Художник в двусмысленном положении

Когда вдруг видишь название «Блэз» на афише этого столичного театра, поневоле вырывается: «Не может быть»! Потому что здесь не позволяют себе заигрывать с публикой и прикидываться дураком, а из-за этого раньше избегали ставить комедию ситуаций. Несколько месяцев назад в интервью газете «День» Крыжановский сказал, что это, мол, будет попытка освоить еще не опробованный сегмент репертуара. Однако на деле перед нами не столько освоение, сколько присвоение — то есть игра на не-своем поле, но по собственным правилам.

Кто только не ставил «Блэз» — от Харькова до Ужгорода! И сколько бы ни приходилось видеть разные сценические версии этой комедии, мы не придавали значения тому, что главный герой здесь художник. Он мог быть хоть цирюльником или таксистом, какая разница? Главное, что это «француз в двусмысленном  положении» — и нам уже смешно. В Театре на Печерске все якобы то же, только с важным уточнением: это — «художник в двусмысленном положении». И не просто какой-то там «художник вообще». А что если это был кто-то такой...  ну, как Сальвадор Дали? Или Пабло Пикассо? То есть не буквально тот же — но так же настоящий. И когда такой художник оказывается в обстоятельствах обыденного абсурда — то это уже что-то большее, чем хохма. Кто-то скажет: ладно, пусть, но не погубит ли такой серьезный подход комедию? Нет, она никуда не исчезает, лишь несколько смещается от комедии ситуаций к комедии характеров, а это жанр таки более благородный. Оглядываясь вокруг себя, вы замечаете: зал смеется не так, как привычно для толпы, а тем тихим смехом, который бывает в хорошей умной компании. Зал даже чаще смеется не вслух, а просто, молча, улыбается, что вообще редко приходится видеть ныне в театрах.

Впрочем, было и кое-что «для толпы»: в первых послепремьерных спектаклях эксцентричный Игорь Рубашкин выходил в женской роли испанки Пепиты. Говорят, выходило очень весело. Но потом А.Крыжановский это убрал.

Заглавную роль в очередь играют двое актеров. Блэз Владислава Мамчура — породистый, златокудрое дитя Аполлона, он явно парижанин или, точнее, безукоризненно отвечает представлениям о художнике-парижанине. А вот у Руслана Сокольника Блэз — скорее провинциал по происхождению, дикий и неприрученный, таким, возможно, был молодой Пикассо. Но едва ли не главный персонаж спектакля — служанка Мари. В исполнении Екатерины Кистень — это то магическое зеркало, в котором отражается Блэз. Если Мари — муза художника, то это удивительнейшая муза, которую можно представить. Она провинциалка, где-то там у себя в Бретани косила сено и доила коров. Она и сама похожа на симпатичную жизнерадостную «корову»! В конечном итоге, если Пегас — крылатый конь, то почему не быть крылатой корове? Конечно, буквальных крыльев здесь нет, но в игре Екатерины Кистень есть впечатление полета. Ее Мари — существо нездешнее, элегантно неловкая, и очень живая, она вторглась в этот фальшиво-салонный мир  и тем самым спасла художника, потому что принесла сюда ту подлинность, без которой искусство — лишь самообман и ничего не стоящая иллюзия.