Лариса Кадырова: Мы должны гордиться тем, что живем в одно время с Маркесом

Театр — это загадка. Жан-Луи Баро, французский актер и режиссер, в своей книге написал так: «В театре никогда не выигрываешь, но чем больше у тебя друзей, тем больше у тебя врагов». Это объективные факторы, ведь театр формируется на обломках уничтоженного самолюбия. Во всяком случае так утверждал Станиславский. Человек театра — необычный; имея множество измерений своего «Я» (писал Маркузе), он способен выходить к людям с одной новой жизнью, которую вынужден переживать каждый раз по-новому. Феномен Сизифа.

Следовательно, о театре сегодняшнего дня и об опасностях, связанных с ним, о вечных ценностях человека и о лицедействе, о Марии Заньковецкой и Габриеле Гарсиа Маркесе (в контексте нынешнего фестиваля «Мария» к 80-летию великого колумбийца и Международной конференции о воздействии магического реализма на мировую культуру, которая состоится в Театре им. И. Франко) мы говорим с известной актрисой Ларисой Кадыровой, лауреатом Театральной премии имени М. Заньковецкой, артисткой Театра имени И. Франка, председателем художественного совета Киево-Могилянской академии, членом Комитета по Национальным премиям Украины им. Тараса Шевченко (10 сентября актриса отметила свой творческий и жизненный юбилей посреди пути в тысячу человеческих сердец, плененных магией театра).

НАСТРАИВАТЬ НА ДИАЛОГ

— Лариса Николаевна, ваш театр начинался с мечты или со случайности?

— Знаете, я никогда не думала, что буду работать в театре. Мы жили у маминой родной сестры, и это были очень тяжелые времена... Я из рода Кононенко. На Приморье (Зеленый Клин) было село Черниговка. И мой дед — первый тенор. Моя мама объединяла вокруг себя огромное количество людей... Я не знала, что такое театр, ведь в то время не было телевидения, у нас в семье не было никого из артистов. Но представьте, в три года я сказала, что хочу стать артисткой... Вынуждена сознаться, я всю жизнь была в стороне от социума. Дети меня не принимали. Это все влияло на мою интровертность. Я сидела в углу и боялась что-то сказать, потому что думала, что этого нельзя и того нельзя... Я замыкалась в себе и была обособленной от внешнего мира. В школе я училась отлично. По математике была третья в классе, хотя сейчас я по математике абсолютный ноль (а школу закончила с медалью). До 14 лет перечитала всю французскую литературу. Меня захватывало рыцарство, кавалеры, культ дамы... Понимаете, я уже из литературы знала, что значит перчатка, что значит ударенная, брошенная перчатка, дама с веером. Т.е. еще до театра я знала об этих вещах из литературы. Все знания по этикету и этике, знания о нравственности и порядочности, — все приходило из литературы... Вот этот момент дикой интровертности, остракизм, отчужденность от общества и, в то же время, желание быть артисткой, выйти на люди, чтобы освободиться от страха, — все это сформировало мое мировосприятие, мировоззрение, меня как человека и как актрису.

Когда мы переехали в новое жилище, напротив была комната Оперного театра. В ней жили солисты, режиссеры. Поэтому я знаю все оперы и до настоящего времени боготворю момент перед началом спектакля, когда свет еще не погашен, когда только настраивают инструменты, чтобы вот-вот начать играть. Именно этот момент мне напоминает выход на сцену, когда ты должен быть инструментом, задача которого — настроить публику на один лад. Все приходят в театр с разными вкусами, интересами, мыслями, различной энергетикой, и ты начинаешь одна их настраивать на диалог. На сопереживание. На совместный диалог. На гармонию мысли. Удивительный симбиоз. Но больше всего это дало мне возможность мечтать, невзирая на то, что впервые я сказала в три года о том, что хочу быть актрисой. Все может быть, вот моя внучка сейчас в три года — артистка. Знаете, детям свойственно играться. Такое себе хамелеонство. Приспособление к жизни. Мы все разные в различных ситуациях. Вы будете другим завтра, так же как и я. Эти маски на нас постоянно, ведь они — в самой сущности. Маски и личины, которые в нас существуют, — все можно определить понятием театральность. Мы рождены из отличий. Но из-за воспитания не показываем, что в человеке заложен полифонизм, а не только дуализм. То, что мы выносим на люди, — это уже результат нашего воспитания.

