Киевский вальс Игоря Шамо

Прошло 80 лет с того мрачного холодного февральского дня, который принес нашей земле одну из наиболее солнечных и наиболее привлекательных личностей украинского музыкального искусства — Игоря Наумовича Шамо.

Мне представляется, что с первых минут жизни вместе с ангелом-хранителем над его колыбелью склонилась сама Музыка, и с тех пор он уже с нею не расставался, потому что разве можно развестись с собой? Эта судьбоносная связь человека и его миссии на земле в различные периоды жизни Игоря Шамо имела различные воплощения. А сначала проявилась в форме почти мистического пророчества — ведь первым словом младенца, к большому удивление родителей, было не «мама» и не «папа», а слово «песня». Об этом потом постоянно вспоминали в семье, где раньше не было музыкантов, однако песни всегда любили и часто пели.

А дальше музыка поселилась в его душе в виде высокой мечты — проникнуть во все ее тайны и стать настоящим композитором. И опять судьба, словно преднамеренно, привела способного мальчика в первую в стране школу для одаренных детей — Киевскую специальную музыкальную школу имени Лысенко, которая торжественно открылась в 1935 году. Невзирая на все трудности и ужасные события пресловутых 30-х годов (например, одно из детских потрясений — разрушение Михайловского собора), все-таки Игорь Наумович всегда вспоминал школьные годы как наиболее счастливые: ведь перед ним открылся удивительный мир гениальных произведений. С того времени его кумирами на всю жизнь стали Бах, Мусоргский, Рахманинов, Шостакович. Его учили увлеченные мастера своего музыкального дела Янкелевич (фортепиано), Гозенпуд (композиция), Луфер, Михайлов и еще совсем молоденькие Аэрова и Столова. Его школьными друзьями были Френкель, Шаинский, Юделевич, Левитова, Рожавская. Об этом периоде Шамо рассказывал: «Я попал туда, куда мечтал — в царство музыки, в атмосферу уважения к творческому человеку. Если у тебя что-то хорошо получалось, тобой искренне восхищались. Я никогда не ощущал зависти, хотя дух творческого соревнования присутствовал постоянно». А дальше со смехом вспоминал, как Шаинский с Френкелем постоянно соревновались, кто быстрее запишет музыкальный диктант, а Левитова с Юделевичем — у кого лучшие вариации.

А потом наступил 1941 год, и внезапно разрушилось все, что он любил. Отец со старшим братом ушли на войну. Игорь — вчерашний десятиклассник, юный любимец муз — оказался, вместо желанной консерватории сначала в эвакуации вместе с мамой, а вскоре — в действующей армии, куда пошел добровольцем в 1942 году. Перед фронтом успел закончить в Уфе один курс I Московского медицинского института (по специальной ускоренной программе).

Военный фельдшер Игорь Шамо выпил горькую чашу войны до последней капли, ему пришлось увидеть чуть ли не самую грубую, самую страшную сторону военного бытия… Может потому он никогда не рассказывал фронтовых историй. А по-видимому их было немало, только уже слишком болезненные. Его фронтовой путь начался от Волги и победно закончился в Берлине. Ему несказанно повезло — он остался жив. Возможно, еще и потому, что музыка никогда не покидала его, даже в эти страшные, кровавые годы. Она берегла его, а он берег ее в своем сердце. А еще своим искусством в редкие минуты отдыха отогревал, лечил души друзей-солдат — научился играть на трофейном аккордеоне, переиграл на нем все, что знал, и никогда никому не отказывал. А однажды в разбомбленном немецком городке играл на уцелевшем церковном органе своего любимого Баха и все не мог остановиться — можно представить, какое это произвело впечатление на бойцов и особенно местных жителей. Во время службы в оккупационных войсках в Вене (с мая 1945 по май 1946) Игорь квартировался у одной госпожи- музыкантши, которая полностью «капитулировала» перед его исполнительским мастерством и говорила, что не слышала равных ему пианистов. Достаточно сказать, что со своей единственной на всю жизнь любовью, со своей будущей женой Людмилой Игорь Шамо также познакомился под звуки собственного аккордеона — это было на первом после Победы военном балу в Вене, где впервые встретились два лейтенанта медслужбы. А вскоре там же, в Вене, обручились. Весной 1946 они наконец демобилизовались и в мае прибыли в Киев — разрушенный, тяжелораненный, но такой взлелеянный в фронтовых снах.

