Максим МИХАЙЛИЧЕНКО: «К своему шансу надо быть хорошо подготовленным»

Этим летом исполнилось 120 лет со дня смерти Александра Островского. По выражению одного из современных московских критиков, «пьесы Островского идут семимильными шагами». История движется по спирали, не потому ли именно сейчас вдруг проявилась удивительная актуальность его драм? Впрочем, интересен Островский не только у себя на родине. Его драма «Волки и овцы» принесла «Пектораль-2002» и определенную известность киевскому режиссеру-дебютанту Максиму МИХАЙЛИЧЕНКО. Пока этот спектакль самый яркий в творческой биографии Максима.

— Как все началось, кто твои родители?

— Мои родители никакого отношения к театру не имеют. Мама работает в педагогической сфере, а вот папа ближе к искусству: он тесно связан с музыкой, раньше руководил ансамблями. Не могу сказать, что с детства «бредил» сценой. Я мечтал стать писателем, поступить на филфак. Кстати, очень любил историю в школе, и мама советовала мне попробовать поступить на исторический факультет...

— А как же так получилось, что ты пошел по другой дорожке?

— Мой брат оканчивал Театральный институт им. И. Карпенко-Карого на курсе у Ирины Александровны Молостовой. В дипломном спектакле «Калигула», который поставил венгерский режиссер-студент Аттила Виднянский, он играл роль поэта. Им потребовался в спектакле мальчик на бессловесную роль пажа, похожего на умершую сестру Калигулы, которого он переодел девочкой. Полгода в этом спектакле играл студент венгерского курса, а потом он уехал, и появилось вакантное место. Поскольку знали, что у Юры Михайличенко есть младший брат, то меня пригласили на эту роль. Так я попал на сцену...

— Ты понимал, что за роль играешь?

— То, что я играл роль гомосексуалиста, осознал только года через три. Мне ведь тогда еще не было и 16... Мой первый выход на сцену был, скорее, хореографическим. Наш балетмейстер Лева Сомов долго репетировал со мной. Я относился к замечаниям абсолютно спокойно... И вот мне надели отвратительный парик, я мужественно перенес экзекуцию гримом. Зазвучала музыка, я сделал шаг, развернувшись в зал, и вдруг почувствовал взгляд. Мне показалось, что в меня полетели 20 камней. Волнения не было, но именно тогда я испытал мощный толчок — некую энергетику, «наркотик сцены».

— И в тот миг решил связать свою жизнь со сценой?

— Нет, тогда я еще был слишком юн для того, чтобы принимать кардинальные решения. Но, когда я уже хотел сдавать документы на филфак, Юра сказал: «Университет — это научная деятельность! Какой из тебя ученый? Ты же настоящий разгильдяй! Ни минуты на одном месте никогда не усидишь. Тебе надо творчеством заниматься, театром!»

— Можно сказать, что брат за руку привел тебя в Театральный институт?

— В ту пору Юра оканчивал курс, а я поступил к его педагогу И. Молостовой. В свои 16 лет выглядел семиклассником... Ни как индивидуум, ни как типаж, ни как амплуа я не подходил. Сдавая свои экзамены, я чувствовал, что ко мне внимательно присматривается Ирина Александровна, и поступил, конечно же, благодаря ей. Это был переломный 1991 год... Когда я пришел на посвящение в студенты, Украина уже стала независимым государством... А потом окунулся в вихрь занятий: пары, репетиции, этюды — с утра до позднего вечера. Именно тогда я заболел театром по-настоящему.

— Максим, ты говорил, что пришел в институт абсолютно не сформировавшейся личностью...

— Мне кажется, что как личность я до сих пор не сформировался! Например, Василий Шукшин — он пришел в искусство очень поздно, как состоявшийся человек со своим мировоззрением. Поэтому процесс этот очень длительный. Если быть честным, то даже, оканчивая институт, я довольно мало понимал в своей будущей профессии...

— Тебя пригласили работать в ТЮЗ?

— На вступительных экзаменах абитуриентов обычно режут на собеседовании. Молостова вызвала к себе четырех человек. В той четверке я был первым. Ирина Александровна сказала, что, хоть я достаточно начитан и эрудирован, но выгляжу подростком и поэтому смогу играть разве что в детском театре. Тогда никто не думал, что я сильно вырасту... Молостова спросила у меня, согласен ли я играть в ТЮЗе. Я подумал: «Не дождетесь», но дипломатично ответил: «Я без сцены не представляю своей жизни». Эта фраза меня спасла. А из нашей четверки после того собеседования отсеяли троих, а я остался... Хотя, если честно, то работать в ТЮЗе я вовсе не собирался. Я считал этот театр несерьезным. Первый спектакль, который там посмотрел, — «Дроздобород». Играли Ольга Писарь и Александр Бессмертный. Спектакль мне очень понравился. Потом я увидел «Ярмарковий гармидер», и он тоже произвел на меня хорошее впечатление... Вскоре ко мне подошла Лина Васильевна Будник и предложила попробовать свои силы в спектаклях «Ярмарковий гармидер» в роли Царя и на роль Дьяка в «Рождественской ночи»... А моим дебютом на сцене ТЮЗа стал Керубино в спектакле «Женитьбе Фигаро». Я два месяца сидел в зале, наблюдая за репетициями Гирича. А приехал Френкель (художник, живущий в Америке), и оказалось, что именно меня он видит в этой роли. Я стал репетировать, но на премьере играл Толик Суханов... Тогда это режиссерское решение стало сильной моральной травмой. Но я пережил эту обиду. Спектакль «Фигаро» произвел настоящий фурор. Критики заговорили о Гириче, о ТЮЗе, и я понял, что нахожусь в середине интересного творческого процесса, и дальше пошло-поехало...

