Код генетической памяти

Впервые повесть Николая Космина была опубликована в журнале «Дружба народов» в 1991 году. Ею заинтересовался Михаил Ульянов, предложив писателю сделать инсценизацию. Так появилась пьеса «Божья слеза», но увидеть ее воплощенной на сцене Московского театра им. Вахтангова не судилось. Ульянов тяжело заболел, а затем умер, а пьеса о Голодоморе в Украине 1932—1933 годов осталась пылиться в театральном архиве... Помог случай. На глаза худрука Театра им. И. Франко Богдана Ступки попала повесть Николая Космина, потрясшая Богдана Сильвестровича. «Я прочел ее на одном дыхании, — признался «Дню» Ступка. — Она написана так искренне, с такой теплотой и болью, что никого не оставит равнодушным. Это история, как социум влияет на человека, как пресловутые несколько колосков фактически ломают жизнь человеку, делая его вором и убийцей. Кстати, первоначально повесть называлась не «Божья слеза», а «Бандит», сразу расставляя перед читателем акценты: главный герой Иван — человек, имевший несколько судимостей. Перед смертью он исповедуется перед женой Броней. Иван вспоминает, как трагические обстоятельства толкают его на экстремальные поступки, когда на одной чаше весов — жить или умереть семье, а на другой — совершить убийство, чтобы добыть колоски и накормить родных... Прочитав повесть, я понял — это написал небезразличный человек с обостренным чувством генетической памяти. Вернулся на первую страницу, обратил внимание на фамилию автора — Николай Космин, и вспомнил: да я же его знаю! Попросил знакомых из Москвы разыскать писателя. Космин перезвонил и я предложил ему приехать в Киев обсудить вопрос постановки спектакля на нашей сцене. Украинский перевод сделал Василий Неволов, сценографию придумал Владимир Карашевский, главные роли сыграют Лесь Сердюк и Любовь Кубюк, а постановщиком выступает Валентин Козьменко-Делинде».

Сегодняшнее творческое сотрудничество режиссера с первой драматической сценой Украины можно назвать его «вторым пришествием», так как здесь он уже работал в молодости. Потом жизнь бросала и кружила Козьменко-Делинде по разным странам, и так получалось, что то, к чему у него сначала не лежала душа, со временем становилось плодотворным и счастливым. Режиссерская профессия в жизни Валентина появилась тоже вопреки желанию, но вся последующая жизнь доказывает, что тот давний выбор был им сделан правильно.

«ВПЕРЕДИ ИДУЩИЙ»

— Однажды я прочел слова Андрея Тарковского, и мне очень понравилась своей образностью мысль о замысле постановки, он утверждал, что свой замысел режиссер должен хранить так, как преступник таит замысел преступления. Потом неоднократно ловил себя на мысли: если, приступая к работе, я проговаривался о своей идее кому-то, даже не в театре, а просто в семье, то мне становилось неинтересно работать. Стал ловить себя на ощущении, что, озвучив идею, словно перегорел будущей постановкой. Поэтому, чем дольше замысел зреет внутри и остается тайной для окружающих — тем плодотворнее он рождается на сцене.

— Валентин, на ваш взгляд, какой самый удачный замысел вы сумели воплотить?

— В этой связи процитирую своего любимого художника Давида Боровского, для меня он в сценографии номер первый. Он считал, что если хотя бы 40% замысла смогло воплотиться в спектакле, это уже было бы удачей. Я всегда думал: почему хотя бы не 50? Ну а потом реально убеждался: хорошо, если хоть 25% удастся из задуманного. Из экстравагантных моих идей можно вспомнить четырех Гамлетов во Львовском театре им. М. Заньковецкой; батут в спектакле «Сон в летнюю ночь», а также образ раздвоенной сути Тартюфа, роль которого исполняли актер и актриса (Алексей Богданович и Людмила Смородина) — в Театре им. И. Франко. В начале работы каждая из таких идей мне представлялась авантюрой, в которую и сам до конца не верил, но потом было интересно доказывать такую возможность, убеждать в таком способе существования. Рад, что об этих спектаклях можно вспоминать с профессиональной гордостью.