Уже на следующий день, еще не сняв военной формы, Игорь полетел в консерваторию. И с того времени наконец отдался музыке без остатка. Он учился в консерватории жадно, с восторгом, получая колоссальное удовлетворение от самого процесса обучения, от общения с выдающимися мастерами и педагогами — Ревуцким, Вериковским, Вилинским, Гозенпудом, Тарановым. Но главным его учителем, в профессии и в жизни, раз и навсегда стал Б. М. Лятошинский. Игорь Наумович рассказывал, что их отношения были далеки от идиллии, особенно в первые годы. Борис Николаевич был довольно строгим учителем и нагружал способного студента по полной программе, невзирая на его семейные обстоятельства, на то, что родился сын, что было тяжело и голодно. Потом Игорь понял, что именно эта педагогическая тактика, когда со вторника по пятницу любой ценой нужно было принести 25 страниц партитуры, способствовала максимальному овладению профессией и выработке такого рабочего ритма, который всегда позволял находиться в отличной композиторской форме. В конечном итоге Лятошинский достиг ожидаемого результата и имел все основания быть довольным своим учеником — на ежегодных студенческих конкурсах на лучшую композиторскую работу Игорь Шамо все пять лет обучения получал первое место, в 1948 году, еще студентом II курса, был принят в Союз композиторов (кстати, факт, который не имеет аналогов в истории Союза). Уже намного позже, после окончания консерватории Игорь случайно узнал, что его значительно повышенная студенческая стипендия была субсидирована Борисом Николаевичем, который знал о его тяжелой материальной ситуации. Через всю жизнь Игорь Шамо пронес любовь и уважение к своему учителю. Особенно тесные отношения у них были в последние годы жизни Лятошинского. Игорь Наумович, в то время уже популярный композитор, часто показывал Борису Николаевичу свои новые произведения. Когда в 1964 году Шамо получил звание заслуженного деятеля искусств, первым, кому он позвонил, был Борис Николаевич — Игорь Наумович поблагодарил своего учителя.

Но вернемся к началу 50-х. Как ни трудно было молодому музыканту в начале его самостоятельной творческой жизни, высокая цель всегда вела его через трудности времени и бытовые неурядицы. Чего только не приходилось делать, ведь нужно было кормить семью, которая пополнилась маленькой дочерью. Днем руководил самодеятельным коллективом на заводе, аккомпанировал певцам, делал инструментовки, аранжировки, обработки для радио, вечером — играл на фортепиано или на аккордеоне в ресторане, а ночью писал музыку к физкультурным праздникам, хроникальным фильмам, радио- спектаклям. Игорь Наумович вспоминал, что времени на сон в молодые годы ему всегда не хватало. Вот из этого сплава настойчивого обучения, напряженной работы, счастливых минут творческих находок появилась впоследствии и легкость, и изысканная простота, которая в конечном счете и является наивысшим уровнем мастерства.

В музыке не существует жанра, которым бы не владел Игорь Шамо. Природа его щедрого таланта, манера работать напоминали нечто моцартовское. Он творил легко, быстро, без какого бы то ни было напряжения. Члены его семьи, близкие ему люди вспоминают, что у него было удивительное свойство — работать одновременно над несколькими произведениями: симфонией, романсом, музыкой к кинофильму, песней или хоровым произведением. Это было какое- то уникальное умение. Зная об этом, я когда-то спросила, существуют ли в принципе для него хоть какие-то трудности в процессе написания произведения. Он ответил: «Безусловно. И очень серьезные. Наиболее сложная проблема (знаете, как и вообще в жизни) — это проблема выбора. Я выбираю одну мелодию из сотни других мелодий, которые звучат во мне. Наиболее точную интонацию из миллиона других вариантов. А еще, для меня произведение (особенно это касается песни) рождается в комплексе: мелодия, гармония, ритм, инструментовка. Нет никакой приблизительности и тумана, общих форм движения. Я вижу сразу каждую деталь, которая выполняет свою функцию в рождении образа».

Имея такое выдающееся дарование, Игорь Шамо был, так сказать, обречен войти в историю украинской музыки ХХ в. Бесспорно, наивысшего пилотажа он достиг в жанре песни. Здесь он был настоящим волшебником. Его песенные жемчужины часто воспринимались и воспринимаются как народные (в подтверждение этому есть много разных историй, писем, документальных рассказов, которые очень грели сердце композитора). Эта чрезвычайная органичность, точность лирической интонации, опора на неповторимый национальный мелос, на традиции украинского сольного пения, неразрывное образное целое высокой поэзии и музыки гарантируют его песням долгую счастливую жизнь и свое непоколебимое место в украинской песенной классике — в одном славном ряду с Платоном Майбородой и Александром Билашом.

Триста песен написано композитором. Именно за песенное творчество он награжден Национальной премией Украины имени Тараса Шевченко, а впоследствии званием народного артиста Украины. И он действительно был народным, потому что его песни любили все. Его баллады «Фронтовики», «Перекличка» или «Стоїть над Волгою курган» будут волновать всегда, как и романтически возвышенные «Невідкриті острови» или «Пісня про щастя». И всегда будут жить радость и грусть его маленьких шедевров — «Проводжала мати», «Три поради», «Осіннє золото». Не говоря уже о прекрасном «Києве мій», являющимся музыкальной эмблемой нашей столицы.