И все приходит с годами. Я поняла, что перед тем, как идти к людям, нужно знать хорошо музыку, понимать цвета, пластику пространства и себя в этом пространстве. В моей жизни была музыкальная школа во Львове, потом театральная студия в Театре им. М. Заньковецкой, и уже на последних курсах, где-то в 1961—1962 гг., начала принимать участие в спектаклях. Мое желание постигать как можно больше в профессии завершилось Киевским театральным институтом им. Карпенко-Карого, где я закончила факультет театроведения. Также училась в Ленинградский академии искусств. Я проучилась в ней три курса. На первом был огромный «акцент» на Египте и античном искусстве. Может, с того времени я и полюбила античность так, что до сих пор занимаюсь «Боспорами»... Вы представьте только: еще задолго до нас была такая графика, такая пластика, да что и сравнивать! Нам сейчас уже незачем выдумывать, а нужно изучать то, с чего все начиналось, это непревзойденное искусство человеческого духа, которое мы и до сих пор не постигли.

— Изменился ли театр сегодня и есть ли кризис?

— Театр — живой организм. Не могу так сказать, что есть кризис. Конечно, я сейчас вспоминаю свои первые шаги в театре; кажется, как будто тогда, в те годы это был в корне другой театр. Иллюзия. Когда читаешь письма Плиния-младшего или Сенеки обнаруживаешь те же самые проблемы, которые волнуют нас: родители, дети, любовь, зло, добро... Это волновало людей и тогда, волнует и до сих пор. Это проблемы, которые существуют от начал создания мира. Так же и театр был рядом с человеком с самого начала. Я убеждена, что театр останется. Помните, как начались разговоры о том, что театр отомрет, а на его место придет телевидение? Но ведь этого не произошло. Театральная природа созвучна с природой самого человека, она коррелирует с его сущностью, театр тысячелетиями идет рядом с человеком, а поэтому и не исчезнет никогда.

— А изменился ли зритель? Ощущаете ли вы другие потоки энергии и мыслей?

— Люди есть люди. Меняются условия жизни, и они влияют на психологическое состояние человека. Ритмы изменились. Жанр изменился. Но не изменился сам театр. Это синтез искусств. Это синтез интересного человека, который выходит на сцену и начинает воплощать свои мысли. Чем более интересный человек, тем он производит более глубокие, более тонкие, более мощные подсознательные вибрации. Это все вздор, что человек приходит в театр, чтобы услышать ответ на свои «сакральные» экзистенционные вопросы. Он приходит, чтобы получить энергию...

Например, в Москве появился новый театр — ТЕАТР.DOC. DOC хотя и является якобы документальным театром, основанным на настоящих текстах, интервью и судьбах реальных людей, особый жанр, который существует на грани искусства и злободневного социального анализа. Творческие группы театра создают спектакли на основании встреч с реальными людьми, на актуальные темы действительности. Используются свидетельства людей, техника verbatіm, театральные игры и тренинги. Но является ли это тем настоящим театром, который берет свое начало в античности, которая укореняется как потребность человеческого духа в получении энергии гармонии? Театр отказался от света, от музыки, если она не заложена в самом слове... Основной язык этого театра — матерщина. Насколько я прочитала из прессы. Пусть это будет глубокий театр... Но я все-таки считаю, что театр начинался с театра на площади. Коврик разостлался — и это уже был таинственный квадрат, куда ты входил и где начиналась абсолютно новая магическая жизнь и совместное творчество с высшими силами. Почему все склоняются перед «Черным квадратом» Малевича? А потому, что он втягивает тебя туда, и ты начинаешь соучаствовать Бог знает с чем.