Спектакль, над которым мы сейчас заканчиваем работу — «Божья слеза» — своеобразная игра с профессией для меня. Это пример замечательной, высокой литературы, но она совершенно не драматургична, не сценична. Так вот, мне интересно попытаться все же подчинить законам театра этот материал. В спектакле есть два главных героя (их играют Любовь Кубюк и Лесь Сердюк) и 25 студентов актерского курса Богдана Ступки (Национальный университет театра, кино и телевидения им. Карпенко-Карого), которые играют все, что происходит вокруг героев: их настроение, ощущения, других персонажей и даже корову... Вот в таком варианте я как режиссер и педагог увидел смысл этой постановки. Мы с Богданом Сильвестровичем прежде всего преследовали воспитательную цель — задействовать своих студентов во франковских постановках. Кстати, на идею создать актерский курс при Театре им. И. Франко я пошел только благодаря Ступке и возможности работать с ним вместе. Богдан Сильвестрович в моей жизни всегда имел огромное значение во многих поворотных моментах, и человеческих, и профессиональных. Я не раз убеждался, что к его мнению нужно прислушиваться — он не просто замечательный актер, но и очень мудрый человек.

— Автором нового вашего спектакля является современный драматург Николай Космин. Вы с ним знакомы? И чем привлекла его пьеса?

— Знакомство с Косминым произошло благодаря Ступке. У Богдана Сильвестровича на столе в кабинете лежит огромный том — антология «Шедевры русской прозы ХХ века», которая начинается рассказом Николая Космина, а после там опубликованы произведения Чехова, Бунина, Шукшина и много других авторов. Николай Космин живет в Москве. Он имеет украинские корни — родом из Бердичева, кстати, на окраине этого городка и происходят события спектакля. Действие построено на воспоминаниях о непростом жизненном пути главного героя, судьба которого сломалась в самом начале событиями 1932—1933 годов. Это рассказ и о том, как герой ищет пути душевного примирения, равновесия с судьбой. Мне было интересно приводить эту литературу в драматургическое русло, вообще режиссер с автором находятся в постоянном противостоянии. Когда-то Курбас сказал: «Вне борьбы с автором не существует диалектики театра», — так что я веду борьбу с очень хорошим автором. Не знаю, кто победит, думаю, что он.

— Пусть побеждает театр!

— Замечательная мысль! Лучшее, что может и должно всегда происходить — это победа театра. Возможно, со временем я скажу и об этой работе: да, был риск, была авантюра, но она имела смысл.

— Вы авантюрист по натуре?

— Да. Большой! Кстати, совсем недавно узнал, что «аванта» означает «впереди идущий», так что быть авантюристом совсем не плохо.

«РЕЖИССУРА — ЭТО НЕ ВОЗРАСТ, А СПОСОБ МЫШЛЕНИЯ»

— Валентин, давайте обернемся назад и вспомним, с чего вы начинали свой путь в театр...

— Я, как и многие мальчишки, мечтал стать актером. Но учился в Киевском суворовском училище, а там, как известно, готовят будущих военных, а не артистов... Занимался живописью, литературой, потом вдруг у меня «проклюнулся» и актерский дар — увлекся театром и кино. Но в условиях училища, чтобы заниматься театром, мне приходилось самому искать пьесу, делать инсценировку, организовывать ребят, репетировать, делать художественное оформление и играть главную роль. Проделывая такую подготовительную работу, я сам постигал азы режиссуры. Мне это было очень интересно. Пошел поступать в Киевский театральный институт им. Карпенко-Карого. В ту пору заведующий кафедрой режиссуры Всеволод Давыдович Быковец проводил консультацию, послушав мою программу, он предложил поступить на режиссерский факультет. Я мечтал только об актерском факультете, и это предложение огорошило. Я решил, что Быковец не увидел во мне актера. На что он ответил: «На актерский, думаю, вы поступите, но по подбору и интерпретации вашей программы мне показалось, что из вас мог бы получиться режиссер». Я возразил, что режиссер должен быть старше, опытнее, на что он ответил: «Режиссура — это не возраст, а способ мышления». Я пошел домой и, посоветовавшись с родными, согласился, что лучше самому гонять актеров из кулисы в кулису, чем подчиняться указаниям режиссера, и подал документы на режиссерский факультет...

