очень нравится «Полное затмение», и мне кажется, что это одна из немногих действительно интересных ролей Леонардо Ди Каприо.

— Он очень хороший актер, и до сих пор таким остается. Но он утратил свою... магию, что ли.

ИСТОРИЯ

— Возвращаясь к разговору о выборе сценария: почему вы взялись за проект, посвященный Гарету Джонсу — британскому журналисту, который открыл Западу правду о Голодоморе? Наша газета много внимания посвящает этой теме, и именно консультант англоязычного еженедельника The Day и многолетний автор «Дня» Джеймс Мейс в свое время первым обстоятельно рассказал украинцам о Джонсе, в частности, в статье «Повесть о двух журналистах».

— Мне приходит много сценариев о геноцидах. Я сняла несколько фильмов о Холокосте, и они были успешными. Я политически активный человек, мое мировоззрение не позволяет мне просто жить своей жизнью — я пытаюсь изменить мир, понемногу, шаг за шагом. Поэтому мне много пишут — об истреблении армян, о бедах других народов. Но чаще всего я не вижу историю, которая пробуждала бы во мне желание ее рассказать. Однако когда я прочитала сценарий Андреа Халупы, я сразу же почувствовала, что сам сценарий подает эту историю как очень актуальную сегодня, и что она имеет свою художественную ценность, это тайна, что-то неочевидное. Создание этого фильма будет для меня настоящим прыжком. Как будто путешествие, понимаете? В прошлое, а также в настоящее и будущее.

— У вас уже есть видение того, как будет выглядеть фильм?

— На этом этапе трудно сказать. Это — процесс. Но чем этот сценарий замечателен — он не плоский, как историческая реконструкция или документальная драма. Это настоящий художественный вызов. Я надеюсь, что фильм выйдет многослойным и сложным: станет выражением некоторых личных страхов и надежд, и будет иметь точку зрения, понятную для аудитории, расскажет о том, что остается важным до сих пор.

— Это уже не первая ваша работа в историческом жанре…

— Исторические фильмы для меня — не об истории, а о том, как история отображается сегодня. Она присутствует в нашем личном и политическом выборе, присутствует в опасностях, которых мы еще не видим, но предчувствуем. Поэтому историческая драма — о нашей современной жизни и о том, что мы можем с ней сделать.

— Вы правы. Мне кажется, что мы, украинцы, определенным образом пленены собственной историей. Один и те же ситуации повторяются и в нашем прошлом, и в настоящем.

— Плохо то, что и польский, и украинский народы до сих пор не в состоянии подойти к своей истории честно, как к комплексной вещи. И до сих пор допускают те же ошибки, погружаются в одну и ту же мифологическую ложь, которая формирует сегодняшнюю политику так, как она формировала политику 20-х и 30-х годов прошлого века.

— А кино может на это как-то повлиять?

— Я не думаю, что фильм может изменить историю. Сделанный честно и мощно, он может помочь многим людям понять, что история не такова, как они себе представляли, что она является определенным способом думать о будущем. К сожалению, такое кино выходит очень редко. Но мы должны и дальше пытаться делать его.

СЕРИАЛЫ

— Относительно  вашей работы в сериалах, в частности в «Карточном домике». Насколько свободной вы себя в них чувствуете? Дают ли они вам творческое удовлетворение?

— Роль режиссера телесериала, особенно созданного под определенный формат, является больше служебной. В работе над собственным фильмом или мини-сериалом творчества намного больше. Мне нравится формат мини-сериалов — это как будто снимать очень длинный фильм. Например, мини-сериал «Неопалимая купина», который я снимала в Чехии для местного отделения телеканала HBO, я считаю одним из лучших своих произведений. А когда я снимаю серию «Карточного домика», «Убийства» или еще чего-то  подобного — это просто стилистическое упражнение. И я предпочитаю не делать этого слишком часто. Обычно я снимаю не больше двух серий в год,  если это не мешает  моим полнометражным картинам. Но это интересно — быть частью большого проекта, важного для широкой аудитории, и выполнять обязательство, и что-то изменять в его рамках. Я очень тщательно подбираю сериал, в котором принимаю участие. «Карточный домик» — известная сага, на интересную для меня тему и с фантастической парой главных актера и актрисы. Работать с Кэвином (Спейси)  и Робин (Райт) действительно увлекательно.

— Вы работали как в Европе, так и в Америке. Какое основное отличие в подходе к работе там и там?

— В Америке очень трудно выпустить независимый фильм. Это — производство. А в Европе, по моему мнению, его, напротив, иногда слишком просто сделать. Появляется проблема качества — однако это дает возможность сделать что-то очень личное. Я думаю, что ситуация изменится, но и сейчас в Европе можно снять фильм, кассовые сборы которого не будут главным критерием. В Америке любой фильм, даже независимый, ориентирован на сборы.

Кстати, именно потому, что американское кино стало довольно форматированным и предсказуемым, телевизионные сериалы превратились в место, где рождаются новые идеи. В то же время сериалы тоже подчинены определенным требованиям — их нужно конструировать таким образом, чтобы зрители, посмотрев одну серию, хотели увидеть следующую. Всегда нужно «подвесить» развязку, и со временем это утомляет режиссеров. Поэтому я не хочу снимать много сериалов: можно потерять почерк.

— Но вам нравится работать в американской киноиндустрии?

— Да, там есть действительно организованные люди, не просто профессионалы, но и с запалом. Есть много талантов, много фантастических актеров и актрис. Они не просто пишут сценарий и отправляют его, они продолжают работать над ним, пока он не станет совершенным. Это хорошее сочетание. Моими следующими работами осенью этого года будут пилот и вторая серия для нового проекта Бо Виллимона, творца «Карточного домика». Он делает новый сериал и попросил моей помощи.

ЗАЧЕМ

— И последний вопрос, немного странный: зачем человечеству кинематограф?

— (Со смехом.) Знаете, я уже и не припомню...