ПОСТОЯННО ВЫНУЖДЕН ПЕРЕБАРЫВАТЬ СЕБЯ

— Но ведь «люди культуры» вопят о «культурных бедствиях» посреди бескультурной государственной политики?

— Кризиса нет. Сколько я живу в театре, ему пророчат смерть; говорили и говорят, что театр в кризисе. Но не стоит забывать, что это живой организм. Он может переболеть. И может выздороветь. Есть прекрасные спектакли. Посмотрите, появляются колоссальные актеры. Проблема в том, что бесконечные сериалы заполнили наше пространство, а это снижает творческое качество, заставляет зрителей, реципиентов искусства принимать низкопробный продукт. Проблема в том, кто занимается формированием современного пространства культуры. Есть абсолютные альтруисты. Но нет поддержки со стороны государственных чиновников. Почему нет качественного кино? Потому что это искусство без финансовой стороны нельзя поставить на рельсы. А сериал — это мелкая пожива, которую, конечно, нельзя сравнить с театром.

Я бы поставила проблему еще иначе: почему мы все время защищаем себя на своей земле? Почему мы не говорим на украинском языке, а вынуждены охранять государственный язык? Почему мы забываем, по какой земле ходим? И в конечном итоге, чей хлеб мы едим?! Почему мы в театре абсурда, — я только так могу назвать Верховную Раду, — не слышим правды!? Как может государственный чиновник выходить к людям и не говорить на государственном языке?! А понимаете, от них зависят культурные проекты. Я имею в виду все то, что называется культурным пространством.

Сериал — низкопробная субстанция, мы на какое-то время якобы заменили вечные ценности денежными. Стратегия на выживание сегодня равнозначна стратегии потребления. Деньги не могут освободить человека от страха, деньги не могут дать свободу.

Вот пример из театра, который, однако, в отличие от денег, может дать свободу духу. Вы даже не представляете, сколько нужно душевного и духовного мужества, чтобы сделать этот первый шаг к людям из-за кулис. А я много поработала в театре, уже 45 лет. Мне и до сих пор страшно выходить, постоянно вынуждена перебарывать себя. Из этого соревнования получается что-то невероятное, и вот именно это что-то я должна донести до зрителя.

В театре ты держишь на себе аудиторию. Мало того, что ты должна сыграть так, чтобы гармонизировать всех, кто пришел получить энергию... Видите, зрителям необходимы эмоции и мысли. Когда актер начинает играть, он настолько обнажается на сцене, что отходят все бытовые привычки, все искусственное, неестественное, то, что держит человека в тисках, весь тот мелочный налет. Человек становится обнаженным. А от этой обнаженности рецепторы памяти, подсознания, если хотите, даже интуиции такое выдают подчас, о чем ты никогда и не думал. И это не генетическая память, а что-то большее, что есть в мире, но чего мы не способны в жизни почувствовать, это та духовная оболочка, тот эмпирей, который есть над каждым из нас. И этому невозможно научить. Я могу открыть новые уровни для восприятия, но далее человек через инсайт должен это все почувствовать своим сердцем и умом. Тогда это по-настоящему. И тогда то, о чем он будет пересказывать людям, которые пришли посмотреть, будет реальностью, но магической реальностью, как у Маркеса.

— Вам больше по вкусу играть классику или современность?

— А что такое классика? Это дистиллированная годами, веками, тысячелетиями проблематика, которая уже пребывает в балансе добра и зла, любви и ненависти. Там не нужно вновь изобретать велосипед. Я больше люблю современность. Почему? Она дает мне возможности для пауз. Я могу своим пониманием жизни обращаться к человеку посредством пауз, которые отвечают моему персональному опыту. Я могу говорить паузами пластичными или визуальными.

Если уже играть классику то так, как оно есть, без упрощений и переписываний. Я ужасно не люблю искажений классики. Сначала проникни в то, что веками сформировано, а уже потом, почувствовав эту глубину, выстраивай новое.