— Почему ты решил заняться режиссурой?

— Когда я еще учился, мне очень нравилось разбирать ситуацию, я хорошо чувствовал схему. Что происходит, кто как оценивает ситуацию, в чем проявляются особенности психологии персонажа. Я делал не только свою роль, но еще и роль партнера... Молостова отметила мое стремление и даже сказала, что видит во мне будущего режиссера. Ирина Александровна открыла мне секреты режиссуры, объясняла то, что я не понимал, поручала разводить сцены... Она призналась, что жалеет, что поступила на режиссуру, минуя актерский курс. Нужно поработать артистом, и тогда ты лучше поймешь актеров. Только имея этот сценический опыт, мне стоит иди в режиссуру.

Я поработал в ТЮЗе пять лет, забыл о режиссуре. Все произошло спонтанно. Как-то зашел в Театральный институт, заглянул в аудиторию, а там сидели К.М. Дубинин с В.Н. Судьиным, набирающие режиссерский курс. Мне выдали допуск к экзаменам, и я поступил... Очень многое в моей жизни происходит по воле случая.

— Как родилась идея поставить «Волки и овцы»?

— Случайность! Однажды Марина Лях попросила меня отрепетировать отрывок из Островского, чтоб показать Гиричу. Виктор Сергеевич предложил репетировать дальше... Я учился на втором курсе, а на четвертом состоялась премьера «Волков...».

— Есть известное выражение М. Булгакова, который говорил, что случайностей не бывает...

— Просто тебе предоставляется шанс. Молостова говорила, что его нужно только успеть реализовать... Вот, например, таким образом я сыграл Щелкунчика. В спектакле я играл Мышь. Андрей Саминин, который исполнял роль Щелкунчика, заболел. Должен был заменять Толик Суханов, но у него в этот день был прямой эфир, и он опоздал. Когда прозвучал второй звонок, а главного героя все не было — сообщили Гиричу... Я хорошо помнил эту роль и сказал худруку, что могу сыграть, и Виктор Сергеевич бросил: «Переодевайтесь...» И я сыграл. Самое сложное было играть сцену боя под музыку Чайковского. Вроде все получилось, я расслабился, и тут... обозвал мадмуазель Штальбаум Шлагбаумом... Накладка серьезная, но коллеги решили, что я просто пошутил на сцене... После спектакля Гирич признался, что это единственный случай на его памяти, когда актер сумел за пять минут без репетиций вскочить в роль...

— Интересно, было предчувствие, что получишь «Пектораль» за спектакль «Волки и овцы»?

— Нет! Когда выпускаешь свой первый спектакль — столько волнений... За месяц до выпуска я пришел домой в ужасном состоянии, поскольку понимал, что спектакль у меня уже есть, а впереди 30 дней репетиций! Но за неделю до выпуска спектакля у меня уже его не было! К счастью, мой учитель Константин Михайлович Дубинин был куратором этой постановки. Он человек очень тонкий и мудрый: никогда не вмешивается в то, что делает молодой режиссер. Видя мое отчаяние, Дубинин подсказал, как оптимально можно выразить то, что я хочу... Состоялась премьера. Меня поздравляли. В прессе даже прозвучала фраза, что «родился новый режиссер». А «Пектораль» — почетная награда, и мне ее было очень приятно получить.

— Как может получиться хороший спектакль?

— Благодаря команде единомышленников, верящих режиссеру. Верящих не только тому, что он создаст хороший спектакль, но и найдет, поймет свои ошибки...

— Как ты считаешь, имеет ли актер право вступать в полемику с режиссером?

— Принцип спорящей актерской натуры — сам по себе замечательный. Бездумный, слепо подчиняющийся и безвольно выполняющий все — это скучный актер: не индивидуальность.

— А как насчет «сверх-марионетки»?

— Это замечательная схема для гениального режиссера. Это то, что происходит в театре П. Фоменко. Он даже рассказывает своим актерам, какой должна быть интонация героя, которого они играют!

— Есть ли что-то, чего ты боишься как режиссер?

— У меня страх возникает не перед зрителями, критиками, автором пьесы. В конце концов, не все спектакли могут быть хорошими. Я чувствую страх не оправдать кредит доверия, данный мне артистами. Это настолько ценная и хрупкая вещь! Я боюсь их обмануть! Ведь актер верит режиссеру, как ребенок — родителям. Пока, по молодости, чересчур увлекаешься формой, темпоритмом, насыщением... А я мечтаю достичь такого уровня, когда, глядя на сцену, зрители будут следить за спектаклем, раскрыв рот...