— А что было после окончания института?

— Еще заканчивая учебу, я стал ездить в Москву, к Юрию Любимову на Таганку, проводил там много времени на репетициях, смотрел все спектакли. Любимов пригласил меня на стажировку. По тем временам это было событие грандиозное, Таганка гремела! Театр был на пике славы. Я предложил Любимову поставить спектакль по роману В. Шукшина «Я пришел дать вам волю». Написал инсценировку, сделал макет, предлагал, чтобы играли все подробно, в два вечера, тогда такое было в новинку. На главные роли предложил Губенко и Высоцкого — одним словом, авантюра чистой воды: приехал какой-то мальчик из Киева и диктует самому Любимову. Но мастер отнесся к моим идеям позитивно, хотя посоветовал поставить не роман, а рассказы Шукшина. Но, к сожалению, этому предложению не было суждено осуществиться. Стажироваться у Любимова могли только жители РСФСР, а я был из Украины, поэтому пришлось буквально со слезами на глазах уехать домой. Поначалу в Киеве не знал, что же мне делать — тупо лежал на диване и смотрел в потолок. И вдруг зазвонит телефон: мне передали приглашение от Михаила Юрьевича Резниковича, он приглашает прийти в Русскую драму работать. Это было фантастично и так неожиданно! Оказалось, что друг и коллега Игорь Афанасьев показал Резниковичу мой макет оформления к спектаклю «А зори здесь тихие», сделанный к его курсовой работе. Знаете, после блестящей сценографии Давида Боровского к этому спектаклю для Таганки взяться за оформление постановки было совершеннейшей самонадеянностью, но тут опять сработал мой авантюризм: а я попробую! И что-то у меня придумалось, и, надо сказать, интересное, потому что, как потом рассказал Афанасьев, именно этим макетом заинтересовался Резникович, что и привело позже к тому, что я был приглашен в Русскую драму. Там я успел поставить сказку «Два клена» и начал работу над спектаклем «Кафедра», который потом вышел в постановке Михаила Резниковича, а я оставался в театре работать как художник и режиссер... Через год раздался еще один знаковый звонок. На этот раз от Сергея Владимировича Данченко (он стал художественным руководителем Театра им. И. Франко). Мы с ним не были знакомы, я пришел в гостиницу «Киев», где Данченко тогда жил, и мы пошли на прогулку по Киеву и беседовали несколько часов. После этого «променада» Сергей Владимирович пригласил меня в театр. Честно признаюсь: боязно было отказываться от Русской драмы, но в конце концов я решился. Кстати, в той нашей первой беседе на вопрос Данченко, что хочу поставить, я, совершенно от фонаря, назвал «Сон в летнюю ночь» Шекспира, «Карьера Артура Уи» Брехта и что-то из Вампилова. Когда пришел в театр, то пришлось отвечать за свои идеи, сказанные Данченко сгоряча. Сел, перечитал Шекспира — и обомлел: как же я это буду делать?... Но все-таки поставил, и о том спектакле вспоминают до сих пор. Затем поставил вампиловское «Прощание в июне» — славный получился спектакль, там играла франковская молодежь, которая теперь — основной костяк труппы. Ну, а потом дошло дело и до Брехта. Знаете, его «Карьеру Артура Уи» я бы не ставил ни при каких условиях, но Данченко заставил: было обещание — выполняй! Неожиданно получился очень хороший спектакль на малой сцене, в главной роли выступил Богдан Ступка...