Сегодня состояние неуверенности, ситуация потери этических ценностей охватила прослойку общества. Но я убеждена, что все пройдет. Жизнь лучше нас знает, что такое гармония. Кого-то она поставит начальником, кого-то — ученым, а еще кого-то — художником. Нужно только научиться понимать себя в мире и мир в себе. Ты начинаешь новую роль и на тот момент ничего не знаешь... Каждая новая роль начинается с тишины, с неизвестного, с магической тайны, которую ты можешь или открыть или не открыть.

Я не люблю в театре быть зависимой от актеров-партнеров. Поэтому часто играю сама в моноспектаклях, чтобы научить себя независимости, чтобы без страха смотреть в глаза партнеру. Я научена проживать жизнь от начала и до конца.

— А какие ваши любимые роли? И есть ли такие?

— Есть роли, которые заслужили славу больше всего. Каждая роль — это новое безумие: ты не спишь, не ешь, чтобы ты не делал — везде выныривает роль. Как писал Баро в «Рассуждениях о театре»: идешь по улице и вдруг представляешь, что будет, если твоя любимая умрет. У него аж голова закружилась, он вынужден за что-то схватиться, чтобы не упасть. Вот так и со мной часто бывает.

— А есть ли такие роли, которые никак вам не удавались?

— Конечно. Хотя прилагала такие же усилия. Я не могу сказать, что то удалось, а то нет, что то я больше люблю, а то меньше. Просто люди восприняли больше то, а меньше то. Это невероятное ощущение, когда после спектакля люди идут на сцену, только чтобы поцеловать полы твоей одежды. Вот он — театр. Магия слова, в которую вложена магия духа!

«МАГИЧЕСКИЙ РЕАЛИЗМ»

— Расскажите о Международном фестивале моноспектаклей «Мария»?

—В этом году фестиваль пройдет уже в пятый раз и будет посвящен 80-летию Габриеля Гарсиа Маркеса. Вы только вдумайтесь, что открыл нам этот человек! Магический реализм. Это и фантастика, и магия, и реальность. Сейчас в Украине мы живем в ситуации магического реализма. Никто, кроме Украины (во всяком случае на поприщах Восточной Европы), не вспомнил о Маркесе. Я хочу провести не только фестиваль, а и международную конференцию, в которой возьмут участие латиноамериканисты из США, Чили, Мексики, Китая, Великобритании, России и, конечно, Украины (академик Н. Жулинский, профессоры О. Пронкевич, И. Оржицкий, переводчик Маркеса на украинский Г. Грабовская и другие). Фестиваль состоится уже традиционно на сцене Театра имени И. Франко. Он имеет название «Мария» в честь легендарной украинской актрисы Марии Заньковецкой, перед именем которой я ощущаю ответственность и долг...

Маркес — удивительный писатель. Знаете, когда я рассказала о своем проекте директору Института литературы Николаю Григорьевичу Жулинскому, он спросил: «Что, будешь летать на простыне?» А я отвечаю: «А откуда ты знаешь?» Но ведь и действительно, в конце представления у Маркеса героиня летает на простыне. Вот он, магический реализм — стиль, узнаваемый сразу. И мы должны гордиться тем, что живем в одно время с Маркесом и можем воспроизвести его мышление, его мысль. Хотелось бы, чтобы на фестивале было больше тех людей, кто понимает, что без Маркеса не было бы литературного процесса, каким он является сейчас. Кроме литературных аспектов, речь будет идти и о театре, и об изобразительном искусстве, словом, мы будем иметь дело с синкретический явлением. Но таким является сам Маркес. К сожалению, в мире немногие знают о его моноспектакле «Приданое любви» (Любовный ответ мужчине, который сидит в кресле). Его можно будет увидеть во время фестиваля «Мария» (спектакль поставил режиссер Алексей Кужельный).

Не знаю, каким слухом я это слышу, но ощущаю магический реализм и рядом — украинский отголосок. Если это удастся сочетать и на этом фоне очертить сугубо пластичный театр, тогда может быть очень интересная страница в жизни украинской культуры. Кстати, следующий фестиваль будет посвящен непревзойденному Николаю Васильевичу Гоголю, а в 2010 году — творчеству Антона Павловича Чехова...