Однако не только в песне, но и во всех других жанрах композитор работал очень активно и достиг весьма значительных высот. Например, им созданы три симфонии в лучших традициях драматического и лирико-драматического симфонизма. Больше всего известна Третья, посвященная памяти героев Великой Отечественной войны, наполненная прекрасными страницами высокой трагедийной лирики. Однако и его Первая симфония для струнных, написанная по классическим принципам симфонической драмы, — совершенный образец в контексте украинской музыкальной культуры, который необходимо возродить и вернуть слушателю. Кстати, в своих трудах по украинскому симфонизму ее высоко оценивал М. М. Гордийчук, видя в ней продолжение симфонических поисков Б. М. Лятошинского: углубленную драматизацию замысла, заостренную конфликтность драматургии, активную тенденцию к образному синтезу, применение принципа монотематизма и другие характерные черты. Важно, что в этой и других своих симфониях Игорь Шамо одним из первых в украинской симфонической музыке изобразил богатство и разнообразие тембровых красок струнного оркестра. К тому же это настоящая энциклопедия полифонического развития. Шамо часто повторял, что ему как композитору очень интересно «достигать максимального результата при условиях минимальных возможностей». Он говорил, что средствами струнных можно воспроизвести любой инструмент — или духовой, или ударный. Кто слышал его музыку, знает, что он это делал виртуозно. Надеюсь, что киевская публика вскоре услышит Первую симфонию Игоря Шамо в исполнении «Киевской камераты».

Чрезвычайно много сделано Игорем Шамо в жанре камерной музыки. Это прежде всего шесть его струнных квартетов и целая антология фортепианной музыки, на которой воспитано не одно поколение молодых исполнителей. Вспомним циклы «Картины російських живописців», «Тарасові думи», «Гуцульські акварелі», Двенадцать прелюдий для ф-но. Это классика, известная каждому музыканту. Он был блестящим пианистом и замечательно исполнял свои произведения. Он стремился максимально обогатить возможности фортепиано, симфонизировать фортепианную фактуру.

Весомый вклад Игоря Шамо в вокальный и хоровой жанры, где он проявил себя тонким знатоком поэзии. Нельзя не отметить его проницательное музыкальное прочтение стихотворений Тараса Шевченко (10 романсов) и Ивана Франко (4 хора), Андрея Малышко (цикл «Медоцвіти») и Роберта Бернса в переводе С. Маршака (цикл «Любовь»).

Вообще Игоря Шамо привыкли воспринимать как довольно традиционного автора. Его действительно не назовешь авангардистом. Однако он был и первооткрывателем, экспериментатором в музыке, ведь именно в его творчестве появился жанр хоровой фолк-оперы — это «Ятранські ігри», где автор погрузился в глубинные слои украинского народного творчества и воспроизвел в синтетическом, сочном и красочном музыкально-театральном действе магическую красоту купальского обряда. Не используя ни одного аутентичного фольклорного образца, он производил впечатление действительно народного музицирования. Как же нужно знать и чувствовать природу фольклора, чтобы так адекватно и органично воспроизвести его в собственном творчестве! Путь, проложенный Игорем Шамо, оказался очень перспективным для украинской музыки — поиски в этом направлении продолжили Евгений Станкович, Леся Дичко, Анна Гаврилец.

Игорь Шамо прожил чрезвычайно насыщенную, концентрированную жизнь. В целом его следует считать успешным композитором. Он пользовался горячей любовью публики, имел прекрасную семью, гостеприимный уютный дом. Его могучий светлый дар, его удивительная преданность музыке смогли противостоять всем ущемлениям — явным и скрытым (а они, к сожалению, были и, в основном, из-за так называемой пятой графы, являющейся позором нашей недавней истории). По-видимому, так устроена жизнь, что полное счастье недосягаемо. Судьба отпустила ему только 57 лет. Человек с прекрасным чувством юмора и добрым веселым нравом, он и во время неизлечимой болезни вел себя сдержанно и мужественно. Постоянно работал, рассказывал мне о новом творческом замысле — симфонической драме «Уріель Акоста».

Во время последней встречи с ним я больше всего запомнила глаза — огромные, темные на похудевшем лице. Но в них горел такой яркий огонь неугомонной жажды жизни, чувствовалась такая непобедимая внутренняя сила, что казалось — этот человек бессмертен. И действительно, так оно и вышло: закончился только земной путь музыканта, но бессмертна музыка, которую он оставил нам в наследство.