— Валентин, вы подсчитывали, сколько сделали театральных поставок?

— Я не веду точной статистики, но вот недавно для защиты диссертации мне пришлось сесть за подсчеты. Оказалось, что не так уж много; гораздо больше спектаклей я сделал как сценограф. Но надо отметить, что в моем списке были только замечательные авторы, которыми можно гордиться: Шекспир, Мольер, Макиавелли, Гоголь, Чехов, Гольдони, Теннеси Уильямс, Вампилов, Розов, Арбузов, Брехт, Мрожек.

— О какой диссертации вы упомянули?

— Я защитил ее в Словакии — на второй родине, где у меня живет семья. Теперь я кандидат философских наук. Тема диссертации — «Реабилитация системы Станиславского», это то, чем я практически занимаюсь в театре. Я писал диссертацию на материалах постановок Чехова и Гоголя, показывая на них методологию и действие принципов системы Станиславского.

«В ТВОРЧЕСКОМ ПЛАВАНИИ»

— В вашей судьбе был еще один знаменитый театр и работа с выдающимся режиссером — МХАТ и Олег Ефремов. Как вы оказались в Москве?

— Когда я уволился из Театра им. И. Франко и был в так называемом свободном плавании, Анатолий Смелянский, завлит МХАТа, предложил приехать на стажировку к ним. И снова я пустился в авантюру... Было безумно интересно. Олег Николаевич Ефремов относился ко мне очень тепло и заботливо. Там я поставил, кстати, впервые на этой сцене, «Яму» Куприна, которую когда-то хотел поставить сам Станиславский и была заказана инценировка Куприну, но что-то там не сложилось. Хороший спектакль получился, играли молодые еще Юля Меньшова, Игорь Верник, Игорь Волков, теперь уже известные актеры. Спектакль шел несколько сезонов. Во МХАТе я отработал семь лет, два — стажировка, после чего Ефремов пригласил меня режиссером, что по тем временам было неслыханной удачей. В те времена, чтобы получить московскую прописку, театр должен был внести за меня 30 тысяч рублей в горсовет. Тогда это были огромные деньги. Ефремов собрал правление МХАТа, в которое входили звезды первой величины — Смоктуновский, Табаков, Калягин, Евстигнеев, и поставил вопрос: давайте проголосуем, чтобы заплатить из бюджета театра за прописку режиссера Козьменко-Делинде. Проголосовали единогласно. Когда я об этом узнал, целый день ходил окрыленный. Я представлял, как они поднимают руки, чтобы сделать для меня такое грандиозное дело. Вот если есть в моей жизни события, которыми я горжусь, это — первое в списке. Но до счастливой реализации их инициативы не дошло, власть в Москве поменялась, предложили покупать квартиру, но уже по другой цене... Вскоре я ушел из МХАТа и уехал в Словакию. Но навсегда оставил в памяти самые теплые чувства к Олегу Ефремову и коллективу МХАТа.

В Словакии у меня чудесная семья, жена — ведущая театральная актриса, двенадцатилетний сын Кристиан. Он серьезно занимается спортом, футболист. Сын замечательно рисует, пишет стихи и заявляет, что станет режиссером и будет учиться в университете им. Карпенко-Карого. Конечно, для меня ситуация непростая, семья — в Словакии, а я здесь, в Киеве. Все мои профессиональные интересы сегодня связаны с Театром им. И. Франко и актерским курсом, который мы с Богданом Ступкой мечтаем сделать в будущем самостоятельным театром-студией. Поэтому с семьей пока мы решили подчиниться обстоятельствам, заниматься каждый своим делом и встречаться по праздникам. На все премьеры жена и сын обязательно приезжают. Кристиан влюблен в Киев, и это меня очень радует. Надеюсь, что «Божья слеза» станет не просто моей очередной творческой авантюрой, а спектаклем-долгожителем.